Хелена Бехлер - Дом под каштанами
В самом деле, в зал влетел вдруг небольшой попугайчик, а следом за ним вбежал король. Его длинная мантия развевалась, как парус. За королём вбежала принцесса с туфелькой на одной ноге. Попугайчик сел на люстру, и король, не раздумывая, влез на стол. Попугайчик полетел дальше.
— Лови его! — крикнул король. Пётрусь и Кася бросились в погоню, Пётрусь вскочил на стул у окна, а попугай сел на золочёный прут, на котором держалась занавеска.
Все онемели от ужаса, потому что на другом конце прута притаился Тимонек. Он бесшумно подкрадывался к птице, глаза у него светились, точно он охотился на мышь.
Прыжок — и попугайчик у него в зубах.
— Ах! — вскрикнул король и плюхнулся на стул.
— Ах! — пискнула и принцесса и закрыла лицо руками.
А Тимонек спрыгнул с карниза, точно белка с ветки — легко и изящно. Он не побежал прочь со своей добычей, он подошёл к принцессе, и птичка порхнула ей прямо в руки.
Принцесса была вне себя от восторга.
— Подарите его мне, — стала просить принцесса. — У меня, правда, есть уже черепаха и бегемот, но черепаха спит всё время на грядке с салатом, а бегемот не желает вылезать из воды. Тигра у меня никогда ещё не было.
Кася не стала долго раздумывать и сказала, хотя Пётрусь толкал её в бок:
— Если тигрёнок хочет, пусть остаётся, — и Кася улыбнулась принцессе.
За ужином Тимонек сидел у принцессы на коленях, брал у неё из рук всякие лакомства, тыкался носом ей в подбородок, а про Касю и Пётруся, казалось, совсем забыл. Потом он вышел в сад и… исчез.
Слуги убрали посуду со стола, комната наполнилась лучами заходящего солнца. Скрипнули открытые стражником ворота. Пётрусь и Кася попрощались с королём.
За воротами Кася схватилась за голову.
— Что мы натворили! Ты видел, как Тимонек выходил в сад? Даже не обернулся, даже не подмигнул нам…
— Он обиделся, что мы подарили его принцессе. И правильно сделал. — Пётрусь не на шутку рассердился. — Всё из-за тебя. Я толкал тебя в бок, чтоб ты не отдавала Тимонека принцессе, а ты будто не поняла. Больше ты его не увидишь, ему будет там хорошо, он забудет про нас.
Кася огорчилась ещё больше:
— Давай вернёмся!
Но было уже поздно. Ворота захлопнулись, лязгнули засовы и заскрежетал ключ. Железный алебардщик стал на страже, и вид у него был такой грозный, точно он уже никогда никого в замок не пустит.
Пётрусь и Кася взглянули на печку. Тимонека не было.
КОЛДУНЬЯ ИЗ ИВОВОГО ДУПЛА
Тимонек пропал. Не было его на кухне, не было в комнатах. Пётрусь и Кася перерыли всё на чердаке — пусто. Кася долго смотрела в старое потемневшее зеркало — вдруг он сам себя заколдовал и вошёл в зеркало, а теперь выйдет оттуда и можно будет его погладить. Но Тимонек не появлялся.
Кася заглянула в печь, где ещё вчера был замок. Вчера, но не сегодня. Сегодня не скрипнули ворота, не ожил рыцарь, стоящий на страже. За дверцей не было залов, только… только грудка пепла.
Тут пришёл Пётрусь и принёс с чердака старый абажур.
— Это волшебная лампа. Она поможет нам найти тигрёнка, вот увидишь.
Пётрусь привязал абажур к палке, а под абажуром приладил электрический фонарик. Абажур засветился таинственным светом, золотым и розовым. Наступил вечер.
С волшебной лампой в руках обошли они снова весь сад. Под кустом сирени что-то зашелестело, но это была жаба, которая поспешила укрыться от света. Ребята прислушались — а что если из темноты отзовётся тигрёнок?
— Может, он мяукает где-то, но мы не слышим: ветер шумит, — сама себе в утешение сказала Кася. Они отправились в дальний угол сада, заросший сорняками. Там стояла, растопырив сучья, лохматая ива с большим дуплом. Около самого дупла на толстом суке сидел Тимонек. Он увидел ребят и встал, собираясь спрыгнуть на землю.
— Видишь, он сердится на нас, — сказала Кася. Но она очень обрадовалась, что Тимонек нашёлся.
— Ты сбежал из замка, ты любишь нас больше, чем принцессу. Ты лучше всех тигрят на свете!
Но Пётрусь радовался не только тому, что отыскался Тимонек.
— Это наша лампа его нашла! Разве я не говорил! Вчера тигрёнка ещё не было.
Кася стала на цыпочки, чтоб погладить Тимонека.
— Пошли с нами, тигрёнок! Мы никому больше тебя не отдадим.
Но он словно не слышал… Всё отворачивал голову и смотрел в дупло. Знал, что в дупле поблёскивает крохотный голубой огонёк.
— Там не только огонёк, там кто-то говорит, — сказал, прислушавшись, Пётрусь. — Что там такое? Тигрёнок, уж ты-то, конечно, знаешь.
Тигрёнок, глаза у тебя озорные,
какие тайны ты знаешь, какие?..
Ива стала раскачиваться, раскачиваться… И вдруг исчезла. А вместо ивы появился домик, с высокой крышей, с забором, садиком, с трубой, из которой шёл дым. Дупло засветилось, словно окошко, а из окошка выглянула колдунья.
— Ну как поживаете? — спросила колдунья невзначай, точно давным-давно ждала ребят в гости. Она протянула им из окна корзинку с вишней, потом открыла дверь, вышла и уселась на лавочке рядом с Касей и Пётрусем.
Ребята внимательно на неё посмотрели. В самом деле, настоящая колдунья, с крючковатым носом, в пёстром фартуке, с платком на голове. Глаза у неё были, как щёлочки, но весёлые, да и вообще не было в ней ничего злого. Тимонек вскочил ей на плечо и замурлыкал.
— Ой, вы точно с картинки сошли! — воскликнула Кася. — А Тимонек сейчас не тигрёнок. Это кот, который забрался к хозяйке на плечо.
— Кот колдуньи, — добавил Пётрусь и тут же поправился: — Кот доброй волшебницы.
Колдунья сорвала две больших мальвы, росших у самого окна, и подала одну Пётрусю, другую — Касе.
— Ешьте! — сказала она.
Что это — есть цветы? Ребята так удивились, что забыли даже сказать спасибо. Но им не хотелось огорчать волшебницу, и они сделали вид, будто нюхают мальву. И в ту же минуту на каждом цветке появилась гора мороженого.
— Ну и колдуете же вы! — засмеялась Кася. Ей ужасно хотелось узнать одну вещь, но она боялась обидеть волшебницу своим вопросом.
Превозмогая робость, она спросила:
— Скажите, а вы… вы ездите на помеле?
Колдунья помотала головой.
— Какое там! Помело сломалось. Задело за телефонные провода. Над домом. Разве это порядок, чтоб над домом колдуньи натягивать телефонные провода, сами скажите?
Ребята задрали голову. Действительно, над домом были натянуты новые блестящие провода, поблизости стоял даже столб.
Колдунья достала меж тем из кармана передника трубку и закурила.
— Раз нельзя на помеле покататься, так хоть трубку покурю. Чего не сделаешь от скуки?
Пётрусь вскочил с лавки — он, видимо, что-то припомнил.
— Я принесу вам новую метлу. Подождите минуточку.
И в этот самый момент — трррах! — зацепился волшебной лампой за столбик крыльца, лампа вылетела у него из рук и погасла.
Домик содрогнулся, всё вокруг потемнело, даже крохотный огонёк погас. Лохматая ива стояла, раскачивая ветви, но в дупле никто больше не разговаривал.
Пётрусь и Кася подождали немного, но ничего не произошло. Тимонек направился не спеша по траве к дому. Ребята пошли следом и вернулись к иве с метлой. Забросили её в дупло.
— Вот обрадуется колдунья, — шепнул Пётрусь. — Теперь она будет посматривать на провода.
Голубой огонёк зажёгся снова, крохотный, как светлячок.
Она превратила свой домик в иву, но она не ушла отсюда, она там — огонёк горит.
Я — ЗОЛОТОГЛАЗЫЙ ЗМЕЙ
Пётрусь и Кася построили из веток шалаш. Повесили над входом старое пёстрое покрывало. Пётрусь принёс с чердака связки перьев, а Кася развела в блюдечках краску.
— Мы покрасим перья, а ты придумаешь индейские имена для вождей.
Больше всего Пётрусь любил придумывать имена, заклинания и разные волшебные истории.
— Индейские имена — пустяк. Тебе, например, подойдёт имя какой-нибудь птицы. Только какой? Минуточку… Погоди, я пойду в вигвам, там что-нибудь индейское придёт мне в голову.
В вигваме индейские имена, наверно, так и посыпались на Пётруся, потому что он вскоре вышел оттуда, гордясь собой.
— Придумал! Меня будут звать Дикий Скакун, а тебя — Голубая Сова.
Но Кася поморщилась.
— Пусть сова, только не голубая. Голубой цвет мне не идёт.
— Что из того, что не идёт? Ведь это ж имя, не платье.
— Нет. Хочу другой цвет.
— А какой тебе идёт?
— Ну, скажем, красный.
— Тогда будешь Красной Совой, хочешь?
— Ладно. У меня много красной краски.
И Кася принялась красить перья. А Пётрусь сел у вигвама и начал выстругивать из дерева трубки. Кася посмотрела, нет ли поблизости Тимонека, стала его звать, но напрасно.