Владимир Колин - Сказки
Тасин научил жителей затерянного в горах села готовить горячую пищу: варить овощи и коренья, жарить на углях мясо. Он открыл им тайну железа, научил их плавить и ковать его. Здесь ему пригодилась мудрость, почерпнутая за тот год, когда он мучился над книгами мудрецов.
Узнав железо, люди стали выделывать из него нужное им оружие, благодаря которому они имели теперь всегда вдоволь дичи. Железный плуг ничуть не походил на соху, которой они пользовались до сих пор, и которая еле-еле царапала землю. Никогда больше не случалось, чтобы в селе не было пищи. Женщины пели, вынимая из печей румяные хлебы, а мужчины работали весело и спорно.
— О, наш благодетель Тасин, — сказал как-то вечером человек, приютивший его. — С тех пор, как ты пришел к нам, все изменилось к лучшему. Как нам благодарить тебя, о мудрейший?
Подумал Тасин и вздрогнул, вспомнив, что привело его сюда, в самое сердце гор.
— Друг мой, — промолвил он. — Если вы и в самом деле желаете меня отблагодарить, скажите, где мне найти счастье?
Но пока люди совещались между собой, Тасин с удивлением подумал, что за все время, которое он прожил у них, он ни разу не вспомнил о счастье. И вдруг он понял, что никогда он не чувствовал себя так хорошо, как среди этих людей. «Может-быть…» — подумал он.
— О, Тасин, — прервал его мысли человек, приютивший его, — мы не понимаем, чего желает наш благодетель! Ты — наше счастье, потому что ты принес нам счастье. С тех пор, как ты живешь среди нас, женщины, которые прежде плакали, поют и смеются; дети, которые умирали от голода, шалят и играют; старики, проклинавшие свою судьбу, умирают спокойно, а труд мужчин и легче и заметней.
И понял Тасин, что, только подарив счастье людям, он нашел и свое счастье. Радостно простился он с жителями далекого села и отправился в обратный путь. Износил один посох, износил и второй, и когда уже собрался выломать третий, очутился перед своим домом. Верная Умие ожидала его на пороге:
— Ну что, нашел счастье, о, Тасин?
Вместо ответа, он крепко обнял ее. А потом обул железные бабуши Али-Завидущие-Глаза, поднялся с Умие в вышину, и они полетели к хижине старика Кадыра.
А Кадыр еще больше постарел и сгорбился. Потухшие глаза его с трудом узнали Тасина. Зато, когда он увидел Умие, затмившую своей красой само солнце, он почувствовал, что видит лучше.
— Ну что, узнал, где счастье, о, Тасин? — спросил он сына.
— Возле тебя, отец.
— Так сказал тебе падишах?
Тасин улыбнулся.
— Я знаю, почему падишах не хотел открыть мне этой тайны. Когда люди находят счастье, им больше никаких падишахов не нужно. Счастье человека, отец, в счастье всех людей.
И Тасин не удовольствовался словами. Он начал расспрашивать Кадыра, какое самое большое горе у людей этой страны.
— Самое большое их горе, — ответил не задумываясь Кадыр, — падишах из Зеленого Города и Черная Река. С тех пор, как я себя помню, слуги падишаха грабят людей, а воды Черной Реки заливают поля и села и топят окрестных жителей и скот.
Взял Тасин бубен и стал бить в него. Собрался народ на сходку. Тасин рассказал людям, как он превратил падишаха в каменную глыбу и научил их, как построить большую плотину, чтобы оградить себя от ярости Черной Реки. Принялись люди за работу и, работая один для всех, и все для одного, обрели счастье, которого они раньше не знали. Вот тогда-то и родились самые прекрасные песни!
Когда, много лет спустя, Кадыр умер довольным и счастливым, Тасин вернулся с Умие на дно морское, к голубой Айше, и там они живут и поныне.
Иногда, в лунные ночи, когда море тихо и прозрачно, можно увидеть, как Тасин, собрав вокруг себя обитателей моря, делится с ними обретенной им премудростью.
Каменный человек, которого оживили слезы старого Кадыра, нашел истинное счастье. И поэтому его никогда не забудут и на земле, НИКОГДА!
Яни — паликар[9]
Жил-был когда-то… Что ж, войди, поклон клади, садись да слушай во все уши!
Долго сказка будет длиться,
Нитью красною змеиться.
Полнехонько веретенце,
Нить крепка и не порвется;
Потяни, сказка начинается.
Доброго вечера желаю всем, кто пришел сюда время скоротать, часок потерять! А теперь, слушайте, начинаю.
Так вот, жил-был когда-то знаменитый паликар, славные дела которого удивили весь свет. С кем только паликар не сражался! Со всеми злодеями! И после бесчисленных подвигов решился он, наконец, преклонить буйную голову и заснуть вечным сном. Похоронили его под дубом на вершине горы.
