Виктор Виткович - Сказочные повести. Выпуск десятый
Худайдан-ибн-Худайдан завернулся в свои одежды и словно провалился внутрь минарета. Муэдзин отшатнулся, поглядел ему вслед. Откашлялся. И завопил не своим голосом:
— Ля-Илляга-Иль-Алла-а-а!..
С дальнего минарета откликнулся другой муэдзин, третий… Луч солнца упал на золотой купол главной мечети. Где-то поднялся аист и полетел над крышами Багдада.
И Багдад ожил. Кузнецы начали раздувать горны. Медники и лудильщики ударили молотками в кастрюли, и их звонкие удары присоединились к вдохам и выдохам кузнечных мехов. Караванщики крикливыми возгласами стали поднимать верблюдов, зазвякали колокольцы…
Однако поспешим за магрибинцем. А то мы того и гляди потеряем его в толпе, в гаме, давке и суматохе.
* * *Мы не станем описывать базар в Багдаде, об этом можно прочесть где угодно. Скажем только, что Худайдан-ибн-Худайдан на базаре прежде всего обратился к двум дервишам: они ехали на осле и играли в шахматы, сидя лицом друг к другу. Белыми играл тот, кто сидел у хвоста. В те времена партия, как правило, продолжалась от двух до пяти верст.
— О мудрейшие мастера наилучшей из игр, не считая игры в кости! Не знаете ли вы, где живет Аладдин, сын Али аль-Маруфа?
Игравший черными загадочно сказал:
— Беру слона башней!
И ударил осла пяткой.
Магрибинец злобно пробормотал:
— Чтоб вы оба проиграли друг другу!
Сменив выражение злобы на маску любезности, он спросил у кузнеца:
— Уважаемый мастер огня и копыт, не видел ли ты Аладдина, сына Али аль-Маруфа?
Однако кузнец был занят огнем и копытами и тоже не повернул головы.
В какой-то кофейне сидел крошечный старичок. Перед ним дымилась чашечка кофе. Худайдан-ибн-Худайдан сел рядом:
— О мудрый знаток сорока радостей жизни! Уж ты-то, надеюсь, скажешь, где найти Аладдина, сына Али аль-Маруфа?
Старичок поглядел на магрибинца и благосклонно кивнул:
— Понимаю. Тебе нужен Карим, который поссорился с женой, залез в арык и прожил там три дня, не вылезая?
— Какой Карим? При чем тут Карим? Я спрашиваю об Аладдине!
Старичок удивился:
— Так бы сразу и сказал! С ним случилось вот что. Он затащил своего осла на минарет, и аллах покарал его, сделав кривым на один глаз.
Магрибинец оторопело смотрел на него:
— У Аладдина один глаз?
Старичок обиделся насмерть:
— У какого Аладдина? Я тебе целый час твержу про Хусейна, а ты не можешь понять! И откуда берутся такие болваны?
Магрибинец не нашелся что сказать, плюнул и вскочил. Но тут пронзительно заревели трубы…
На площадь выехал глашатай.
— Эй, жители Багдада! Знайте! Великий султан и несравненная царевна Будур почтили базар своим гулянием!..
И на базаре будто кто-то воткнул палку в муравейник — все забегали. Матери утаскивали детей в калитки. Торговцы закрывали лавки.
Глашатай орал:
— …Ни один взор не должен коснуться божественной красоты царевны Будур! А кто осмелится поднять голову, потеряет ее один раз и навсегда!
Глашатай уехал орать в другое место. А на базарную площадь вступили стражники с копьями и щитами. И кто не успел убежать, упали носами в пыль.
Крошечный старичок схватил магрибинца за ногу.
— Ложись, бестолковый! А то останешься без головы!
Худайдан-ибн-Худайдан лег на землю и прикрыл голову руками.
Ему, однако, удалось увидеть из-под руки, как на базар вышли барабанщики, затем поливальщики и подметальщики, затем слуги с курильницами благовоний, от которых у магрибинца зачесалось в носу, и он чихнул прямо в пыль так громко, что подбежал стражник и замахнулся копьем.
Он увидел и сверкнувшие золотом одежды — это был сам великий султан на коне.
Уткнувшись носом в песок, Худайдан-ибн-Худайдан прошипел:
— Скорей бы шайтан унес султана вместе с его конями и дочерьми!
Как раз в эту секунду позади султана, из-за хвоста его жеребца, показались четыре евнуха: они несли под балдахином царевну Будур. За нею на расстоянии брошенного копья следовали стражники, прикрыв глаза щитами, словно боялись ослепнуть от красоты царевны.
Царевна и на самом деле была красива. Но чтобы быть более точными, скажем так: царевна Будур была похожа сразу на Нефертити и на стрекозу. Обведя глазами подданных, лежавших в пыли, она вздохнула и сказала голосом, зазвеневшим, будто шарик в бубенчике:
— Как я несчастна!
И магрибинец пробормотал проклятие. Еще бы! Вместо того чтобы убраться, султан остановил шествие:
— Что с тобой, дочь моя?
— Я такая красавица, а на меня никто не смотрит… — сказала царевна. — Я хочу… — Она медленно обвела глазами базар, не зная сама, чего хочет. — Хочу… Хочу…
И ткнула пальцем в какого-то юношу, валявшегося в трех шагах от магрибинца.
— Пусть он на меня посмотрит!
— Но ему отрубят голову! — сказал султан.
— Ну и что? — безмятежно спросила царевна.
Султан слез с коня, подошел к лежащему.
— Эй ты! — и вышитой туфлей перевернул его.
Теперь юноша, зажмурившись, лежал на спине.
— Юноша! Открой глаза! — сказала царевна чарующим голосом.
— Открой, открой, — сказал султан, — и останешься без головы!
— Боишься? — спросила царевна.
Юноша не выдержал, открыл свои широко расставленные глаза. И сел, потрясенный, не в силах оторвать взгляда от царевны.
— Кто ты? — спросила она.
Он молчал, не спуская с нее глаз.
— Ты не научился еще говорить? — улыбнулась царевна.
Юноша прошептал:
— Ты царевна или пери?
— Какие ты знаешь красивые слова… — сказала царевна.
Султан, моргая, смотрел то на того, то на другого.
— Как тебя зовут? — спросила царевна голосом ручья и ветерка.
— Аладдин, сын Али аль-Маруфа…
Услышав это имя, магрибинец чуть не подскочил. Метнув из-под руки на юношу пронзительный взгляд, он вновь уткнулся носом в землю.
А юноша сказал такое, от чего не только султан, даже царевна Будур и та раскрыла рот. Вот что он сказал:
— Я хотел бы, чтобы на тебя в пустыне напал лев и я тебя спас!.. И чтобы весь Багдад загорелся и я тебя вытащил из огня!.. И чтобы — землетрясение! И все провалились! И остались только ты и я!
При этих словах он коснулся руки царевны, Будур ахнула:
— Царевну нельзя брать за руку!
— Но я уже взял…
Вспыхнув, царевна вырвала руку.
Стражники, стоявшие в отдалении, выхватили мечи.
А султан завопил:
— Неслыханная дерзость! Отрубить ему голову!
Стражники бросились на Аладдина. Еще мгновение — и юноша и его голова расстались бы друг с другом.
Но тут магрибинец, приподнявшись на локте, швырнул порошок из второго мешочка и воскликнул:
— О порошок, отшиби у них память на целых полчаса!
Всех мгновенно окутало облако черного дыма. А когда дым рассеялся, все совершенно забыли про Аладдина — такое свойство было у порошка: забыли на целых полчаса.
Султан сказал:
— Чего мы стоим?
И царевна сказала:
— А правда, чего мы стоим?
Евнухи подняли ее носилки с балдахином. Султан влез на коня. Шествие двинулось дальше.
Но жители Багдада продолжали лежать. И лежали бы, наверное, еще целых полчаса, если бы не тот крошечный старичок из кофейни. Как вы догадываетесь, у него нельзя было отшибить память, потому что памяти у него просто-напросто не было. Поправив тюрбан, съехавший набок, он сказал:
— Вставайте! Чего вы лежите?
И жители Багдада стали подниматься, отряхивая халаты и бороды.
Только Аладдин стоял как потерянный, глядя вслед царевне.
— А ты чего? — сказал старичок, в недоумении ткнув Аладдина палкой.
И Аладдин сорвался с места и побежал.
За ним как тень последовал чужеземец в магрибской одежде.
* * *Ну, а теперь отдохнем от приключений и тихо посидим во дворике Аладдина. Это дворик как дворик. На заборе стоит коза, глядя вдаль зелеными глазами. По веткам тутового дерева прыгают воробьи, а на его макушке чистит клюв аист, высовывая голову из гнезда.
Под деревом на старой циновке сидели мать Аладдина и сторож Абд аль-Кадир. Рядом с ним лежала колотушка, отдыхая после ночных странствий. Каждое утро Абд аль-Кадир приходил сюда выпить чашку козьего молока, а также дать мудрый житейский совет.
Мать жаловалась на сына:
— …Вместо того чтобы учиться делу его отца, его деда и прадеда, он читает сказки! Как будто он сын султана!
И всхлипнула, показав сторожу потрепанную книжку с картинками.
Абд аль-Кадир сказал:
— Твой муж, да почтится его память, был моим лучшим другом. Когда Азраил унес его душу, я дал клятву, что не оставлю Аладдина и сделаю его человеком…
Мать зарыдала:
