Эсфирь Эмден - Конец оловянного генерала
— А вы Михайла Иваныча попросите, он вам самые быстрые лыжи даст!
— Даст, миленькая девочка, даст, — пропела лисичка.
Она вернулась из погреба с лукошком, полным белых, подернутых морозцем антоновских яблок, с деревянной чашкой, в которой краснела клюква.
— Кушайте, миленькие, кушайте! — угощала она детей.
Таня попробовала: до чего же вкусно! Клюква пересыпана не то снежком, не то сахаром — так и хрустит на зубах! А яблоки с кислинкой и такие холодные, что сразу заболели зубы. Но все равно вкусно!
— Таня, простудишься! — строго сказал Сережа. — Мама тебе не разрешает есть холодное!
А сам с удовольствием ел яблоко. Ой, какое холодное — в руке и то долго не удержишь!
— Кушайте, миленькие, кушайте! — суетилась лисичка. — У нас яблок много! Михайло Иваныч у нас такой запасливый хозяин, такой хороший!
— Да не юли ты! — прикрикнул на нее медведь. — Пойди лучше малого побуди — что он все спит да спит!
— Иду, иду! — засуетилась лисичка и юркнула за пестрый ситцевый полог.
Глава седьмая
ПЛЮШЕВЫЙ ПРИЕМЫШ
Лисичка юркнула за полог и не возвращается. А Тане так хочется посмотреть, что там!
Она и заглянула в щелочку.
А там стоит колыбелька! Вся резная, деревянная.
Таня немножко раздвинула полог:
— Можно мне маленького посмотреть?
— Можно, миленькая девочка, можно, — разрешила лисичка и впустила Таню.
А за пологом в деревянной колыбельке сладко спал плюшевый медвежонок.
— Ой, какой хорошенький! — умилилась Таня. — А как его зовут?
— Мишуткой зовут, миленькая девочка, — сказала лисичка. — Маленький еще, вот и спит все.
— И что за малый! — проворчал за занавеской Морозко. — Все спит да спит, хоть бы разок проснулся! —
— Ой, ну какой хороший! — восхищалась Таня. — А откуда он у вас, дедушка Морозко?
— На дороге нашел, милая. — И Морозко понизил голос. — Я ведь тут не живу, только погреться захожу. В обед да в свой выходной, если хозяин отпустит. Мне малого и девать‑то некуда. А Михайло Иваныч сказал:”Я возьму!» А он мужик серьезный, мастер хороший, я его и уважил. Да что толку? Вот и няньку нашли, юлу такую, а дитя все спит да спит!
— А можно, я попробую его разбудить? — сказала 'Таня.
Она вынула медвежонка из колыбельки и прижала его к себе.
Медвежонок был теплый, плюшевый, сонный… Когда Таня прижалась к нему щекой, ей показалось, что он вздохнул… Нет, не просыпается. И глаза закрыты!
Сережа просунул голову за занавеску.
— Таня, — сказал он, — нам надо идти! Вот заигралась и все забыла! Как маленькая! А я уже кончил работу!
— Ой, не забыла, Сереженька, что ты! Только мне медвежонка жалко… А ты лыжи сделал? Правда?
— Помог немного. А теперь идти надо. Ты смотри, уж ночь совсем!
— Сейчас пойдем, вот сейчас!.. Ну еще минутку подожди!
Лисичка подперла лапкой щеку, смотрит на Таню и вздыхает:
— Ой, погостили бы у нас еще немножко! Мы бы с вами, миленькая девочка, вместе малыша нянчили, вместе хозяйничали. И в ’’дурачка» бы с вами играли вечерком, и на саночках катались днем…
Таня слушает сладкие Лисичкины речи и прижимает к себе медвежонка. А Сереже становится жалко сестру — на дворе такой мороз, а здесь хорошо, тепло…
— Знаешь что, Таня, — говорит он, — я пойду один, а потом мы с мамой придем за тобой.
Таня сразу вскакивает с места. Теплой, сонной дремы как не бывало.
— Ой, что ты, Сережа, разве можно? Ведь мама ждет нас! Пойдем скорей!
— Да куда вы пойдете, миленькая девочка? — запричитала лисичка. — На дворе снегу сколько навалило!
— Замолчи, юла! — прикрикнул на нее Морозко. — Михайло Иваныч им лыжи даст, живо доедут.
— Готовы! — рявкнул медведь, кладя на стол две пары отличных лыж. — Вдвоем делали… А то не управиться бы. — И он кивнул на Сережу.
Таня положила медвежонка в колыбель. И снова вынула. Она никак не могла с ним расстаться.
А Морозко о чем‑то шептался с Михаилом Иванычем.
— Ладно. Пускай берет! — вдруг пробасил медведь и снова взялся за работу.