Остались после поликара два сына, два родных брата, а один на другого похож, как маслинная косточка на хорошую маслину. Такой косточкой был Йоргу, старший брат, скупой, угрюмый и злой. А хорошей маслиной был Яни, младший.
Умер паликар — плакал по нем Яни вот такими слезами, а Йоргу даже и не пожалел.
Мало ли, много ли времени со смерти старика прошло, только Яни и говорит как-то вечером брату:
— Тяжело нам будет без отца!.. Как нам дальше жить? Ты как думаешь, — разделим отцовское имущество или будем вместе хозяйничать?
— Вместе? — вскричал Йоргу. — Почему это вместе, скажи на милость? Пусть каждый возьмет, что его, и ничем другого не стесняет…
— Хорошо, брат, — примиряюще сказал Яни, — пусть будет по-твоему.
Молчит Йоргу, думает, а сам все себя за ус тянет:
— Мне, как старшему, должен отойти дом…
— Пусть будет так, как ты говоришь, — согласился Яни.
— Затем, по справедливости, мне же должна достаться лучшая земля, та, что у речки…
— Земля?.. Ну, хорошо.
— А чтоб обрабатывать ее, мне нужны волы и плуг…
— Так…
— А тогда, чего же ты еще хочешь? — окрысился Йоргу. — Вот и весь раздел!
Поднял тут Яни голову, взглянул брату в глаза, и от ясного его взгляда даже Йоргу смутился.
— Гм-м! — угрюмо пробормотал он. — Ты хочешь меня спросить, что тебе достанется? Ну, что ж мне тебе дать, когда, ты сам видишь, по справедливости все мне принадлежит?
— И в самом деле «по справедливости»! — с горечью промолвил Яни.
Ударил себя Йоргу вдруг ладонью по лбу и говорит, да так весело:
— Как это я запамятовал? Совсем забыл о той полоске земли, что около Арапова Вражка. Если подумать, то, по справедливости, и она тоже мне принадлежит. Но уж так и быть! Бери ее себе! Думаю, что ты на своего старшего брата пожаловаться не можешь.
Пытался Яни брата упросить раздел изменить, но сколько он ни старался, сколько ни торговался, не мог ничем смягчить жестокосердного брата. Тогда, огорченный и обиженный, собрал он, что мог, — топор, мотыгу, нож — все старое да ржавое, и в один прекрасный день ушел на свою полосу хозяйствовать.
Утро было жаркое, а путь далекий. Шел Яни, шел и чем больше от дому уходил, тем грустнее становился. А когда пришел на свой надел, и вовсе загрустил. Да и как ему было не грустить? Мало пришлось на его долю землицы, и та вся колючками поросшая и камнями засыпанная, дикая, как овраг, к которому она прилегала. А овраг был глубокий, темный, и в нем всегда стояла мертвая тишина.
— Ох-ох-ох! — вздохнул Яни, глядя на это запустение. — Ох, бедный я, бедный!
Не успел он это сказать, как перед ним, словно из-под земли, вырос старый арап и сказал, низко кланяясь ему:
— Я горю от нетерпения выполнить твое веление!
Тогда Яни ни жив ни мертв пролепетал:
— Очисть мне, пожалуйста, поле от камней и колючек.
— Только-то? Ну, подожди, что случится, погляди! — ответил арап, и Яни с удивлением увидел, как на его полоску спустилось облако. Все кругом разом потемнело, как ночью, а минуту спустя облака уже не было. И Яни стоял и тер глаза кулаками, щипая себя за руку, и никак не мог поверить, что все это явь, а не сон: вместе с облаком исчезли и арап, и камни, и колючки, и теперь его полоска была такой чистой, такой гладкой, хоть сейчас ее паши.
«Эге! — подумал про себя Яни. — Тут что-нибудь да есть!»
Исходил он всю свою полоску вдоль и поперек. Но сколько ни искал, не нашел ни одного камня. А колючек как будто и вовсе не было!
Осмелел немного парень и шепотом, больше про себя, позвал:
— Арап!..
Да не тут-то было! Ни следа арапа. Будто и ноги его здесь никогда не бывало!
Раззадорился Яни да как рявкнет, словно голодный лев:
— Арап!!
Нет арапа, и все тут! Что ему делать?!
Схватил Яни ржавую мотыгу, плуга-то у него не было, и принялся за работу.
А жара чем дальше, тем больше. Пот с Яни лил рекой, но сколько он ни работал, дело почти не продвигалось. Вот кабы ему плуг да пару добрых волов!.. Пусть бы самые плохонькие, и те скорее бы кончили. А так мотыгой…
— Видно так уж мне на роду написано мучиться, — вздохнул Яни. — Ох-ох-ох, бедный я, бедный!
Не успел он как следует вздохнуть, как арап очутился возле него.
