Элинор Фарджон - Седьмая принцесса (сборник)
Когда взрослые держали совет, Лоис уже лежала в постели и мечтала, как совсем скоро, завтра утром, она увидит Королеву.
С рассветом жители острова во главе с Пастором вышли на берег. Лоис немного задержалась: она протирала после ночного дождя забрызганные грязью церковные ступени. Но вот, боясь опоздать, она тоже бросилась к морю и вдруг… Плюх! По щиколотку увязла посреди тропинки в огромной грязной луже. Она растерянно глядела на свои мокрые ноги. Ноги-то обсохнут, не беда, но здесь идти самой Королеве, а лужа большая — не перешагнуть, не вычерпать! Однако как бы ни был беден их Бедный остров, негоже заставлять Королеву месить грязь. А вдали уже виднеются паруса золочёной ладьи! Надо что-то делать! Ведь Королева скоро причалит!.. Наконец Лоис прибежала на берег. Пастор уже разговаривал с Королевой и называл ей имена ребятишек, что толпились вокруг. Королева же нежно целовала каждого. Затем, вместе с придворными, она двинулась к церкви по неровной тропе. Лоис услышала, как один придворный, споткнувшись о камень, шепнул другому:
— Вот уж Богом забытая дыра!
Сердечко девочки сжалось, когда процессия дошла до топкого места. Конечно, Лоис залатала его как могла, но помогут ли её старания? Ура, Королева прошла, не замочив ног!
В церкви люди запели. Органа тут не было, Пастор дал первую ноту, и хор вознёс под купол хвалебную песнь. А потом Пастор долго благодарил Бога за то, что Он ниспослал им такую прекрасную Королеву. Лоис не могла отвести глаз от её нежного, тонкого лица. Но оно было залито слезами! Лоис хотела уберечь её от лужи, но от слёз никого не уберечь — даже Королеву…
Люди пропели напоследок ещё одну песню и снова вышли на улицу. Королева спросила: Нельзя ли взглянуть на ваши дома? Вам, должно быть, тут тяжко живётся?
Пастор собирался было ответить «да», но отец Лоис, выйдя вперёд, сказал уверенно и жизнерадостно:
— Жизнь, мне думается, везде нелегка. Но она легче становится, коли есть в ней отрада — красота. Вот и у нас, на Бедном острове, отрада
— Что же у вас красивого? — спросила Королева. — Посмотреть можно?
— С радостью, Ваше Величество. Пойдёмте, мы покажем наш розовый куст.
Люди обступили Королеву ещё теснее и наперебой рассказывали:
— Вы таких роз в жизни не видывали!
— Она белая!
— Это наш единственный цветок!
— Он нынче как раз в цвету!
— Девять бутонов уже распустились, а три распустятся не сегодня завтра.
— В нём счастье нашего острова.
— Пойдёмте, он совсем близко.
— Сразу за церковью.
И гордые бедняки повели Королеву к домику Лоис, а богачи придворные поплелись сзади. И вот всей толпой они обошли церковь, отец Лоис провёл Королеву под окна, но… Показывать было нечего. На месте вырванного с корнями куста чернела рыхлая земля. Бедняки охнули, богачи хихикнули, а Лоис забилась в уголок и горько расплакалась, глядя на втоптанные в землю цветы и листья, что виднелись вдали, прикрывая лужу на тропинке. Зато Королева прошла там, не замочив ног!
Уплыла Королева на золочёной ладье, и жизнь на Бедном острове потекла по-старому. Королева, однако, задумала облегчить его долю: она подарит прихожанам орган, прикажет вымостить дороги и починить лачуги рыбаков, на скалистый остров завезут настоящей земли и возле каждого домика зазеленеет сад. Она задумала много хорошего. Но, не успев ничего сделать, умерла.
На Бедный остров дошли слухи, что она умерла от тайной боли, точившей её долгие годы. Вместе с ней ушли в землю и те слёзы, что стояли в её глазах тогда, на Бедном острове, — слёзы жалости и сострадания. Но теперь они были позабыты. Позабытым оказался и остров, никто не жалел рыбаков, никто и не подумал осуществить замыслы Королевы. Жизнь на Бедном острове текла по-старому, только Цветка у них больше не было.
Лоис никто не ругал за содеянное. «Всё она сделала правильно, — говорили люди. — Мы на её месте поступили бы так же — нельзя, чтоб Королева по грязи шлёпала». Они горевали, что Королева ушла в мир иной, но по-прежнему радовались, что она не замочила ног на их Острове. Лоис горевала очень сильно — и о Цветке, и о Королеве. В утешение отец обещал купить ей другую розу, чего бы это ни стоило.
