Людвиг Тик - Достопамятное жизнеописание Его Величества Абрагама Тонелли
Король возымел намерение пригласить в гости соседнего императора и написал ему, что заполучил к своему двору такого диковинного человека и художника, который сумеет доставить ему несчетную потеху. Я же тем временем позаботился, чтоб мне припасли большую жестяную кружку, с которой всегда расхаживал, когда покажу какой-нибудь кунстштюк. Ожидал прибытия турецкого императора с большим удовольствием.
23Император турецкий и впрямь прибыл, и король вознамерился оказать ему чрезвычайные почести. Полагался при этом преимущественно на мое искусство.
По всемилостивейшему повелению моего короля навстречу императору выступили трубачи и литаврщики, и как только он приблизился, загремела янычарская музыка в самом полном составе. Потом выпалили сразу все пушки, и король, едва услышал их пальбу, обратился ко мне: «Ну, Тонерль, выручай, бога ради!». Я хорошо запомнил эти слова, и мне не надо было долго чиниться с приготовлениями.
26Император прибыл, и мой король взял его под руку, чтобы немедля отвести в столовую палату. Едва император отворил дверь, как на самом пороге уже лежал я, приняв облик ужасающего дракона; и плюнул ему в лицо, – однако ж с изысканною учтивостию, – немножко пламенем. Император отступил, помертвев от испугу, а моему королю было весьма приятно, что он мог втайне уготовить ему такую радость, и он сказал: «Соизвольте, ваше императорское величество, только смелей идти вперед, сей дракон не причиняет зла тем, от кого ему хоть малость перепадает на водку».
Император с нетерпеливым страхом вытащил кошелек; я тотчас же учтиво стал на задние лапы и с изящнейшим реверансом протянул кружку; он и впрямь бросил в нее кошелек, вследствие чего я испытал большую радость; полагаю, что он сделал это со страху, ибо рассчитывал лишь на несколько золотых.
Их величества сели за стол, а я в облике дракона остался лежать у порога. Был задан великолепный пир, ибо при столь торжественных обстоятельствах персидский король не взирал ни на какие издержки; также не хотелось ему, чтобы при турецком дворе распускали слухи об его скупости. Я в облике дракона часто облизывался, по причине различных лакомых деликатесов, которыми обносили стол, на что их величества соизволили неотступно смеяться. Я ж думал: «Смейтесь надо мной, смейтесь! Вы мне славно заплатите за все ваши смехи!».
27За столом сказал турок: «Однако ж, Ваше Величество, вы мне писали о некоем преудивительном редкостном человеке, обретающемся при вашем дворе, где сей?».
На что король со смехом указал на меня: «Вот он лежит у дверей, услужая вам как дракон».
Услыхав таковые слова, тотчас же обратился в человека и поцеловал императору руку. В чем и преуспел, ибо тотчас же был усажен за стол с лакомыми явствами и поусердствовал над ними на славу. Турок прямо не мог очнуться от удивления. Когда же король ему сказал, что этот кунстштюк с драконом вовсе не мой единственный, а я умею превращаться в любое животное, так он даже всплеснул руками над тюрбаном, носить которые у турок в обыкновении. Тотчас же обратился в волка, потом опять в себя самого, потом в прекрасную птицу, чьи перья сверкали на солнце, как золото и драгоценные самоцветы. Сел на стол и спел прелестную песню для отдохновительного изумления всех присутствующих.
28В это время мне пришлось порядком утрудить себя, напрягая все свои художнические таланты, так что к вечеру я сильно умаялся, ибо с животным царством было у меня много хлопот. Их величества стояли предо мною и читали из естественной истории описание какого-нибудь зверя, причем я должен был тотчас же представить им живой экземпляр. Мое ничтожество так полюбилось их величеству турку, что он пожелал купить меня у короля за несчетное число турецких драгоценностей, но тот сказал: «Мой высокочтимый брат, сей редкостный человек единственная моя утеха в тягостные часы досуга; также и не принадлежит он мне, а сам себе полный господин; он внезапно сошел с неба, так что я должен благодарить всевышнего, если ему еще долго будет угодно довольствоваться моим скромным двором».
Такою мерою мне до сих пор еще никто не льстил; в мыслях своих полагал, что я наиглавнейший и знаменитейший искусник во всем свете. Напустил на себя важность и сказал: мне покуда нравится при этом дворе, и я еще тут повременю; на что король пожал мне руку, а у турка выступили на глазах слезы: так я ему полюбился. Вскоре после того он отъехал, оставив мне внушительный подарок.
