Эдит Несбит - История амулета
Однако Антея убеждала его, что поверить в это не составляет ей никакого труда.
Хорошо хоть, что он перестал разглагольствовать о передаче мыслей на расстояние. Да и немудрено — он успел повидать слишком много настоящих чудес для того, чтобы верить в какую-то идиотскую научную теорию.
В результате своего кратковременного помутнения рассудка дети почти напрочь забыли об амулете — по крайней мере, новых предложений о путешествиях во времени ни от кого больше не поступало. Роберт выразил овладевшее всеми настроение, энергично заявив, что он сыт по горло амулетом и всеми его чудесами. Остальные молча согласились.
Что же касается Псаммиада, то он был настолько истощен неуемными желаниями вавилонской королевы и ученого джентльмена (и особенно усилиями, которые ему приходилось предпринимать по ликвидации их последствий), что на неопределенное время зарылся в песок, предварительно попросив не будить его, даже если в Лондоне случится ненавистное ему наводнение.
Дети оставили его в покое. Теперь они уже боялись брать его с собой на прогулки по городу — слишком уж очевидной была опасность, что кто-нибудь из подвернувшихся под руку прохожих неосторожно выскажет вслух какое-нибудь идиотское желание.
Кроме того, в Лондоне всегда найдется чем развлечься и без помощи всяких там амулетов и псаммиадов. Можно, например, сходить в Лондонский Тауэр, посетить здание Парламента, Национальную Галерею, знаменитый Лондонский зоопарк, или подурачиться на травке в бесчисленных городских парках, или же исследовать такие заповедные места, как всемирно известные выставки в Саут-Кенсингтоне, или Музей Восковых Фигур мадам Тюссо, или, наконец, Королевские Ботанические сады в Кью. (Публичных бань детям хватило в Атлантиде). Тем более что до Кью можно было добраться на речном пароходике — а уж если куда-нибудь вообще ехать, то, по глубокому убеждению детей, это нужно было делать только при помощи речного параходика. Но поездка так и не состоялась, потому что именно в тот момент, когда они с жаром обсуждали все детали предстоящего путешествия, обдумывая, сколько им нужно взять с собой еды и сколько вся эта еда будет стоит, началось захватывающее приключение с маленькой замарашкой.
Они сидели на скамейке в Сент-Джеймсском парке и наблюдали за тем, как исполненный чувством собственного достоинства пеликан осторожно отмахивается от наглых приставаний речных чаек, которым хотелось завести с ним какую-нибудь развеселую игру. Пеликан, подобно всем остальным своим собратьям, вполне справедливо полагал, что его сверхграциозная фигура не очень-то приспособлена для развеселых игр, а потому изо всех сил жеманился и давал чайкам понять, чтобы они нашли себе в партнеры кого-нибудь понескладнее.
Временное помутнение рассудка, вызванное гибелью Атлантиды, почти закончилось, и Сирил, которому всегда было просто необходимо вырабатывать какое-нибудь определенное отношение к тому, что с ним происходило, сидел, молча перебирая в голове трагические события последнего путешествия во времени.
— Ничего, ничего, это я так, размышляю про себя, — ответил он на нетерпеливый вопрос Роберта о причине его непонятной задумчивости. — Когда я обо всем передумаю, я вам скажу.
— Если ты собираешься сказать нам что-нибудь насчет амулета, — встрепенулась Джейн, — так я про это даже и слушать не желаю!
— А тебя никто и не просит слушать, глупышка, — ласково произнес Сирил. — Кроме того, я передумал еще далеко не все. И вообще, этому, кажется, никакого конца не будет. Так что давайте-ка отправимся между тем в Кью!
— Я бы лучше отправился туда не «междутем», а пароходом, — сказал Роберт, изрядно развеселив обеих девочек.
— Прекрасно! — сказал Сирил. — Валяй, строй из себя шута горохового! Поди еще думаешь, что было очень смешно?
— Но, Сирил, это правда было смешно! — сказала Антея.
— Послушай, Синичка, мне бы и в голову не пришло подшучивать над тобой, если бы я знал, что тебе будет неприятно, — попытался умиротворить брата Роберт.
— О, заткнись, пожалуйста! — отмахнулся Сирил. — А если не можешь, так скажи что-нибудь путное насчет Кью.
— Я бы хотела посмотреть на тамошние пальмы, — поспешно начала Антея. — Вот интересно, походят они хотя бы капельку на те прекрасные, пушистые, золотистые пальмочки, под которыми наш полупрозрачный викарий обвенчал кухарку и взломщика?
Все разногласия были тотчас же позабыты. На детей нахлынула теплая и щедрая волна воспоминаний, из которой иногда выныривали вопросы типа «А помните, как…?» или «А правда было здорово, когда…?»
— Клянусь честью! — мечтательно заключил Сирил, когда последняя капля этой замечательной волны исчезла в песке у них под ногами. — Вот были же у нас денечки!
— Да они у нас и сейчас ничего, — сказал Роберт.
— Только давайте не будем снова начинать про амулет! — простонала Джейн.
— Да вот, я как раз об этом-то и думал… — начал было Сирил, но никому так и не удалось узнать, что он конкретно имел в виду, потому что в этот момент в непосредственной близости от них раздались громкие всхлипывания маленькой замарашки.
На самом деле она была не замарашкой, не такой уж и маленькой, как вы могли подумать. Она была довольно опрятной девочкой примерно джейнова возраста, и она плакала так долго и так сильно, что вам вряд ли удалось бы разглядеть сквозь тонюсенькую щелку между ее припухшими веками, какие у нее были прекрасные голубые глаза. Единственным грязным местом, которое на ней вообще имелось, был подол платья, да и то потому, что платье было чересчур длинным и широким для нее. Под стать платью была и соломенная шляпка с голубыми лентами, явно рассчитанная на гораздо более объемистую голову, чем ее маленькая изящная головка, покрытая взъерошенными льняными волосами. Но раз уж дети окрестили ее (между собой, конечно) «маленькой замарашкой», то и мы будем ее так называть. Так вот, маленькая замарашка стояла и рыдала, исподлобья поглядывая на детей.
— О Боже мой! — воскликнула Антея, соскакивая со скамейки. — Что такое с тобой случилось?
И она нежно положила руку девочке на плечо. Однако та решительным образом стряхнула ее, всем своим видом давая понять, что не потерпит никаких объятий.
— Оставь меня в покое! — сказала она. — Я тебе ничего не сделала.
— Но я просто хочу знать, что случилось, — удивилась Антея. — Тебя кто-то обидел?
— А тебе что за дело? — свирепо огрызнулась маленькая девочка. — С тобой-то ведь все в порядке!
— Пойдем отсюда! — сказал Роберт, хватая Антею за рукав и изо всех сил пытаясь оттащить ее в сторону. — Ты разве не видишь, что это всего лишь наглая, грубая и абсолютно невоспитанная замарашка?
— Ты ничего не понимаешь! — возмутилась Антея. — Никакая она не грубая! Просто она очень и очень несчастная. Так в чем же дело? — снова обратилась она к девочке.
— Да-а-а, — продолжала ныть та. — У тебя-то все в порядке! Уж тебя-то не собираются отправлять в казенный дом!
— Давай мы отведем тебя домой! — сказала Антея, а Джейн прибавила: — Где живет твоя мама?
— Она нигде не живет… Она умерла… Ну что, довольны? — почти радостно прокричала маленькая девочка, на которую, по-видимому, накатил очередной приступ самобичевания. Затем она вдруг широко раскрыла свои распухшие от слез глаза, яростно топнула ногой и со всех ног бросилась прочь. Далеко, правда, она не убежала. Поравнявшись с соседней скамейкой, она столь же внезапно бросилась на нее и принялась реветь, как стадо гонимых на убой белуг.
Не раздумывая ни минуты, сердобольная Антея бросилась вслед за ней и через секунду уже как только могла крепко обвивала руками сгорбившуюся на скамейке детскую фигурку.
— О, пожалуйста, не плачь, не плачь, моя милая! — нежно нашептывала она огромной соломенной шляпке, которая к тому времени окончательно съехала на ухо маленькой замарашке. — Расскажи все своей Антеечке, и Антеечка обязательно поможет тебе. Ну же, милая, не плачь, успокойся!
Остальные дети предпочли оставаться в некотором отдалении. Несколько случайных прохожих подарили всем пятерым по изумленному взгляду.
Теперь маленькая девочка плакала уже лишь фрагментарно. Все остальное время она что-то неслышно рассказывала Антее.
Наконец Антея подозвала к себе Сирила.
— Это ужасно! — яростно зашептала она. — Ее отец был плотником, и это был очень положительный мужчина, и он никогда не позволял себе ни капли, разве что надирался вдрызг по субботам, и он отправился искать работу в Лондон, и в Лондоне работы не оказалось, и он умер, а ее зовут Имоджен, но сама она называет себя Имоген, и в этом ноябре ей исполнится аж девять лет. И вот теперь ее мама тоже умерла, и она осталась одна с миссис Шропсол, миссис Шропсол — это их домохозяйка, и она очень добрая, но завтра придет Исправительный Суженный, то есть Исполнительный Служащий, и отведет ее в казенный дом, что на самом деле означает «работный дом». Это просто ужас какой-то! Что будем делать?
