Владимир Аникин - Русские народные сказки
— Поймайте мне белую уточку!
Бросились все, а белая уточка летает и никому не дается; выбежал князь сам, она к нему на руки пала.
Взял он ее за крылышко и говорит:
— Стань белая береза у меня позади, а красная девица впереди!
Белая береза вытянулась у него позади, а красная девица стала впереди, и в красной девице князь узнал свою молодую княгиню.
Тотчас поймали сороку, подвязали ей два пузырька, велели в один набрать воды живящей, в другой — говорящей. Сорока слетала, принесла воды. Сбрызнули деток живящею водою — они встрепенулись, сбрызнули говорящею — они заговорили.
И стала у князя целая семья, и стали все жить-поживать, добро наживать, худо забывать.
А ведьму привязали к лошадиному хвосту, размыкали по полю: где оторвалась нога — там стала кочерга; где рука — там грабли; где голова — там куст да колода. Налетели птицы — мясо поклевали, поднялися ветры — кости разметали, и не осталось от ней ни следа, ни памяти!
Волшебная дудочка
(В пересказе А. Н. Нечаева)
ак слышал сказку, так и рассказываю.
В стародавние годы жили да были муж с женой. И росла у них дочка пригожая. Всем девица взяла: и ростом, и дородством, и угожеством.
Глядя на нее, люди радовались: со всеми девушка приветливая, ласковая, обходительная. Всем торопилась помочь чем могла.
Но вот пристигло несчастье, пришла беда. Умерла у девушки мать.
Много ли, мало времени прошло — женился отец на вдовице. А вдовица свою дочь в дом привела. И стало в семье четверо.
Сиротой жить нерадостно, а при мачехе стало и того хуже. Родную дочь она нежила, тешила, а падчерицу невзлюбила с первого дня.
С петухами сирота вставала, слезами умывалась, до полуночи по хозяйству управлялась. И пряла, и ткала, и по воду ходила, и дрова носила, и коров доила.
А злая баба только покрикивала:
— Неумелица ты, негодница! Хлебоежа на мою голову досталась!
Вот открыл как-то раз отец сундук, что от первой жены остался. А в сундуке и душегрея, мехом отороченная, и кокошник, жемчугами унизанный, и полсапожки сафьяновые, и перстенек золотой с камушком дорогим, и одежа разная.
— Поделим поровну, и будет у наших дочерей приданое, — сказал отец.
А завистливые мачеха со своей дочерью затаили черную думу.
— Экое богатство делить на две доли, — мачеха шептала дочери. — Да с таким-то приданым мы и купеческого сына найдем. Не за мужика выйдешь, за лапотника. Только не оплошай!
Прошло сколько-то времени после того разговора, собрались девушки по ягоды идти. А отец шутейно им и говорит:
— Ну вот, кто из вас больше ягод принесет, той при дележе приданого чуть побольше достанется.
Ходят девушки по лесу, аукаются, берут ягоды. А как завечерело, сошлись они на полянке. Глянула мачехина дочь — батюшки-светы, у стариковой дочери корзинка полным-полна, а у нее всего ничего, лишь на донышке! Тут и припомнились материны речи: не делить приданого на две доли…
И как проходили через болото, выхватила мачехина дочь у сводной сестры корзину с ягодами и столкнула ее с перекладин-жердочек в бездонную топь.
— Тону я, погибаю, сестрица милая, — взмолилась девица, — помоги мне!
— Стану я тебе помогать! Тони, из этой топи не выкарабкаешься. А все приданое мне одной достанется! — крикнула мачехина дочь.
Перебралась через болото и бегом побежала домой. Дорогой пересыпала в свой кузов ягоды — чистые, крупные, одна к одной, а корзинку сводной сестры закопала в мох.
— Умница, моя разумница! — встретила ее мать. — Посмотри, старик, сколько ягод моя дочка набрала!
— А чего не вместе пришли? — спросил отец.
— Разошлись мы с ней, — ответила мачехина дочь, — аукалась я, аукалась, да никто мне не откликнулся; думаю, раньше меня набрала корзинку и ушла домой.
— Ну где ей, доченька, раньше тебя управиться. Уснула где-нибудь, вот и не услышала тебя! — засмеялась баба.
Вечер прошел и ночь прошла. Поутру старик рано встал.
— Надо идти искать, — говорит, — видно, беда стряслась.
Собрал соседей. Пошли они в лес. И бабина дочь с ними.
— Вот здесь, — рассказывает, — мы разошлись и больше не виделись.
Ходили-ходили день с утра до вечера, да так ни с чем и воротились.