И больше он ни на кого не смотрел и словно забыл о детях. „
Но Таня уже все поняла: ей разрешили взять медвежонка с собой!
— Малому свежий воздух полезен, — сказал Морозко. — На обратном пути занесешь.
— Занесу, дедушка Морозко! — радостно согласилась Таня, прижимая к себе медвежонка.
— А вот ему игрушка на дорожку. Возьмите, миленькая девочка, — прошептала лисичка вздыхая.
И подала Тане тугой красно — синий мячик. И откуда она его взяла? Может, тоже нашла на дороге?
Морозко, насупив седые брови, сердито посмотрел на лисичку, и та сейчас же юркнула к себе за полог.
— До свиданья! — сказала ей вслед Таня.
Пестрый полог, усыпанный ягодками клюквы, заколебался, плутовская рыжая мордочка высунулась оттуда и сейчас же исчезла. До свиданья, лисичка, кто знает, встретишься ли ты еще нам на пути.
Дети взяли лыжи, простились с хозяевами и вышли на крыльцо.
Морозко, покряхтев, надел тулуп и тоже вышел — проводить их да заодно посмотреть, все ли в порядке в лесу.
А на краю крыши сидел, свесив ножки, месяц и щелкал подсолнушки.
Увидев Морозка, месяц испугался и, быстро перебирая ножками, полез на трубу.
Глава восьмая
У ВОРОТ ИГРАЛОЧКИ
Хороший был, видно, мастер Михайло Иваныч.
А может, и не мастер тут был причиной, а дорога. Но только не успели дети опомниться, как взлетели на высокую гору.
Далеко позади остался бревенчатый медвежий дом и старый лес вокруг него. А впереди виднелся незнакомый город.
На городских воротах сидел месяц. Он кивнул детям своей остроконечной шапочкой, как знакомым, и блестящим пальцем показал на ворота.
Дети приподнялись на цыпочки и увидели дом с волшебными окнами!
Они быстро скатились с горы и подошли к воротам.
— Давай снимем лыжи, — сказал Сережа, — а то они унесут нас сразу на другой конец города.
Дети начали снимать лыжи, а когда выпрямились, месяца на воротах уже не было — опять ускакал куда‑то.
Сережа постучался в ворота, но никто не откликнулся.
Ворота были заперты, и столько снега лежало наверху, как будто их не открывали уже очень давно.
Сережа постучал сильней. Снег посыпался с ворот, закружился в воздухе, и вдруг ворота качнулись, заскрипели и стали раздвигаться и сдвигаться, как большая гармоника.
Они раздвигались и скрипели:
Мы ворота, мы не спим,
Мы скрипим, скрипим, скрипим!
— Сережа, ты слышишь? — шепотом сказала Таня. — Ворота поют!
— Не поют, а скрипят, — сказал Сережа. — А про что скрипят, непонятно.
— А я понимаю, — сказала Таня. — Ты слушай, слушай хорошенько!
Тут ворота опять заскрипели, и теперь даже Сережа услышал песенку, которую они пели.
А пели они вот какую скрипучую песенку:
Скрипеть нам не велели,
Но скрыть невмоготу:
Скрипучие качели
Скрипят у нас в саду.
Скрипят на ветках груши, —
Послушай, как скрипят!
В саду Страна игрушек,
Но нет в саду ребят!
Скрипеть нам не велели,
А петь мы не хотим.
Скрипеть нам не велели,
А мы скрипим, скрипим!
— Вот видишь! — сказал Сережа. — Какая же это песня? Один скрип!
— А мне все‑таки нравится! — сказала Таня. — Ведь они приглашают нас войти!
Она попробовала заглянуть в сад в то время, как ворота раздвинулись. Ей показалось, что она увидела деревья и на деревьях — груши, о которых пели ворота.
А за деревьями был дом — Таня снова его увидела! Чудесный дом с блестящими окнами!
И только она его увидела, как услышала знакомые быстрые слова:
Там такие разговоры,
Там лежат игрушек горы,
Этот дом найти сумейте,
В этот дом войти посмейте!
— Дом с волшебными окнами! — закричала Таня. — Он за этими воротами, посмотри, Сережа!
Но ворота, словно дразнясь, захлопнулись перед самым Сережиным носом! Они еще разок проскрипели:
Мы ворота, мы не спим,
Мы скрипим, скрипим, скрипим! —
и больше уже не раздвигались.
— Что же нам теперь делать? Сережа, придумай что‑нибудь!
- ’’Придумай»! Тут надо действовать, а не придумывать!
И Сережа попробовал открыть задвижку, но ворота только поскрипели в ответ.
— Дай‑ка я, — сказала Таня.
Одной рукой она держала медвежонка, в другой был зажат мячик.
И Таня недолго думая кинула мячик в ворота.
Мячик стукнулся в самую середину, в самую задвижку! И вдруг ворота начали открываться!
