Шалва Амонашвили - Амон-Ра
Было за полдень, когда Амон-Pa и Иорам, после двухдневного пути, достигли места строительства дворца. Иаков в это время показывал Юстиниану прорытый фундамент и озеро, объяснял, что будет сделано в ближайшее время, где что будет построено. Илья стоял рядом с ним. Он издалека заметил Амон-Pa и Иорама и так обрадовался, что забыл о своем положении слуги и бросился к ним. Юстиниан возмутился, как посмел слуга без разрешения господина поступить так самовольно.
— Почему он убежал куда-то, не взяв разрешения? — спросил он Иакова.
— Господин, — спокойно и невозмутимо произнес Иаков, который тоже увидел Амон-Pa и Иорама и тоже побежал бы им навстречу, если бы не находился перед римским вельможей, — к нему издалека приехали друзья, которых он давно не видел…
— Почему они приехали? Что им здесь надо? — заинтересовался Юстиниан.
— Господин, если будет ваша воля, я найду, чем их занять!
— Они же дети, чем ты их займешь? — допытывался Юстиниан, но тут же добавил: — Впрочем, как знаешь. Ведь ты и есть неизвестный…
Юстиниан в тот день уехал раньше. Иаков был наслышан, что у него больна жена, она в тяжелом состоянии, врачи не предвещают ничего хорошего. И Юстиниан спешил вернуться к ней.
Илья и Иаков весьма обрадовались приходу Амон-Ра и Иорама.
Отец прижал к себе сына, приласкал, спросил об Анне, о Саломее.
Деяния же Бунгло Илью и Иакова страшно развеселили.
Амон-Pa интересовался, как продвигается строительство. Илья и Иаков повели их показать все на месте. Они осмотрели новые машины, канал, озеро.
И когда у озера обсуждали вопрос о том, какие будут стоять скульптуры вокруг, каким будет фонтан, вдруг к Иакову подбежали взволнованные рабочие.
— Господин, — в спешке и еле дыша, произнес один, — случилась беда! Сын каменотеса раздавил себе ногу, на него упал камень! Может быть, поможете, спасете?..
Около пятисот рабочих были заняты на строительстве дворца. Их разделили по делам и заданиям. Иаков по-доброму относился к каждому рабочему, заботился о них. Рабочие тоже полюбили своего начальника, и когда у кого-то возникали трудности, то бежали к нему за помощью.
Иаков знал сына каменотеса, этого десятилетнего неугомонного шалуна Филиппа. Отец всегда брал его с собой, куда бы ни ехал зарабатывать. Да и некому было оставлять его, ибо не имел ни дома, ни жены, ни близких. Филипп был его приемным сыном. Странствуя по дорогам в поисках работы, нашел он брошенного, как котенка, младенца и стал для него и отцом, и матерью. Хотя Филипп был шалуном, но любил трудиться, всегда был рядом с отцом и помогал ему, проявлял способности и освоил несколько специальностей. Среди рабочих он был самым маленьким, потому взрослые баловали его, он же охотно выполнял их поручения.
Услышав о беде с мальчиком, Иаков сильно забеспокоился.
— Чем мы можем ему помочь? — умоляюще спросил он Амон-Pa и Иорама.
— Пойдем, посмотрим! — сказал Амон-Ра.
Все побежали вслед за рабочими и вскоре оказались перед зрелищем, от которого сердце каждого вздрогнуло: нога мальчика была совсем раздроблена на мелкие кусочки. Из-за неосторожности отца сверху упал огромный камень, который рабочие с большими усилиями подняли, чтобы уложить его в стену будущего дворца. Мальчик лежал внизу на траве с закрытыми глазами и, наверное, о чем-то мечтал, когда камень с беспощадной силой и тяжестью упал вниз. Он так и не понял, что с ним произошло, не успев даже закричать, — он лежал без сознания, а нога его была смята, кости были смешаны с мякотью, кровью и грязью. Отец кричал, рвался покончить с собой — удариться головой об этот же самый камень, но другие удерживали его.
— Бери меня с собой, сынок, не пущу тебя одного в тот мир… Филипп, Филипп, сынок…
Почти все рабочие, которые были на строительстве, собрались вокруг места бедствия, кто плакал, кто печально глядел на мальчика. Некоторые же, опустившись на колени, пытались привести Филиппа в чувства, однако лицо их выражало безнадежность и горе: мальчик умер.
Увидев Иакова, люди расступились и пропустили его к лежащему на земле без признаков жизни мальчику.
— Иаков, спаси моего сына… — взмолился отец. Иаков, увидев мальчика в крови, тоже зарыдал вместе с отцом.
— Попробуем спасти! — шепнул Амон-Pa Иораму.
Иорам быстро достал из сумки целительные мази, но понимал, что мальчика мог спасти только мощный огонь сердца.
