Филип Пулман - Граф Карлштайн
Мы оглянулись и увидели старого Гунтера, нашего булочника, который тащил какую-то сложную деревянную штуковину. Гунтер с достоинством кивнул мне, как старой знакомой, и я спросила:
— А что это такое?
— Мишень! Или прицельный круг, — пояснил он. — В него будут стрелять участники соревнований. И стоять он будет как раз здесь. Вы ведь не хотите, чтобы вас застрелили?
— А что, это неплохая идея, — пробормотал Макс с таким похоронным видом, что мне вдруг стало смешно.
— И каков же главный приз? — спросила Элиза.
— Пятьдесят золотых крон, — сказал Гунтер, устанавливая деревянную мишень на землю и подкручивая в ней всякие болты и гайки, — и должность главного егеря здешних лесов. Вот уж это действительно большая честь!
— Макси, ты тоже непременно должен примять участие в этих состязаниях! Вдруг ты станешь победителем, а? Ведь это вполне возможно! — воскликнула Элиза.
— Да, конечно, и это было бы прекрасно, да только мушкета-то у меня и нет. Ты что, забыла?
— Забыла, — печальным эхом откликнулась она. — Значит, всему конец…
Мы отошли в сторонку, как просил Гунтер, и Макс, немного помолчав, задумчиво промолвил:
— А все ж хотелось бы мне знать, что станется с этими девочками, когда они из лесу вернутся…
— О них ведь и позаботиться некому! — подхватила Элиза. — Я думаю, их должен взять под свою опеку королевский двор.
— Они ведь сироты? — сказал Макс. — В точности как я. Я ведь найденыш, вырос в приюте. У меня, по-моему, и семьи-то никогда не было. Бедняжки, им и так здорово досталось, уж я их понимаю. Вот если б я выиграл эти соревнования… Да ладно, чего там говорить! Ведь ружья у меня все равно нет.
И тут Элиза вдруг подскочила, взвизгнув так, словно ее укусила оса, и стала трясти его за руку, крича:
— Макси! Макси!
— Ты что?
— Макси, твой тромбон!..
— Это не тромбон, Элиза, а почтовый рожок…
Но Элиза уже не слушала его. Она направилась прямиком к старому Гунтеру, чрезвычайно изящно ему поклонилась и учтиво сказала:
— Простите, что побеспокоила вас, господин мой. — Гунтер тут же перестал возиться с мишенью и с интересом уставился на нее. — Не могли бы вы рассказать мне чуть подробнее, каковы правила участия в этих соревнованиях? Очень вас прошу!
— Ну конечно, расскажу, моя милая! — умилился Гунтер. — Видишь вон ту штучку? Это соломинка, а в нее вставлено перышко, и они соединены с этой вот штуковиной, а она, в свою очередь, соединена с внутренней пружиной… В общем, если стрелок попадет точно в центр мишени, это перышко должно взлететь в воздух. Хотя это совсем не так просто, как кажется.
— А они должны стрелять но очереди? — спросил Макс.
— Да, конечно. Но если кто-нибудь попадет точно в цель, соревнования будут закончены. Может, даже на самом первом участнике. А может, и никто точно в цель попасть не сумеет. В таком случае всем придется снова стрелять по очереди.
— А что, стрелять нужно обязательно из мушкета? — спросила Элиза.
— Из мушкета, из пистолета, да хоть из пушки! Стрелять можно из чего угодно, — сказал Гунтер.
— Вот видишь, Макси! — воскликнула, торжествуя, Элиза и вновь повернулась к своему жениху: — Помнишь, мисс Давенпорт показывала нам, как стреляют из твоего тромбона?
— Это не тромбон, Элиза, а… — Он вдруг умолк, догадавшись наконец, что она имеет в виду. — Нет, я не смогу, — сказал он, помолчав. — Точно, не смогу. Хотя… если потренироваться… Нет, вряд ли…
Я не очень-то понимала, о чем они говорят, но спросить так и не успела. В эту самую минуту из-за угла дома нашего мэра показались две маленькие фигурки и замерли в нерешительности, словно ища на лугу хоть кого-то знакомого.
— Мисс Люси! — вскричала я. — Мисс Шарлотта!
Мы бросились друг другу навстречу. Макс и Элиза бежали за мной следом, и все мы одновременно заключили друг друга в объятия. На лугу теперь собралось уже довольно много народу, и люди с любопытством поглядывали на нас. Ничего удивительного: мы с такой радостью приветствовали друг друга, словно побывали на том свете, но сумели вернуться. Возможно (эта леденящая душу мысль промелькнула у меня в голове и тут же исчезла), так оно и было на самом деле.
— Господи, вы живы! — кричала я.
А Элиза все спрашивала:
— Но что же там было? Что с вами произошло?
— Значит, план удался на славу? — радостно воскликнул Макс.
И Люси сказала:
— Да, Петер вовремя успел добраться до нас!
А Шарлотта прибавила:
— Ох, как это было страшно! Вы просто представить себе не можете! Мы уж думали, что пропали…
И только теперь я заметила, да и Элиза тоже, что девочки промокли насквозь, дрожат как осиновые листья и едва держатся на ногах от усталости. В общем, я быстренько отвела их в нашу таверну, усадила поближе к огню, накормила и напоила, а мама моя тут же принялась ласково хлопотать, и я предоставила ей полную свободу действий. Больше всего девочкам было нужно именно это: чтобы кто-то о них заботился. Макс с Элизой сидели рядом и, открыв рот, слушали рассказ Люси о том, что произошло в охотничьем домике.
Но первым делом мы, конечно, спросили, где же Петер. По всей видимости, сказали девочки, он жив-здоров (и наша Ханнерль вся засияла от радости), но пока что выжидает в надежном укрытии, а когда начнутся соревнования, намерен непременно попытать счастья, но рисковать не хочет — боится, что его схватят еще до того, как он успеет хоть разок прицелиться в мишень.
Шарлотта прихлебывала горячее молоко, исходя перед огнем паром, как пудинг, вынутый из духовки, и без конца зевала и кивками подтверждала справедливость слов своей сестры, когда Люси принялась рассказывать нам, как Петер их спас.
Он примчался к охотничьему домику за несколько минут до полуночи и принялся так яростно колотить в дверь, что девочки решили: это стучится сам демон. Дверь была, разумеется, заперта, и Петеру пришлось выстрелом сбить замок, чтобы войти. Потом они все выскочили наружу и спрятались неподалеку: времени бежать уже не оставалось. А без пяти двенадцать… прибыла Дикая Охота! Ни одна из девочек так и не сумела как следует описать ее участников, но обе были уверены в одном: Петер так и не выстрелил из своего мушкета серебряной пулей; он вообще ни разу не выстрелил, если не считать того выстрела по замку.
— Но как же тогда вам удалось спастись? — спросила я.
— Ой, это было просто потрясающе! — воскликнула Люси. — Конь у Замиэля был громадный, ростом почти до небес, а рядом еще эти ужасные гончие… Рвутся на поводках, рычат, морды все в пене, зубы оскалены… Вдруг Петер встает, выпрямляется во весь рост и обращается прямо к Замиэлю!
— Что-что? Что он делает? — в ужасе переспросила я.
— Обращается к Замиэлю, — подтвердила Шарлотта, — и кричит ему: «Девочек ты не получишь! Граф Карлштайн — вот твоя добыча! Ступай же, ищи его!»
— А Замиэль, — снова вступила Люси, — удивился и говорит: «Ты кто такой?» И голос у него, как гром…
— А Петер ему отвечает: «Я — Петер Келмар, свободный крестьянин, охотник», — подхватила Шарлотта.
— И Замиэль говорит: «Охотник? Я не причиняю зла настоящим охотникам или тем, кто находится под их покровительством. Ступайте с миром!» — снова взяла инициативу в свои руки Люси.
— И Замиэль пришпорил своего коня, — перебила сестру Шарлотта, — и вся Дикая Охота взвилась в небеса и скрылась из виду…
— И знаете, что оказалось? — сказала Люси. — Что у Петера была при себе только одна пуля! Та, серебряная! И он ею воспользовался, чтобы сбить с двери замок и вызволить нас из дома!
— Ах, дурак! — не удержавшись, воскликнула я. — И о чем он только думал?
— Никакой он не дурак! — возмутилась Шарлотта. — Он настоящий храбрец!
— Я такого храбреца никогда в жизни не видела! — поддержала ее Люси. — Как он смело встал и обратился к Замиэлю!.. Ведь если бы он этого не сделал…
— Где же он теперь? — не выдержала Ханнерль. — Конь-то все еще при нем?
Шарлотта объяснила нам, где прячется Петер, и Ханнерль тут же выбежала из дома. Она сказала, что приведет назад чужого жеребца, поскольку Петеру явно будет не до того, а хозяин коня, конечно же, поднимет тревогу.
— А вы-то что теперь делать будете? — задумчиво спросила Элиза. — Мисс Давенпорт, наверное, могла бы взять вас к себе… Я уверена, она бы с радостью это сделала, да только закон уж больно суров в таких вопросах.
— Нужно, чтобы вас непременно родственники забрали, а никому другому вас и не отдадут, таков закон, — подтвердил Макс. — У вас хоть какие-нибудь еще родственники имеются?
— Никого у нас нет, — сказала Люси. — Только граф Карлштайн. Он — наш единственный родственник.
— Был, — невольно вырвалось у меня.
Все удивленно на меня посмотрели, и теперь уже я принялась рассказывать, что произошло вскоре после полуночи в башне замка. Впрочем, кое-какие подробности я опустила: сказала, например, что у графа от страха случился апоплексический удар и умер он почти мгновенно. Девочки слушали, не проронив ни слова, не двигаясь и не сводя глаз с моего лица. Когда я умолкла, они тоже продолжали молчать, глядя в пол, а потом Люси жалобно спросила тоненьким, тихим голоском:
