Кеннет Грэм - Ветер в ивах
— Хорошо, хорошо, — сказал Крот, пододвигаясь к столу. — Ты рассказывай, а я пока поем, ладно? С утра во рту ни кусочка! О боже мой, боже мой!
Он подсел к столу и наложил себе на тарелку холодного мяса и маринованных огурчиков.
Тоуд потоптался на каминном коврике, потом засунул лапу в карман и вытащил оттуда горсть серебряных монет.
— Погляди! — воскликнул он, показывая деньги. — Не так уж плохо за несколько минут работы, а? И как, ты думаешь, я их добыл? Угнал лошадь! Вот как!
— Ну? — заинтересовался Крот.
— Тоуд, пожалуйста, помолчи минуточку, — сказал дядюшка Рэт. — А ты, Крот, не подначивай. Или ты его не знаешь? Лучше поскорее расскажи, в каком положении находятся дела и что лучше всего предпринять, раз Тоуд наконец вернулся.
— Дела хуже некуда, — сказал Крот сердито. — А что предпринять, ни малейшего понятия не имею. Барсук и я ходили, ходили вокруг Тоуд-Холла день и ночь. Все одно и то же. Везде — стража, наставленные в упор дула, швыряются камнями. А стоит нам приблизиться, так насмехаются, просто невыносимо. Нет ничего хуже насмешек!
— Да, дело плохо, — сказал дядюшка Рэт задумчиво. — Но я думаю, что кое-что я все-таки сообразил. Тоуд должен…
— Нет, не должен! — воскликнул Крот с набитым ртом. — Ничего подобного. Ему надо совсем другое…
— Ничего такого я не стану делать, — перебил их обоих Тоуд. — Хватит командовать! Речь идет, в конце концов, о моем доме, и я точно знаю, что надо делать. Я…
Они заговорили все разом и во весь голос, от них просто можно было оглохнуть, но в это время высокий, суховатый голос сказал:
— Немедленно замолчите! Все! И мгновенно настала тишина.
Это сказал дядюшка Барсук, который кончил есть пирог, повернулся к ним и сурово на них поглядел. Когда он увидел, что сумел привлечь их внимание и они, по-видимому, ждут, что он скажет, он опять повернулся к столу и отрезал себе сыру. И так велико было уважение к этому достойному зверю, что никто не проронил ни слова, пока он не закончил трапезу и не смахнул крошки с колен. Тоуд ерзал на стуле, а дядюшка Рэт старался его угомонить.
Потом дядюшка Барсук подошел к камину и, глубоко задумавшись, долго смотрел на огонь. Наконец он заговорил.
— Тоуд, — сказал он, — ты беспокойный, скверный зверек! Тебе не стыдно? Как ты думаешь, что бы сказал мой покойный друг, твой отец, если бы оказался сейчас здесь и узнал обо всем, что ты вытворяешь?
Тоуд, который прилег на диван, перевернулся ничком, сотрясаемый слезами раскаяния.
— Ладно, перестань, — сказал Барсук, смягчаясь. — Брось. Перестань плакать. Что было, то прошло. Постарайся начать жизнь сначала. Но то, что Крот говорит, правильно. Горностаи стерегут всюду. А это лучшие стражники в мире. Нечего думать атаковать их в лоб. Нам с ними не справиться.
— Тогда, значит, все кончено, — всхлипнул Тоуд, орошая слезами диванные подушки. — Пойду завербуюсь в солдаты и никогда, никогда больше не увижу мой родной Тоуд-Холл!
— Брось хныкать и немедленно взбодрись, Тоуд! — сказал Барсук. — Есть другие способы отвоевать его, кроме прямого штурма. Я еще не сказал свое последнее слово. Сейчас я сообщу вам великую тайну.
Тоуд медленно поднялся и вытер слезы. Он обожал тайны, потому что в жизни не мог сохранить ни одной. Его всегда волновало чувство неправедного восторга, когда он сообщал другому тайну после того, как торжественно обещал не выдавать ее никому.
— Существует подземный ход, — сказал Барсук внушительно, — который ведет от берега реки, совсем поблизости отсюда, к самому центру Тоуд-Холла.
— О, какой вздор, Барсук! — сказал Тоуд довольно беззаботно. — Ты наслушался того, что они тут плетут в пивнушках. Да я знаю каждый дюйм Тоуд-Холла, изнутри и снаружи. Там ничего такого нет, уверяю тебя.
— Мой юный друг, — сказал дядюшка Барсук очень строго, — твой отец, который был зверем очень достойным, много достойнее иных моих знакомых, и который был моим близким другом, делился со мной такими вещами, которыми ему и в голову бы не пришло поделиться с тобой. Он открыл этот подземный ход; он его, разумеется, сам не делал, ход был прокопан сотни лет назад, задолго до того, как он там поселился. Но он его вычистил и привел в порядок, потому что думал, что когда-нибудь этот ход вдруг да и пригодится в случае какой-нибудь беды или опасности. И он мне его показал. Он сказал: «Сыну моему о нем ни в коем случае не говори. Он хороший парень, но немного легкомысленный, и характер у него неустойчивый, да и язык за зубами он держать не умеет. Если с ним случится серьезная беда и ход этот сможет ему пригодиться, тогда сообщи ему об этом тайном проходе, но ни в коем случае не раньше».
Все сидевшие в комнате внимательно посмотрели на мистера Тоуда, желая видеть, как он это все воспримет. Тоуд сначала было надулся, но быстро отошел, потому что был все-таки хорошим парнем.
— Ладно, ладно, — сказал он. — Может, я и в самом деле немножечко болтун. Я ведь очень известное лицо, друзья навещают меня, и мы острим, веселимся, рассказываем анекдоты, и язык у меня начинает маленечко вилять. Я прирожденный собеседник. Мне частенько говорили, что мне надо бы завести салон, что бы это там ни значило. Ну, бог с ним! Продолжай, Барсук. Но чем этот самый твой подземный ход нам поможет?
— Я кое-что выяснил в последнее время, — продолжал Барсук. — Я попросил Выдру нарядиться трубочистом и пойти, увесившись щетками, к черному крыльцу Тоуд-Холла справиться, нет ли у них работы. Завтра вечером там состоится роскошный банкет. Чей-то день рождения. Главного Ласки, кажется. И все ласки соберутся в парадной столовой и будут там пировать, ничего не подозревая, без сабель, ружей и палок — словом, безо всякого оружия!
— Но стража будет выставлена, как всегда, — заметил дядюшка Рэт.
— Точно, — отозвался Барсук. — К этому я и веду. Ласки целиком положатся на такую прекрасную стражу, как горностаи. И вот тут-то нам и поможет подземный ход. Этот туннель ведет прямехонько в буфетную, расположенную рядом с парадной столовой.
— Ага! Вот почему там скрипит доска! — сказал Тоуд. — Теперь я понимаю.
— Мы тихонечко проберемся в буфетную! — воскликнул Крот.
— С пистолетами, и саблями, и палками! — закричал дядюшка Рэт.
— И набросимся на них, — сказал Барсук.
— И поколотим их, и поколотим их, и поколотим их! — вопил Тоуд в экстазе, носясь кругами по комнате и перепрыгивая через стулья.
— Очень хорошо, — подвел итог дядюшка Барсук в своей обычной суховатой манере. — Итак, все решено, нечего вам спорить и устраивать перепалки. Становится поздно, отправляйтесь спать. Все необходимые приготовления мы сделаем завтра утром.
Тоуд, конечно, тоже послушно отправился спать, как и все остальные, он понимал, что сейчас спорить ни к чему, хотя он был слишком взволнован и спать совсем не хотел. Он прожил длинный утомительный день, набитый всякими событиями, к тому же простыни и одеяла были такими успокаивающими, такими дружелюбными после крошечного клочка простой соломы, брошенного на каменный пол холодного каземата, что он, несмотря ни на что, вскоре спокойно захрапел. Конечно, ему много чего приснилось: и дорога, которая тут же удирала, как только он ступал на нее, и канал, который бегал за ним и в конце концов настиг, и баржа, которая заплыла прямо в парадную столовую со стиркой, скопившейся за неделю, как раз когда у него был званый обед. А еще ему снилось, что он один идет по подземному ходу, а тот крутится, и вертится, и колышется, и становится на попа. Но под конец он увидел, будто он вернулся в Тоуд-Холл с победой и совершенно невредимый, и все друзья собрались к нему, и все серьезнейшим образом его уверяли, что он на самом деле очень умный мистер Тоуд.
Он проспал все следующее утро и, когда спустился вниз, увидел, что остальные звери уже давным-давно позавтракали. Крот куда-то ускользнул, никому не сказав, куда и зачем идет. Барсук сидел в кресле и читал газету, нисколько не заботясь о том, что должно произойти вечером.
А дядюшка Рэт, наоборот, с деловым видом носился по комнате, таская под мышками разного рода оружие, раскладывая его на четыре кучи на полу и приговаривая на бегу:
— Вот — сабля — для — дядюшки Рэта, вот — сабля — для — Крота, вот — сабля — для — мистера Тоуда, вот — сабля — для — Барсука! Вот — пистолет — для — дядюшки Рэта, вот — пистолет — для — Крота, вот — пистолет — для — мистера Тоуда, вот — пистолет — для — Барсука! — И так далее, в том же самом ритме, а четыре одинаковые кучи росли и росли на полу.
— Все это очень хорошо, — сказал через некоторое время Барсук, глядя поверх газеты на зверька, мечущегося по комнате. — Ты, конечно, прав. Но ты подумай сам: как только мы проскользнем мимо этих отвратительных горностаев с их отвратительными ружьями, уверяю тебя, нам не понадобятся никакие сабли и пистолеты. Да мы вчетвером одними только палками очистим помещение от всей этой банды за пять минут. Я бы и один справился, только не хочу вас всех лишать удовольствия.