Арабские сказки - Книга тысячи и одной ночи
И когда везирь пришел к ее жилищу, он, остановившись за дверью, услышал, как она говорит над гробницей:
"Могила, исчезла ли в тебе красота его?
Погас ли в тебе твой свет, сияющий лик его?
Могила, могила, ты не сад и не свод небес, —
Так как же слились в тебе и месяц и ивы ветвь?"
И когда она говорила, вдруг вошел к ней везирь Шамс-ад-дин и поздоровался с нею и сообщил ей, что он брат ее мужа, а потом он рассказал, что случилось, и разъяснил ей всю историю, и поведал, что ее сын Бедр-ад-дин Хасан провел целую ночь с его дочерью десять лет тому назад, а утром исчез. "А моя дочь понесла от твоего сына и родила мальчика, который со мной, и он твой внук и сын твоего сына от моей дочери".
И, услышав весть о своем сыне и увидев своего деверя, она упала к его ногам и стала целовать их, говоря:
"Награди Аллах возвестившего, что вы прибыли!
Он доставил мне наилучшее, что я слышала.
Будь доволен он тем, что порвано, подарила бы
Ему душу я, что истерзана расставанием".
Потом везирь послал за Аджибом, и когда он пришел, его бабка обняла его и заплакала, и везирь Шамс-ад-дин сказал ей: "Теперь не время плакать, теперь время тебе собираться, чтобы ехать с нами в земли египетские. Быть может, Аллах соединит нас и тебя с твоим сыном и моим племянником!"
И она отвечала: "Слушаю и повинуюсь!" — и тотчас же поднялась и собрала свои вещи, и сокровища, и девушек и немедленно снарядилась; а везирь Шамс-ад-дин пошел к султану Басры и простился с ним, и тот послал с ним подарки и редкости для султана Египта.
И Шамс-ад-дин тотчас же выехал и, достигнув окрестностей города Дамаска, остановился в Кануне[57] и разбил палатки и сказал тем, кто был с ним: "Мы пробудем здесь неделю, пока не купим султану подарки и редкости".
И тогда Аджиб вышел и сказал евнуху: "О Ляик, мне хочется прогуляться! Пойдем отправимся на рынок, пройдем в Дамаск и посмотрим, что случилось с тем поваром, у которого мы ели, а потом ранили его в голову. Он оказал нам милость, и мы дурно поступили с ним".
И евнух ответил: "Слушаю и повинуюсь!" И Аджиб вместе с евнухом вышел из палатки, движимый кровным влечением к отцу, и они тотчас же вошли в город и, не переставая, шли, пока не дошли до харчевни. И они увидели, что повар стоит в лавке (а время близилось к закату солнца), и случилось так, что он сварил гранатных зернышек. И когда они подошли к нему и Аджиб взглянул на него, он почувствовал к нему влечение и увидел след удара камнем у него на лбу, и сказал ему: "Мир тебе! Знай, что мое сердце с тобою". И внутри Бедр-ад-дина все взволновалось, когда он взглянул на мальчика, и сердце его затрепетало, и он склонил голову к земле и хотел и не мог повернуть язык во рту, а потом он поднял голову, униженно и смиренно, и произнес такие стихи:
"Стремился к любимым я, но только увидел их —
Смутился и потерял над сердцем и взором власть.
И в страхе, с почтением понурил я голову,
И чувства свои я скрыть хотел, но не скрыл я их.
И свитками целыми готовил упреки я, —
Когда же мы встретились, я звука не вымолвил".
Потом он сказал им: "Залечите мое сердце и поешьте моего кушанья. Клянусь Аллахом, едва я посмотрел на тебя, мое сердце затрепетало, и я последовал за тобой, будучи без ума". — "Клянусь Аллахом, ты нас любишь, — сказал Аджиб, — и мы съели у тебя кусочек, а ты возложил на нас последствия этого и хотел нас опозорить. Но мы съедим у тебя что-нибудь, только с условием, что ты дашь клятву не выходить за нами и не преследовать нас. Иначе мы больше не вернемся к тебе; а мы пробудем Здесь неделю, пока мой дед не купит подарки для царя".
И Бедр-ад-дин сказал: "Быть по-вашему!" И Аджиб с евнухом вошли в лавку, и тогда Бедр-ад-дин подал им миску с гранатными зернышками, и Аджиб сказал: "Поешь с нами! Может быть, Аллах облегчит нашу тяготу". И Бедр-ад-дин обрадовался и стал есть с ними, уставясь в лицо Аджиба, и его сердце и чувства привязались к нему; но Аджиб сказал: "Не говорил ли я, что ты влюбленный и надоедливый! Довольно тебе глядеть мне в лицо!" И, услышав слова своего сына, Бедр-ад-дин произнес:
"Для тебя в душе сохранил я тайну сокрытую:
Обвита молчаньем моим она, не узнать ее.
И позорящий светоносный месяц своей красой
И той прелестью, что подобна утру светящему,
Твой блестящий лик в нас желанья будит, — конца им нет, —
И сулит свиданья и долгие и частые.
Ужель растаю от жара я, раз твой лик — мой рай,
И умру ль от жажды, коль райский ключ мне слюна твоя?"
И Бедр-ад-дин стал кормить то Аджиба, то евнуха, и они ели, пока не насытились, а потом встали, и Хасан басрийский поднялся и полил им на руки воды и, отвязав от пояса шелковую салфетку, вытер им руги и опрыскал их розовой водой из бывшей у него фляги. И потом он вышел из лавки и вернулся с кружкой питья, смешанного из розовой воды с мускусом, и, поставив ее перед ними, сказал: "Довершите вашу милость!"
И Аджиб взял и отпил и протянул кружку евнуху, и они пили, пока у них не наполнились животы, и оба насытились до сытости, необычайной для них. И после того они ушли и торопились, пока не достигли палаток, и Аджиб пошел к своей бабке, матери его отца, Бедр-ад-дина Хасана, и она поцеловала его и подумала о своем сыне Бедр-ад-дине Хасане и вздохнула и стала плакать, и затем сказала:
"Я прежде надеялась, что снова мы встретимся, —
Ведь жить, когда вы вдали, мне больше не хочется.
Клянусь я, в душе моей одно лишь стремленье к вам,
И тайны Аллах, господь, сокрытые ведает".
И затем она спросила Аджиба: "О дитя мое, где ты был?" И он ответил: "В городе Дамаске". И тогда она подала ему миску гранатных зернышек (а они были не очень сладкие) и сказала евнуху: "Садись с господином!"
И евнух воскликнул про себя: "Клянусь Аллахом, нет у нас охоты до еды!" — и сел; а что до Аджиба, то, когда он сел, его живот был наполнен тем, что он съел и выпил. И он взял кусок хлеба и обмакнул его в гранатные зернышки и съел, и нашел их недостаточно сладкими, так как был сыт. "Фу! Что это за мерзкое кушанье!" — воскликнул он. И его бабка сказала: "О дитя мое, ты хулишь мое кушанье, а я сама его варила, и никто не умеет так его варить, как я, кроме твоего отца, Бедр-ад-дина Хасана". — "О госпожа, — сказал Аджиб, — твоя стряпня отвратительна! Мы сейчас видели в городе повара, который сварил таких гранатных зернышек, что их запах раскрывает сердца, а его кушанье хочется съесть целиком. А твое кушанье в сравнении с ним ничего не стоит".
Услышав эти слова, бабка Аджиба пришла в сильный гнев и посмотрела на евнуха…"
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двадцать четвертая ночьКогда же наступила двадцать четвертая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что бабка Аджиба, услышав его слова, разгневалась и посмотрела на евнуха и сказала ему: "Горе тебе! Ты испортил моего внука, так как заходил с ним в харчевню!"
И евнух испугался и стал отрицать и сказал: "Мы не Заходили в харчевню, а только проходили мимо". — "Клянусь Аллахом, мы заходили и ели, и его кушанье лучше твоего!" — сказал Аджиб; и тогда его бабка поднялась и рассказала об этом брату своего мужа и вызвала в нем гнев на евнуха.
И евнух явился к везирю, и тот сказал ему: "Зачем ты заходил с моим внуком в харчевню?"
И евнух испугался и сказал: "Мы не заходили!" Но Аджиб воскликнул: "Мы зашли и поели гранатных зернышек досыта, и повар напоил нас медом со снегом и с сахаром!" И везирь еще больше разгневался на евнуха и спросил его, но тот все отрицал.
И тогда везирь воскликнул: "Если твои слова — правда, сядь и поешь перед нами!" И евнух подошел и хотел есть, но не мог, и бросил кусок хлеба и сказал: "О господин мой, я сыт со вчерашнего дня!"
И везирь понял, что он ел у повара, и велел рабам повалить его, и принялся его больно бить.
И евнух завопил и сказал: "О господин, не бей меня, я расскажу тебе правду!" И тогда его перестали бить; и везирь воскликнул: "Говори по истине!" И евнух сказал: "Знай, что мы вошли в харчевню, когда повар варил гранатные зернышки, и он поставил их перед нами, и, клянусь Аллахом, я в жизни не ел ничего подобного им и не пробовал ничего сквернее того, что перед нами".
И мать Бедр-ад-дина Хасана рассердилась и сказала: "Непременно пойди к этому повару и принеси от него миску гранатных зернышек! Покажи их твоему господину, и пусть он скажет, которые лучше и вкуснее". — "Хорошо!" — сказал евнух; и она тотчас дала ему миску и полдинара, и он отправился и, придя в харчевню, сказал повару: "Мы поспорили в доме моего господина о твоем кушанье, так как у них тоже готовили гранатные зернышки. Дай нам твоего кушанья на эти полдинара и берегись: мы наелись болезненных ударов за твою стряпню".
