Уильям Николсон - Последнее пророчество
Ортиз и Бомен миновали маленькую площадь, окруженную лимонными деревьями, на которой старики играли в шахматы прямо на свежем ночном воздухе. Под аркой закрытого пассажа учитель танцев обучал класс замысловатым па:
– Вы должны сосредоточиться! Думайте ногами!
Переулок внезапно вывел полководца и его спутника на широкую площадь, на противоположном краю которой почти парило над землей огромное изысканное строение под четырьмя куполами. Купола возвышались один над другим, невесомые и соразмерные, что казалось невозможным для здания таких размеров. Каждый купол был покрыт тончайшей резьбой, каждый сделан из стекла своего цвета: бледно-золотого, оранжевого, красного и фиолетового. Огни, горевшие внутри, заставляли купола мерцать, словно закатное небо.
– Как красиво! – восхищенно ахнул Бомен. Ортиз посмотрел на него и одобрительно кивнул.
– Вот так и должны жить люди, – проговорил он. Полководец провел его под аркой в громадный холл. Здесь в центре колоннады бил фонтан.
– Посмотри на этот фонтан, – сказал Ортиз.
На каменной подставке стояла клетка, вырезанная из единого куска полупрозрачного сероватого мрамора. Дверь клетки была открыта, и сквозь нее, а также сквозь каменные ячейки решетки струилась вода. Там, где поток достигал высшей точки, прежде чем упасть вниз, парили три птицы. Казалось, что в воздухе их удерживают только струи воды. Крылья распахнуты в стремлении взлететь выше, словно птицы всего лишь несколько мгновений назад вырвались из заключения. Птицы были вырезаны из того же камня, что и клетка, а поддерживающие их каменные опоры скрывал поток. Брызги, разбивавшиеся о крылья, создавали иллюзию того, что птицы парят, навсегда застыв в свободном полете.
– Человек, который построил это, – произнес Ортиз, – всю жизнь работал каменщиком. Он вырезал квадратные каменные блоки для зданий. И все время этот фонтан был заперт в его душе, ожидая освобождения.
– Он был рабом? – спросил Бомен.
– Конечно. – Ортиз обвел рукой светящееся сводчатое пространство вокруг них. – Все здесь создано настоящими художниками. Весь город – произведение искусства. В целом мире не существует ничего подобного ему.
Бомен был охвачен благоговением и одновременно озадачен.
– А для чего это? – спросил он.
– Для нас – тех, кто живет здесь. Доминатор говорит: люди рождены, чтобы жить в красоте.
– За исключением рабов.
– Красота существует также и для рабов. Ты – раб. Однако чувствуешь ее.
В сопровождении Бомена Ортиз пересек холл. В дальнем углу холла арочный проход вел в помещение меньших размеров, где люди сидели на скамьях, расположенных в несколько ярусов, и наблюдали учебные бои. Шестнадцать бойцов тренировались под руководством наставника. В ходе представления бойцы оттачивали навыки и одновременно развлекали зрителей. Полуголые тела блестели в свете ламп, пока манахи выполняли повороты с приседанием и стремительные прыжки, работая попарно.
Ортиз и Бомен задержались на несколько мгновений, чтобы посмотреть.
– В день свадьбы состоится праздничная манаха, – сказал военачальник.
– Они будут убивать друг друга?
– Возможно.
Бомен отказывался понимать, как эти изящные движения могут служить прелюдией к жестокому убийству. Впрочем, он уже видел манаху. Бойцы выходят на арену, чтобы исполнить танец со смертью. Это была еще одна из загадок Домината: красота и рабство, просвещение и ужас, танец и смерть.
Внезапно Бомен понял, что один из манахов ему знаком.
– Это же Мампо!
– Не зови его. Он не услышит тебя.
Бомен помнил, что Мампо ушел из казарм, чтобы тренироваться, но неужели за это время он мог так измениться?
Мампо, которого Бомен знал с пяти лет, худший ученик в классе, вечно шмыгающий сопливым носом? Мампо, таскавшийся за его сестрой Кестрель но пятам, как собачонка? Мампо, со временем превратившийся в высокого юношу, но так и не избавившийся от задумчивой, несколько медлительной манеры разговора? Неужели Мампо превратился в этого лоснящегося от пота опасного бойца, чьи руки и ноги сейчас стремительно рассекают воздух?
Ортиз ничего не знал о мыслях Бомена, однако ему было известно, как Доминатор находит и развивает таланты своих пленников.
– Все меняются, когда попадают сюда, – произнес он. – Даже ты когда-нибудь изменишься.
Ортиз двинулся вперед, и Бомен последовал за ним.
Сейчас они находились в проходе, который вел к множеству небольших залов. Из каждого зала слышались топот танцующих и отрывистые указания учителей. Ортиз остановился перед одной из дверей.
– У меня урок, – произнес он. – Урок танца, называемого тантарацца.
– Урок танца?
Как странно. Неужели этого солдата, этого завоевателя, этого разрушителя волнует, хорошо ли он умеет танцевать!
– Доминатор учит, что именно в танце мы приближаемся к совершенству.
Ортиз вошел в комнату. Внутри сидела тоненькая женщина, тихо беседующая с двумя музыкантами, – один держал в руках свирель, другой – барабан. Женщина тут же поднялась с места и присела перед Ортизом в легком реверансе.
– Моя учительница танцев – мадам Сайз, – сказал Ортиз Бомену. – Как ты думаешь, сколько ей лет?
Бомен не знал, что и ответить, – он боялся обидеть женщину. На ней была надета тесно облегающая нижняя юбка и легкая верхняя, открывающая изящное юное тело, однако морщины на шее и лице говорили о возрасте.
– Больше или меньше пятидесяти? – настаивал Ортиз. На щеках женщины от удовольствия проступили ямочки.
– Чуть за сорок? – спросил Бомен.
– Ей шестьдесят восемь!
И Ортиз, и женщина, похоже, от души веселились, глядя на вытянувшееся лицо Бомена.
– И никогда еще я не танцевала так хорошо, как сейчас, добавила женщина. – Однако приступим, нам есть чем заняться. Снимите верхнюю одежду.
Ортиз снял плащ и куртку, приготовившись танцевать. Бомен понял, что ему следует смотреть. Военачальник еще ни словом не обмолвился о том, почему выбрал Бомена и что юноше предстоит делать в дальнейшем.
Мадам Сайз встала в начальную позицию танца.
– Музыка! И-и-раз!
Музыканты заиграли, и танцоры начали. Бомен ничего не знал о тантарацце, но он сразу понял, что Ортиз – превосходный танцор и к тому же много времени посвятил оттачиванию своего мастерства. Танцоры вращались и расходились перед Боменом, следуя замысловатым движениям танца, постепенно убыстряющегося и становящегося все более сложным, пока…
– Нет, нет и еще раз нет! – Учительница раздраженно топнула изящной туфелькой. – Как можно пропустить этот поворот? Если вы знаете толк в тантарацце, подобные ошибки немыслимы! Вы ведь произносите слова не как попало, а в нужном порядке, чтобы в вашей речи сохранялся хоть какой-то смысл, не так ли? Так и в танце – каждое движение исполнено смысла! И-и-раз!
Музыканты заиграли с начала, танцоры вновь закружились. Бомен наблюдал за ними, пытаясь постичь суть тантараццы. И хотя этот танец был ему совершенно незнаком, юноша все же быстро понял, почему у партнеров не получалось. Учительница двигалась под музыку не задумываясь, словно тело представляло собой пружину, раскручивающуюся помимо ее воли. Ортиз же постоянно держал в голове последовательность шагов и па. Естественно, он отставал от своей партнерши, пусть и на долю секунды, и вынужден был следовать за ней там, где надлежало вести.
– Стоп! Стоп! – Мадам Сайз была недовольна. – У вас не получается. Вы должны быть внимательнее.
– Нет, – произнес Бомен. – Наоборот, он должен расслабиться.
Мадам Сайз уставилась на юношу.
– Прекрасно! – ядовито сказала она. – У нас появился новый учитель танцев! Я обучаю танцам уже около пятидесяти лет. Однако не сомневаюсь, вам виднее.
Ортиза вмешательство Бомена позабавило.
– Возможно, он прав.
– Расслабиться, как же! Вы должны быть точным! Четким. Совершенным. Когда вы покинете мой класс, можете сколько угодно быть разболтанным, а пока вы здесь – точность, и только точность! И-и-раз!
Они вновь начали с самого начала. На этот раз Ортиз танцевал лучше. Он в отличие от мадам Сайз понял, о чем говорил юный раб. Против своей воли Бомен стал теплее относиться к Ортизу. Это ястребиное лицо, эта голова, обрамленная копной рыжеватых волос и занятая сложным танцем, были похожи на Доминат: жестокие, но прекрасные. Бомен не смог бы объяснить, откуда пришло это ощущение, но теперь он твердо знал: его господин искренне верит, что в меру своих способностей творит добро и помогает торжествовать истине. Когда глаза Ортиза встретились с глазами Бомена, юноша почувствовал, что на полководце не лежит тяжкого греха. Более того – пока Ортиз танцевал, он казался Бомену совершенно невинным. Себя же юноша таковым не считал. Он еще не знал, какие обязанности ему предстоит выполнять при Ортизе, но чувствовал: все это приведет к той миссии, что он должен исполнить. Как бы ни был прекрасен этот город – он должен быть разрушен. В этом Бомен был уверен. И почему именно ему выпало стать его разрушителем?