29Я все еще был на вершине славы, как при дворе объявился иноземный искусник. Он уверял, что прибыл из Аравии и обладает драгоценным арабским камнем, с помощью коего способен укрощать всевозможных диких зверей, так что они не могут и с места двинуться.
Мне было совсем некстати, что кто-нибудь при дворе станет мне поперек дороги, но я только посмеялся над тем и помыслил, что другой virtuoso[3] не возымеет надо мной власти, так как я превращался только в зверей. Но, к несчастью, в скорости убедился в противном. Ибо король был вне себя от радости, что при его дворе объявился искусник совсем иного разбора, и повелел нам тотчас же произвесть пробу нашему искусству. Для пущей уверенности обратился в польского быка в намерении поднять на рога непрошеного искусника и поносить его по комнате, посрамляя тем его искусство. Он же просунулся вперед со своим камнем и тотчас пригвоздил меня к полу, да так, что я с той минуты не мог шелохнуться.
30Был весьма рассержен, что какой-то никудышный камень надо мною такую возымел силу. Наконец король крикнул: «Чародеи, по местам!». Тотчас же волшебник отнял свой колдовской камень, и я снова стал владеть всеми членами.
Я строил королю довольно кислые мины и охотно бы свернул шею чужеземцу, ибо приметил, что король к нему уже более благоволит, нежели ко мне. Король сказал: «Чародеи! Я рассудил обоих вас удержать при своем дворе, положив вам одинаковое жалованье, однако ж пусть ни один из вас не строит другому козней, а вам обоим надлежит смотреть, как мне получше скоротать время. В том ваша главная забота, а посему оставьте всякую зависть и несогласие, ибо сие мне непереносно».
Мы обещали это королю и в самом деле увеселяли его неустанно.
31Однажды король затеял большое и великолепное празднество, на которое были приглашены все министры, а также иноземные посланники. Нам обоим заранее было наказано, чтобы мы наилучшим образом забавляли чужестранцев, если только они явятся. Мы старались изо всех сил, и по окончании пира все отправились в превосходный дворцовый сад. Там я тоже превращался в различных зверей, и меня укрощали; также оборачивался красавцем пуделем, на котором ездил верхом волшебник. Все присутствующие должны были признать, что ничего подобного они никогда не видывали.
Среди прочих достопамятных деяний обратился в орла и, сняв у верховного министра государства с головы парик, с искусным изяществом играл им в воздухе, даже напяливал на свою орлиную голову и так летал взад и вперед, чем произвел всеобщий громкий смех, так что король, равно как и прочие, получил изрядное отдохновение от забот государственных.
32В тот день я извлек из своего искусства немалую прибыль, ибо весьма усердно обходил господ с кружкой, что возбудило у волшебника ревность и зависть; я же не тотчас это приметил.
Продолжая увеселять двор, с душевной невинностью обратился в дикого кабана; завистливый маг как всегда тотчас заворожил меня, но тут еще вдобавок взял здоровенную дубину и так меня отлупил, что я лишился почти всех чувств.
Еще лежа в беспамятстве слышал, как весь двор надо мною смеется. Правда мне дороже всего, а не то я бы о подобных приключениях уж лучше умалчивал. Король в особенности надрывался от смеха; одним словом, не сыскалось ни одного, кого бы не веселило мое несчастье.
Увидев, что пришелец снискал себе этим еще большее благоволение и, будучи приведен тем, а также понесенными побоями в ярость, превратился в муху и отлетел к турецкому двору, где император выказал такую охоту разделить мое общество.
33Услыхав, что я хочу остаться при его дворе, турок преисполнился такою радостью, которую и описать невозможно. Он упал мне на грудь и стал осенять себя крестным знамением от чистого восторга. Мне было любо, что он так высоко ставит мою особу.
Он тотчас же подарил мне экипаж, дабы я мог неотлучно находиться при его особе, не слишком утруждая беготней ноги. Коли уж дело зашло столь далеко, то должен был в своей карете сопровождать императора во всех вояжах, прогулках и на охоту, чтобы иметь возможность непромедлительно его позабавить, как только ему сие взойдет на ум. Всеми этими установлениями был весьма доволен.
По прошествии некоторого времени было решено устроить охоту, на которую был приглашен и я. Дорогою с большим остроумием подшучивал над слугами, переодеваясь то птицей, то диким зверем, чем их весьма пугал.