Лето уже на исходе. Идет-бредет по тем тропам старичок странник. Ступил на жердочки-перекладины, а на топлом месте растет травяная дудка. Срезал ту дудку старик, приложил к губам и только подул в нее, как слышит: заиграла, запела дудка, жалобно запричитала:
— Поиграй, поиграй, дедушка,
Поиграй, поиграй, родимый.
Нас было две сводные сестрицы,
И вот меня загубили,
За красные ягодки
Да за матушкино приданое
В гнилом болоте утопили!
И вот пришел старик странник поздно вечером в ту деревню, попросился в крайнюю избу ночевать, как раз в тот дом, где сирота-девица потерялась.
После ужина заговорил старик странник:
— Неподалеку от вашей деревни срезал я дудочку. Такая забавная: сама поет-выговаривает. Возьми-ка, хозяин, подуй в эту дудочку!
Чуть только подул хозяин в дудочку, как заговорила, запела она:
— Поиграй, поиграй, мой батюшка,
Поиграй, поиграй, родимый.
Нас было две сводные сестрицы,
И вот меня загубили,
За красные ягодки
Да за матушкино приданое
В гнилом болоте утопили!
С лица старик сменился. Протянул дудочку падчерице:
— Ну-ка, ты поиграй!
Только поднесла она дудочку к губам, как заиграла, запела дудочка:
— Поиграй, поиграй, сестрица сводная,
Поиграй, поиграй, лиходейка,
Поиграй, поиграй, душегубка!
Ты меня убила,
В гнилом болоте утопила,
За красные ягодки
Да за матушкино приданое
Жизни лишила!
Кинулся отец за понятыми. Девку-лиходейку, а заодно и мать, злую бабу, связали, приставили караул.
А отец с понятыми да со стариком странником на болото побежали. Поискали, поискали и в скором времени вытащили девушку. Обмыли ее, обрядили. Тут она открыла глаза, промолвила:
— Ой, как долго мне спалось да много во сне виделось! Не держи, родимый батюшка, ни бабы-лиходейки, ни дочери-злодейки. Не будет от них житья ни тебе, ни мне.
Простил отец на радости злую бабу и падчерицу-злодейку, прогнал их со двора:
— Ступайте, откуда пришли!
Иван-царевич и Белый Полянин
(Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки», в обработке В. П. Аникина)
некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь; у этого царя было три дочери и один сын, Иван-царевич. Царь состарился и помер, а корону принял Иван-царевич.
Как узнали про то соседние короли, сейчас собрали несчетные войска и пошли на него войною.
Иван-царевич не знает, как ему быть; приходит к своим сестрам и спрашивает:
— Любезные мои сестрицы! Что мне делать? Все короли поднялись на меня войною.
— Ах ты, храбрый воин! Чего убоялся? Как же Белый Полянин воюет с бабой-ягою — золотой ногою, тридцать лет с коня не слезает, роздыху не знает? А ты, ничего не видя, испугался!
Иван-царевич тотчас оседлал своего доброго коня, надел сбрую ратную, взял меч-кладенец, копье долгомерное и плетку шелковую и выехал против неприятеля.
Не ясен сокол налетает на стадо гусей, лебедей и на серых утиц — нападает Иван-царевич на войско вражее; не столько мечом бьет, сколько конем топчет; перебил все воинство вражее, воротился в город, лег спать и спал трое суток беспробудным сном.
На четвертые сутки проснулся, вышел на балкон, глянул в чистое поле — короли больше того войск собрали и опять под самые стены подступили.
Запечалился царевич, идет к своим сестрам:
— Ах, сестрицы! Что мне делать? Одну силу истребил, другая под городом стоит, пуще прежнего грозит.
— Какой же ты воин! Сутки воевал да трое суток без просыпа спал. Как же Белый Полянин воюет с бабой-ягою — золотой ногою, тридцать лет с коня не слезает, роздыху не знает?
Иван-царевич побежал в белокаменные конюшни, оседлал доброго коня богатырского, надел сбрую ратную, опоясал меч-кладенец, в одну руку взял копье долгомерное, в другую — плетку шелковую и выехал против неприятеля.
Не ясен сокол налетает на стадо гусей, лебедей и на серых утиц — нападает Иван-царевич на войско вражее; не столько сам бьет, сколько конь его топчет. Побил рать-силу великую, воротился домой, лег спать и спал непробудным сном шесть суток.
На седьмые сутки проснулся, вышел на балкон, глянул в чистое поле — короли больше того войск собрали и опять весь город обступили.
Идет Иван-царевич к сестрам:
