Лисл Шуртлиф - Румп: Настоящая история о Румпельштильцхене (ЛП)
Краснушка очень сосредоточенно наблюдала за моей работой. Я беспомощно поёжился, а она закатила глаза и снова плюхнулась в солому. Я не осмеливался заговорить. Лицо всё ещё горело от удара мельника. Но вопросы вертелись у меня в голове, словно тысячи маленьких птиц клевали мне мозг. Краснушка сказала, что я не узнал своё полное имя. Но что я мог сделать? Даже если это и было правдой, я был так далек от ответа. Да, и к тому же имя Румпель имело смысл. Заколдован, заколдован, заколдован.
В конце концов, мельник уснул на куче соломы, в тот же момент ко мне подползла Опаль и с отчаянием спросила:
— Ты говорил, что знаешь способ, чтобы я могла оставить ребенка себе. Говори.
Я уставился на неё. Я почти забыл о нашем уговоре, но Опаль всё это время ждала, пока мельник не уснет, чтобы поговорить со мной. Её глаза покраснели и опухли, а лицо было мокрым от слез. Подбородок дрожал, и, прежде чем я успел что-то ответить, она снова заплакала.
— Прекрати, прекрати! Ой, я хочу сказать, Ваше Величество. Есть только один способ сохранить вашего ребенка. Прекратите плакать!
Она перестала плакать и облегченно вздохнула.
— Говори! — велела она, вытирая нос рукавом платья.
Я сильно задумался. Я взглянул на Краснушку, но в ответ она только покачала головой. Мы оба знали, что этого способа не было, но я же должен был что-то сказать Опаль. Что угодно. Я должен был дать ей невыполнимое задание.
— Ты должна назвать мне моё имя, — сказал я.
— Твоё имя? — спросила она.
— Да, моё настоящее имя. Целиком. Если сможешь угадать моё имя до того, как я закончу работу, сможешь забрать ребенка.
— Но твоё имя Роберт, — сказала она. — Ой, нет, Зад. Фредерик и Бруно всегда называли тебя Зад.
— Моё имя не Роберт и не Зад, — сказал я нетерпеливо. — Ты должна отгадать моё настоящее имя.
— А если отгадаю, ты отдашь мне Арчи?
Я кивнул. Я знал, что это было безобидной сделкой. Она никогда не сможет отгадать моё имя. У меня ведь его и не было, было только проклятие.
— Обещаю.
Опаль вздохнула, всхлипывая:
— Я могу попросить советников короля, чтобы они поискали в Книгах Имен.
Пусть делает всё, что угодно, лишь бы не рыдала. Она вышла за книгой, лицо её посветлело. Но моя ноша всё ещё была слишком тяжела, а ноги и руки ломило. Теперь я будто плавал в море из золота, мерзком океане из золота.
Позже в комнату притопала Опаль со списком имен, написанных на длинном свитке:
— Тебя зовут Гаспар? Или Мельхиор? Бальтазар? Это очень редкие имена. Твое одно из них?
Я смотрел на неё безо всякой надежды:
— Румп, моё имя начинается с Рупм, — сказал я.
— Но ведь это не может быть твоим настоящим именем!
— Это только часть моего имени.
Она смущенно разглядывала рукописи:
— Твоё имя — Небучаднеззар?
Я прекратил работу и уставился на неё. Она не шутила? Моя жалость к ней испарилась, как она могла быть такой твердолобой?
— Нет, это не моё имя.
— Ах, — это всё, что она ответила, затем отвернулась, вздыхая, что потратила столько времени впустую.
Опаль пялилась в рукописи ещё какое-то время, затем растянулась на соломе и уснула, протягивая руки к ребенку.
Как только уснула Опаль, от своего собственного храпа проснулся мельник, протер глаза и оскалился, гляда на золото. Он взял большой мешок и начал набивать его золотом, приговаривая: — Вот так, хорошо, всем хватит!
Он наполнил мешок до краев, а затем, шатаясь, вышел из комнаты с мешком, свисающим с плеча.
Первый день закончился, и, хотя куча золота уже была выше моей головы, куча соломы по-прежнему была громадной.
Сквозь щели в полу пробралось несколько фей. Наверно их разбудили от зимней спячки магия и золото. Они немного потанцевали и пощебетали вокруг меня, а затем устроились в мотках золота и уснули. Вот скряги! Как же мне хотелось улечься с ними!
В Игру Поиграй, Имя Угадай
— Овцехвост, Вертехвост, Веретенохвост?
Я позволил Опаль выдавать любые глупые имена, какие приходили ей в голову. То, что моё имя вообще-то начиналось с Румп, до неё так и не дошло. В любом случае, это ни к чему бы ни привело, по крайней мере, поиск отвлекал её от рыданий.
— Куцехвост, Мохнахвост, Перцехвост?
Дверь открылась, и вошел мельник. Опаль скомкала список глупых имен и отпрыгнула от меня, но мельник не обратил на неё внимания. Он подошел к золоту и начал снова набивать им мешок.