И вот снова выплыла на небосклон полная луна. Снова откатилось море и рыбацкие жёны потянулись редкой цепочкой по обнажившемуся песчаному дну к Большой земле. На этот раз с ними отправился и отец Лоис. Карман его тяжелили монеты, добытые тяжким, изнурительным трудом. Они продали рыбу и накупили всякой всячины, а отец Лоис купил розовый кустик, тоже белый, — будущую отраду Бедного острова. Он как раз отдавал цветочнику деньги, когда рыбачки прокричали на бегу:
— Скорей! Небо хмурится!
Он взглянул на потемневшее, набрякшее небо и понял, что надо торопиться. Такое небо он видел прежде только раз, когда из-за непогоды прилив нахлынул раньше времени и застал рыбачек врасплох. Женщины перепуганной стайкой неслись по песчаной ряби. Рыбак бросился следом. Главное — успеть на остров до прилива.
На самом же острове оставалось лишь несколько девушек, ребятишки да Пастор. Рыбаки были в море, вдали от родного берега. На острове тоже заметили тревожные тучи; стихший, предгрозовой воздух дышал бедой. Все, столпившись на кромке берега, высматривали своих матерей. А Лоис щурилась, надеясь разглядеть отца. Вот вдали, на мокром песке, показались те, кого они ждали. Люди ползли, точно муравьи, они уже далеко от Большой земли, но до острова тоже не близко! И вдруг прихлынуло и разом вспенилось вокруг Бедного острова море, волны бешено взревели и рванулись, точно дикие лошади, навстречу горстке людей, шагавших по песчаному дну. Надеяться не на что — им уже не помочь, их не спасти.
На скалистом берегу Пастор опустился на колени и принялся молить Господа о спасении путников. Ребятишки молились и плакали вместе с ним. Лишь Лоис стояла и глядела во все глаза.
Заброшенный после смерти Королевы остров Утех излучал теперь бледное сияние, но видела его, похоже, одна только Лоис. Там, в столбе света, явилась ей сама Королева. Далёкая, точно прекрасный сон, и видная притом ясно-ясно, до последней чёрточки — как тогда в церкви, во время песнопений. Только теперь в её глазах не стояли слёзы. Она улыбалась Лоис и простирала над морем девять белых роз. И вдруг бросила их на ревущие зелёные волны с белыми пенистыми гребнями, когда они уже готовы были поглотить путников с Бедного острова. Прилив накатил, затопив всё пространство меж островами, но — чудо! Вода стала листьями, а барашки — белыми розами, и женщины по морю цветов, как посуху, добрались до своих детишек. А отец Лоис вручил дочке новый розовый куст.
Молва твердит об этом чуде и по сей день. Не верите? Приезжайте на Бедный остров, поглядите на белую розу и убедитесь во всём сами.
ДЕВОЧКА, КОТОРАЯ ПОЦЕЛОВАЛА ПЕРСИКОВОЕ ДЕРЕВЦЕ
В Сицилии, в Лингваглоссе, жила однажды деревенская девочка по имени Мариэтта. В том краю росли во множестве фруктовые деревья — персики, абрикосы и хурма с яркими блестящими плодами; были там и оливы с вечнозелёными листьями, и миндаль, который цвёл раньше всех — нежным розовым цветом, и виноградники, где в своё время зрели белые и тёмно-лиловые гроздья. Жизнь крестьян зависела от фруктовых деревьев; фруктовые деревья были всё их достояние.
Край этот раскинулся у подножия горы с огнём в сердцевине и жерлом на верхушке. Временами гора сердилась и плевала огнём и раскалёнными камнями; если же гнев её был очень велик, то из жерла текла, словно перекипающая на огне каша, расплавленная лава; языки пламени вздымались высоко в воздух, а красные от жара камни летели сквозь пламя и падали где придётся. Огненная река меж тем сползала по склону горы, уничтожая всё на своём пути и превращая крестьянскую землю в пустыню; там, где она прошла, воздух так раскалялся, что невозможно было даже дышать. Вот почему крестьяне, что возделывали землю в тени горы, жили в вечном страхе — не заворчит ли гора? Когда же гора начинала ворчать, они молились святому Антонию, чтобы он успокоил её гнев и спас их деревья.
Однако гора гневалась не так уж часто, и Мариэтте сравнялось семь лет, прежде чем она услыхала сердитый ропот горы. В то утро её старший брат Джиакомо вернулся на побывку домой; Мариэтта играла одна в том конце сада, где росло её собственное персиковое деревце. Оно стояло на самом краю участка, который принадлежал её брату, и из всех деревьев было ближайшим к горе. Джиакомо посадил его в день рождения Мариэтты, и девочка любила деревце больше всего на свете. Она разговаривала с ним, словно оно было ей подружкой, и Джиакомо не раз дразнил её и спрашивал, как поживает её маленькая приятельница.
— Сегодня она очень счастлива, — отвечала Мариэтта, когда деревце стояло в цвету.
