Эдит Несбит - История амулета
— Нужно посоветоваться с ученым джентльменом! — радостно предложила мозговитая Джейн.
А поскольку никто не мог придумать ничего лучшего, то четверо детей и маленькая замарашка со всей возможной скоростью ринулись обратно на Фицрой-стрит, причем маленькая замарашка изо всех сил держалась за руку Антеи и больше уже не ревела во весь голос, а лишь изредка потихоньку всхлипывала.
Ученый джентльмен оторвался от своих бесчисленных бумаг и посмотрел на них с улыбкой, которая стала свойственна ему с момента, когда у него наступило кратковременное помутнение рассудка, и ласково пригласил детей войти. Дети уже давно заглядывали в комнату ученого джентльмена, как к себе домой — такой теплой и веселой казалась она им. Даже страшный футляр для мумии теперь, казалось, улыбался им, как если бы решил снизойти с высоты своего древнеегипетского происхождения и позволить четверым английским сорванцам безнаказанно мозолить себе глаза в любое время дня.
Вошли они не все. Антея осталась сидеть на лестнице с Имоджен-Имоген, которой в этом ноябре должно было исполниться аж девять лет, а Сирил, Роберт и Джейн храбро отправились просить совета.
Ученый джентльмен слушал мальчиков с самым серьезным видом.
— Мне кажется, что бедной замарашке просто ужасно не повезло, — заключил свое повествование Сирил. — На самом деле я слышал, что многие богатые люди готовы отдать все пальцы на обеих руках, лишь бы только у них был ребенок. (Я-то, конечно, никогда ничего подобного не захочу, но я ведь другое дело). Так что где-нибудь наверняка должен отыскаться богатей, который ее с радостью усыно… то есть, удочерит.
— А я слышал, что цыгане очень любят детей, — с надеждой в голосе вставил Роберт. — Не зря же они их постоянно похищают. Может быть, она им понадобится?
— На самом деле она ведь очень красивая девочка, — добавила Джейн. — Правда, сначала она вела себя с нами на редкость грубо, но ведь это оттого, что мы выглядели уж больно веселыми да счастливыми. Вы понимаете, о чем я говорю, правда?
— Да, — ответил ученый джентльмен, рассеянно вертя в руках какую-то крошечную египетскую статуэтку. — Я понимаю тебя очень хорошо. И не только тебя, но и твоих братишек. Как они совершенно справедливо предположили, где-нибудь должен найтись такой дом, где ее примут с распростертыми объятиями. — И он задумчиво уставился на египетскую статуэтку.
Антея тем временем изнывала от нетерпения на лестнице. Ей показалось, что обсуждение такого простого вопроса, как судьба бедной маленькой девочки, тянется что-то уж чересчур долго. Вдобавок ей постоянно приходилось утешать все еще изредка всхлипывавшую маленькую замарашку, и поэтому немудрено, что за всеми этими хлопотами она абсолютно не заметила Псаммиада, который, проснувшись от звука ее голоса, отряхнулся от песка и неловко заковылял вверх по лестнице. Песчаный Эльф был уже совсем близко, когда она наконец заметила его и, быстро подхватив на руки, посадила к себе на колени.
— Что это такое? — изумленно спросила маленькая замарашка. — Что-то вроде кошки или цирковой обезьянки, а?
И тут Антея услыхала, как ученый джентльмен произнес: «Да, хотел бы я найти такой дом, где бы ей были рады!» и тут же почувствовала, как Псаммиад начал раздуваться у нее на коленях.
Она вскочила на ноги, закатала Псаммиада в край своей верхней юбки и, подхватив Имоджен под руку, что было сил помчалась в комнату ученого джентльмена.
— По крайней мере, давайте держаться вместе! — закричала она, буквально вламываясь в дверь. — Всем взяться за руки — живо!
Образованный наспех круг сильно напоминал одну из излюбленных детских забав типа английского «тутового куста» или русского «хоровода». Антее было тяжелее всех, потому что ей, кроме всего прочего, пришлось еще держать в зубах край своей верхней юбки, которой с этого момента и до Бог знает какого времени предстояло служить сумкой для Псаммиада.
— Надеюсь, на этот раз вы всего-лишь играете? — робко осведомился ученый джентльмен, но на него никто не обратил внимания.
Последовала минута напряженного ожидания, а затем все шестеро хороводников испытали то ни с чем не сравнимое ощущение смерчевидного, вихреподобного и веретенообразного полета, которое знакомо всем, кому доводилось переноситься из одного времени в другое при помощи волшебства и Герберта Уэллса. Не обошлось и без подобающего данному случаю тошнотворного сумеречного мерцания.
Однако всему хорошему когда-нибудь да бывает конец, и очень скоро мерцающий туман рассеялся, а вместе с ним прекратились и все мыслимые (и немыслимые) ощущения. Все шестеро по-прежнему стояли кружком, но их двенадцать ног больше не упирались в гладкий ворс ковра, расстеленного в комнате ученого джентльмена, а ласкались о густую зеленую траву лесной лужайки. Там, где раньше был грязновато-желтоватый потолок чердачной квартиры дома на Фицрой-стрит, теперь простиралось бледно-голубое небо. Вместо стен и раскрашенного футляра для мумии наличествовали высокие деревья, преимущественно дубы и ясени, с могучими стволами и буйными темно-зелеными кронами, а под ними теснились взъерошенные кусты и ползучие побеги коричневого плюща. Изредка посреди этого растительного разнообразия встречались стоявшие в гордом одиночестве буки, под которыми не было ничего, кроме их же собственных пожелтевших листьев да отдельных жеманно поникших лапок папоротника.
Итак, все шестеро спокойно стояли себе посреди этих немного диковатых декораций и держались за руки, как дети, играющие в «тутовый куст» или «хоровод» (что, в принципе, одно и то же). Обыкновенные шестеро людей посреди обыкновенного леса. На первый взгляд, это и впрямь звучит на редкость буднично, но вспомните — ни один из этих обыкновенных людей не имел ни малейшего представления о том, что это был за лес, а также где и, самое главное, в каком времени он находился. Правда, какое-то смутное чувство подсказывало четверым нашим приятелем и ученому джентльмену, что их забросило в какое-то весьма и весьма отдаленное прошлое. Во всяком случае первые принялись с любопытством глазеть по сторонам, а последний, тяжело вздохнув, произнес:
— О Господи, еще один сон!
Что же до Имоджен, у которой все происходящее не вызывало ровно никаких чувств, кроме примитивного удивления, то она просто широко разинула рот и сильно выпучила глаза.
— Где мы? — спросил Сирил Псаммиада.
— В Британии, — ответил тот.
— А в каком времени? — спросила Антея.
— Примерно в пятьдесят пятом году до того момента, от которого вы ведете свое летоисчисление, — довольно злобно ответил Псаммиад. — У кого-нибудь есть еще какие-нибудь вопросы? — добавил он, высовывая голову из бесформенного подобия сумки, столь самоотверженно изготовленного Антеей из полы своего совсем нового голубого платья, и поводя по сторонам улиточьими глазками. — Я бывал в древней Британии и раньше, и, скажу вам, с тех пор здесь ничего не изменилось.
— Да, но почему нас занесло именно сюда? — спросила Антея.
— Ваш абсолютно безответственный ученый друг, — сказал Псаммиад, — пожелал найти такой дом, где были бы рады принять эту недозрелую и крайне непривлекательную особу женского пола, которую вы имели крайнюю неосторожность подцепить неведомо на какой помойке. В те золотые дни, когда на Земле еще водились мегатерии, хорошо воспитанные дети не имели обыкновения заговаривать с незнакомыми людьми в парках. Одним словом, ваш маловразумительный друг пожелал перенестись в место, где были бы рады принять эту маленькую замарашку, и вот вы здесь!
— Здесь-то мы здесь, — с сомнением покачала головой Антея. — Но почему? И с какой стати ты выбрал такое дикое время?
— Неужели вы всерьез можете предположить, что какой-нибудь более или менее рассудительный человек из вашего времени согласится принять к себе в дом эту маленькую дикарку? — раздраженно произнес Псаммиад. — Вы устроили в вашей дорогой стране такой потрясающий бардак, что в ней хватает места едва ли половине всех ваших детей. И уж, конечно, никто не собирается заботиться об оставшейся без места половине.
— Ну знаешь, мы в этом ни капельки не виноваты… — принялась оправдываться Антея.
— А кто виноват в том, — перебил ее Песчаный Эльф, достигая последней степени кипения, — что я очутился без своей любимой водонепроницаемой клееночки посреди древней Британии, прославившейся на весь мир своими дождями и туманами?
— На вот, возьми это! — сказал Роберт, стаскивая с плеч пиджак.
Антея расстелила пиджак на траве, посадила на него Псаммиада и осторожно сложила полы и рукава таким образом, что снаружи остались торчать одни лишь улиточьи глазки да мышиные ушки Песчаного Эльфа.
— Ну вот! — ободряюще сказала она. — Теперь даже если пойдет дождь, я смогу укрыть тебя целиком в считанные доли секунды. Ну ладно, что нам теперь делать?