— Думаю, мы превзойдем ожидания короля, даже если не отдадим ему всё золото, — он злобно рассмеялся, продолжая набивать мешок.
— Да, он не заметит пропажи.
Опаль взглянула на отца:
— С чего это ты решил, что можешь оставить себе хоть что-то? Я могу ему всё рассказать. Я же королева.
Мельник улыбнулся:
— Ты можешь ему рассказать, но с тем же успехом и я могу ему рассказать, что не ты его спряла. Как ты думаешь, королю это понравится?
Опаль замолчала и отвернулась. Мельник бросил на меня взгляд, и я поспешил опустить ногу на педаль прялки. Затем он ушел. Как только захлопнулась дверь, Опаль выдала ещё три имени.
— Твердохвост, Прядохвост, Шипохвост?
Она перебрала сотню имен, оканчивающихся на «хвост». Она продолжала говорить со слугами и посыльными через щель в двери, пока они передавали ей новые списки имен. Услышав некоторые имена, я радовался, что меня зовут Румп. Кто захочет назвать своего ребенка Горошек? Уж лучше быть Задом, чем Горошком.
Опаль была занята поиском имен, не смотря на присутствие мельника, и, когда Арчи нужно было кормить, она очень быстро завершила кормление, почти оторвав его от груди. Она была так увлечена поиском моего имени, что забыла, ради кого она это делает.
Между тем, мельник складывал золото в мешки и пересчитывал их. Фредерик и Бруно помогали, но стоило им замешкаться, мельник тут же шлепал их по рукам. Иногда они наблюдали за моей работой с неким изумлением, мне почти показалось, что они восхищаются мной, но в их глазах читалось только «золото».
Краснушка поначалу пыталась общаться со мной знаками, мотая головой и строя рожи, но после нескольких попыток сдалась и ушла в себя, иногда дремала понемногу, иногда просто смотрела на огонь.
Освальд дал нам с Краснушкой затхлый хлеб и заплесневелый сыр, но Краснушка ничего не съела, и я забеспокоился. Я запихивал еду в рот и глотал как можно быстрее. Даже если она была тухлой, меня это мало беспокоило, потому что мне нужны были силы, чтобы закончить работу.
Опаль продолжала отгадывать моё имя:
— Адельбрехт, Герберик, Зеттлмейгер…
— Нет, — сказал я, продолжая работать. Веретено крутилось — жух, жух, жух, а я слышал только Румпель, Румпель, Румпель. Заколдован, заколдован, заколдован.
— Фердинанд! Фердинандо! Игинхард!
— Нет, не то.
Опаль уже начала отчаиваться, а я ещё больше ощутил свою вину. Я дал ей ложную надежду. Может, я и себя тешил ложной надеждой на то, что могло быть что-то лучше, чем вся эта неразбериха.
Жух, Жух, Жух…
Румпель, Румпель, Румпель…
Заколдован, Заколдован, Заколдован…
К концу второго дня, Опаль снова раскачивалась на полу, а доски под ней скрипели: хрясь, хрясь — а я продолжал прясть: жух, жух, жух.
Несколько раз мне удавалось разглядеть людей через щели в полу, они ходили по комнате, которая располагалась внизу. Я слышал, как они разговаривали, и даже узнал голоса. Это была Марта, повариха, которая выходила меня, когда я упал с башни. Было забавно, что сейчас я находился в комнате прямо над ней. Я старался напрячь слух, чтобы расслышать, о чем они там болтают, но ничего не мог разобрать.
Теперь мешки с золотом возвышались над соломой, но всё равно её оставалось ещё очень и очень много. Конца и края не было. И я знал, что когда закончу, мельник всё равно найдет способ манипулировать мной.
Должен быть какой-то выход. Краснушка говорила, что он есть! И её бабушка так говорила. Было что-то, чего мне хватало, но я не мог понять что именно. Я не мог думать в таком маленьком помещении, набитом соломой и золотом. Мне нужен был воздух и отдых. Я закрыл глаза и опустил голову на веретено. Отдохну всего минутку.
Хрясь, хрясь, хрясь.
Я резко поднял голову от этих звуков. Опаль снова раскачивалась, поднимая доски. Я огляделся, находясь ещё в полудреме. Повсюду была солома и золото, а за окном уже было темно. Я заснул. Подошел к концу второй день. Который был час?
Я поднял руки, чтобы потянуться. Я не отходил от прялки весь день даже по зову природы. Теперь природа уже отчаянно призывала меня и мозг тоже. У меня было странное ощущение, будто я только что очнулся ото сна, только не мог вспомнить, что это был за сон. Я думал об именах и судьбе. О Ведьме Лесов и о штильцхене. О тётушках и о румпеле. О троллях и их кладовых с волшебными вещицами. О яблоне. О своей матери. У меня возникали мысли, ответы крутились в голове, но они не могли преобразоваться во что-то отчетливое, пока я был в этой комнате. Мне нужно было выйти на воздух.
