Вильгельм Гауф - Предание о гульдене
Но когда посланный поспешно спускался с Оленьей Горы, его увидал слуга графа Вольфа фон Цоллерна, остановил его и спросил, куда он так торопится ехать.
– Ах, – сказал слуга Куно, – мой бедный господин не переживет этого вечера, все уже потеряли всякую надежду!
– Ну? И это случится в скором времени? – воскликнул тот и побежал к своей лошади.
Вскочив на нее, он пустился к Цоллерну с такой быстротой, что лошадь его в воротах пала, а сам он только успел крикнуть: «Граф Куно умирает!» – и лишился чувств. Тогда с высоты Гогенцоллерна загремели пушки – граф Вольф со своей матерью ликовал по поводу бочонка доброго вина, наследства, пруда, ожерелья и громкого эхо, которое давали его пушки. Но то, что они приняли за эхо, были пушечные выстрелы в Замке Хитреца.
Вольф улыбаясь сказал своей матери:
– Значит, у Маленького Плута тоже был свой шпион, и мы сейчас же поделим вино и все остальное наследство.
Он тут же сел на лошадь, подозревая, что Плут может приехать раньше его и, пожалуй, до его прихода заберет некоторые драгоценности умершего. У пруда оба брата встретились, и каждый из них покраснел при виде другого, так как и тот и другой хотели приехать на Оленью Гору раньше. О Куно они не сказали ни слова, продолжая свой путь вместе, хотя по-братски совещались о том, что желательно удержать в будущем и кому должна достаться Оленья Гора. В то время как они ехали через мост во двор замка, брат их, здоровый и невредимыи, смотрел на них в окно. Гнев и негодование сверкали в его глазах. Увидав его, близнецы страшно перепугались, приняв его сначала за привидение и осеняя себя крестом. Но когда они разглядели, что у него есть плоть и кровь, Вольф воскликнул:
– Ах, чтоб тебя!.. Что за вздор, я думал – ты умер!..
– Ну, что отложено, то не потеряно, – сказал младший, язвительно глядя на брата.
Тогда тот сказал громовым голосом:
– С этого часа всякие узы родства между нами да будут порваны и расторгнуты! Я отлично понял ваш салют. Но заметьте себе: здесь, на дворе, у меня стоят пять пушек, и я в честь вас велел зарядить их. Постарайтесь уйти из-под выстрела или вам придется узнать, как стреляют на Оленьей Горе!
Они не заставили его повторять это, видя его серьезность. Дав шпоры лошадям, они пустились с горы во всю прыть, а брат их выпалил им вдогонку пушечным ядром, которое просвистело над их головами, так что оба разом сделали глубокие и вежливые поклоны. Но он хотел их не ранить, а только попугать.
– Зачем же ты стрелял, дурак? – раздраженно спросил Маленький Плут. – Я выстрелил потому, что услышал тебя.
– Напротив, спроси хоть у матери! – возразил Вольф. – Это ты стрелял первым и навлек на нас этот позор, барсучишка!
Младший не пропустил ни одного почетного названия по адресу брата, и когда они подъехали к пруду, то успели надавать друг другу самых отборных ругательств, которые унаследовали от старого Грозы фон Цоллерна, и разлучились с ненавистью.
Спустя день Куно сделал завещание, и госпожа Фельдгеймер сказала священнику:
– Я готова биться об заклад, что для стрелков он не написал ничего хорошего!
Но как она ни была любопытна и как ни приставала к своему любимцу, он не сказал, что стоит в завещании, и она так и не узнала этого вовсе, потому что через год добрая женщина скончалась, и ей не помогли ее мази и питье. Она умерла не от какой-нибудь болезни, но оттого, что ей было девяносто восемь лет, возраст, который и вполне здорового человека может свести в могилу. Граф Куно велел похоронить ее не как бедную женщину, но словно бы она была его матерью, и после этого сделался еще более одинок в своем замке, особенно когда вскоре за госпожой Фельдгеймер последовал и отец Иосиф.
Но ему не очень долго пришлось ощущать это одиночество. Уже на двадцать восьмом году добрый Куно умер, и злые люди уверяли, что умер он от яда, который подложил ему Маленький Плут.
Так ли это было или нет, но через несколько часов после его смерти снова послышался гром пушек: и в Цоллерне, и в Замке Хитреца были произведены 25 выстрелов.
– На этот раз уж можно думать, что он умер, – сказал Маленький Плут, когда братья съехались на дороге.
– Да, – отвечал Вольф, – если он и на этот раз воскреснет и будет браниться у окна, как тогда, то у меня с собой ружье, которое заставит его замолчать и быть вежливым.
Когда они въезжали на Оленью Гору, к ним присоединился какой-то рыцарь со свитой, которого они не знали. Они решили, что это, вероятно, друг их брата, приехавший помочь похоронить его. Тогда они приняли опечаленный вид, превозносили перед рыцарем умершего, оплакивали его раннюю кончину, а Маленький Плут выжал даже несколько крокодиловых слезинок. Но рыцарь тихо и молча ехал к Оленьей Горе не отвечая им ничего.
– Ну, теперь мы можем и отдохнуть. Вина сюда, погребщик, да самого лучшего! – крикнул слезая Вольф.
Они пошли по витой лестнице наверх в зал, туда же последовал за ними молчаливый рыцарь. Когда близнецы расселись за столом, он вынул из кармана серебряную монету и бросил ее на стол с аспидной доской. Она покатилась и зазвенела, а рыцарь сказал:
– Вот ваше наследство, гульден. И это вполне справедливо!
Братья изумленно переглянулись и рассмеявшись спросили, что он хочет сказать этим.
Тогда рыцарь достал пергамент с нужным количеством печатей. В нем глупый Куно описал всю неприязнь, которую проявляли к нему братья во время его жизни, а в конце ясно и определенно указал, что все свое наследство, движимое и недвижимое, кроме ожерелья матери, по смерти его должно быть продано Вюртембергу всего за один гульден. На ожерелье же должен быть выстроен в Балингене приют для бедных.
Братья еще раз изумленно переглянулись, но уже без смеха, а стиснув зубы, потому что против Вюртемберга они не могли ничего сделать. Таким образом они потеряли прекрасное имение, леса, поля, город Балинген, даже пруд, и ничего не унаследовали, кроме одного жалкого гульдена. Вольф упрямо сунул его в карман и не говоря ни слова надвинул свой берет на голову. Не кланяясь вюртембергскому комиссару, он вскочил на своего коня и поехал в Цоллерн.
Но когда на другое утро мать стала мучить его укорами, что они упустили наследство и ожерелье, он поехал к Маленькому Плуту в Замок Хитреца.
– Что же, проиграть нам или пропить наше наследство? – спросил он.
– Лучше пропить, – сказал Маленький Плут. – Мы ведь оба приобрели его. Поедем в Балинген и назло людям покажем, что мы нисколько не горюем, потеряв этот городишко!
– А какое красное подают в трактире «Ягненок»! Император не пьет лучшего, – прибавил Вольф.
Они вместе поехали в Балинген, в трактир «Ягненок». Спросив, сколько стоит кружка красного, они стали пить, пока не выпили на полный гульден. Тогда Вольф встал, вынул из кармана серебряную монету со скачущим оленем, бросил ее на стол и произнес:
– Вот вам гульден, это как раз точно!
Хозяин взял гульден, осмотрел его с той и другой стороны и улыбаясь сказал:
– Да, если бы это был не гульден с оленем. Вчера ночью из Штутгарта прибыл посланный, а сегодня утром с барабаном объявляли от имени герцога вюртембергского, которому теперь принадлежит городок, что эти деньги обесценены, и вы мне дайте другие.
Братья бледнея взглянули друг на друга.
– Плати, – сказал один.
– А у тебя нет ни монеты? – спросил другой. Одним словом, они остались должны в «Ягненке» в Балингене гульден.
Молча и задумчиво пустились они в путь. Когда доехали до перекрестка, откуда направо шла дорога в Цоллерн, а налево – на Оленью Гору, Хитрец сказал:
– Как же это так? Значит, теперь мы получили в наследство меньше, чем ничего, да к тому же вино было скверное.
– Да, – согласился брат, – то, что сказала Фельдгеймерша, исполнилось: «Мы еще увидим, что из вашего наследства будет стоить гульден». Теперь мы не можем купить на него и кружки вина.
– Знаю уж, – отвечал Маленький Плут.
– Вздор! – сказал Цоллерн и поехал в замок, недовольный ни собой, ни светом.
– Таково предание о гульдене, – закончил механик, – и оно истинно. Хозяин харчевни в Дюрвангене, что недалеко от трех замков, рассказывал это моему хорошему другу, который часто – он проводник – проходил через Швабские Альпы и постоянно останавливался в Дюрвангене.
Посетители харчевни похвалили механика.
– Чего только не услышишь на белом свете! – воскликнул извозчик. – Право, теперь меня даже радует, что мы не теряем времени за игрой в карты. Это, действительно, лучше. Я хорошо запомнил эту историю, утром буду рассказывать ее своим товарищам и не упущу ни единого слова.
– В то время, как вы это рассказывали, мне тоже кое-что пришло в голову, – сказал студент.
– Расскажите, расскажите! – стали упрашивать его механик и Феликс.
– Хорошо, – сказал тот, – ведь все равно, теперь ли моя очередь или она будет позднее. Разумеется, я буду рассказывать то, что слышал. И то, о чем я хочу рассказать, однажды произошло на самом деле.