Люди надеялись, что Иаков сразу что-то предпримет, потому не могли понять, почему он опустился на коленях перед мальчиком и замер, почему не дает срочные распоряжения. Зато какие-то незнакомые мальчики, которые пришли вместе с ним, как-то странно суетились вокруг Филиппа.
Иорам достал из банки всю мазь, густо смазал ею свои руки и накрыл ими вместе с руками Амон-Ра раздавленную ногу мальчика.
— Иорам, призови к себе всю мощь своей любви и сочувствия! — тихо сказал ему Амон-Pa, и спустя несколько минут оба переместились в Высший Мир, погрузились в бездонное пространство голубого огня. Вокруг не было ничего, кроме языков пылающего голубого огня, мягкого и теплого. Языки пламени ласкали душу мальчиков и возжигали их сердца.
— Иаков, куда ты смотришь… не нужны моему сыну твои слезы… спаси его… — кричал отец. Но до Иакова не доходила мольба отца, он тоже не видел вокруг никого и ничего, ибо тоже направил огонь своего сердца на маленького Филиппа и тем самым усиливал старания Амон-Pa и Иорама. И никто не смог бы догадаться, что в это время могло происходить что-либо спасительное для Филиппа.
Наконец, народ подумал, что, наверное, мальчик действительно умер, и Иаков, будучи не в состоянии ему помочь, плачет. Вдруг как будто над всеми опустилось мрачное облако боли и горя, как будто подул ветер беспощадности и безысходности, как будто пошел град страха — все это были изверженные из сердец людей обрывки мыслеобразов, пропитанные чувством безнадежного сострадания. Мрачное облако все наполнялось, сгущалось и опускалось над мальчиком. Еще минута, и эта сгущенная сила отчаяния разразилась бы беззвучным громом и похитила бы его душу.
И в это время Илья, сердце которого почувствовало, что могло бы произойти, а глаза увидели эту невидимую для других темную силу над мальчиком, — в мертвой тишине, когда умолк и отец Филиппа, поддавшийся горю, произнес во всеуслышание, как бы приказывая, но так, чтобы не нарушить духовную сосредоточенность Амон-Pa и Иорама:
— Люди, что с вами происходит!.. Спасите Филиппа, не хороните его! Пусть каждый подаст ему искру любви и надежды! Ну, давайте, вместе… Искру надежды и любви… Раз… Еще… Два… Еще… Три…
В ту же самую минуту сгущенную темную тучу над Филиппом пронзили маленькие светлые стрелы. Туча не ожидала этого и, сгустившись еще больше, собралась захватить душу мальчика. Но все новые и новые потоки огненных стрел не дали ей возможности свершить злое дело. Огненные искры тоже объединились в пылающий шар, который проник в гущу темной тучи, где взорвался. Темная туча мигом сгорела и исчезла, а на ее месте возник новый огненный шар, который приблизился к мальчику, поиграл над ним, а потом вошел в него и скрылся. Свидетелем этой борьбы был только Илья, только он видел то, чего не видел никто. Зато спустя две-три минуты все стали свидетелями чуда: Филипп открыл глаза и спросил голосом неугомонного шалуна:
— Отец, что происходит? Отец, я жив?
Неожиданная мощная радость, как молния во тьме, осветила вдруг всю окружность реки Иордан. И как торжественные колокола, во всеуслышание зазвенели сердца людей.
Отец Филиппа не понял, из какого мира зазвучал голос сына. Но когда увидел сына улыбающегося, сердце как будто выпрыгнуло из гнезда и радостно закричало:
— Сыно-о-о-ок, ты жив! Филипп… Мой сын жи-и-ив!
Он бросился к Филиппу, с силой оттолкнув Амон-Ра и Иорама. "Отойдите" — закричал он грубо и прижался к сыну.
— Ты жив, Филипп… Не будем горевать из-за одной ноги, раз ты жив, сынок… Жизнь важнее… чем нога…
Первым пришел в себя Амон-Pa, потом Иорам и Иаков. У каждого из них страшно болела спина, они не чувствовали своих ног, голова гудела. Попытались встать, но не смогли. Никто и не подумал помочь им. Люди и представить себе не могли, чем занимались эти странные мальчики, которые почему-то накрыли ладонями ногу Филиппа, и что делал Иаков, безмолвно взирая на мальчика. Руки Иорама были совсем засохшие, на них не осталось следа от целительной мази.
— Отец, по-моему, на мою ногу упал вот этот камень? — спросил Филипп.
— Да, сынок… Это была моя вина… я сбросил камень сверху, неосторожно его поднял и не удержал… Бог спас нас, хорошо еще, что камень не упал на голову… нога… ну, что поделаешь, прости меня, сынок… — отец не переставал рыдать.
— Отец, о чем ты говоришь?! Я потерял ногу?! Как это так?! — с удивлением воскликнул Филипп. В его голосе вовсе не чувствовалось, что он мучился от боли. Наоборот, Филипп был добр и весел. Его веселило еще и то, что вокруг него собралось столько народу.
