Сергей Михалков - 200 стихов, сказок и басен С. Михалкова

        Случилось это
    Во время птичьего банкета:
    Заметил Дятел-тамада,
    Когда бокалы гости поднимали,
    Что у Воробушки в бокале —
         Вода! Фруктовая вода!!
Подняли гости шум, все возмущаться стали,
    «Штрафной» налили Воробью.
А он твердит свое: «Не пью! Не пью!
                                            Не пью!» —
«Не поддержать друзей?
                             Уж я на что больная, —
    Вопит Сова, – а все же пью до дна я!» —
«Где ж это видано, не выпить за леса
    И за родные небеса?!» —
Со всех сторон стола несутся голоса.
Что делать? Воробей приклювил полбокала.
«Нет! Нет! – ему кричат. – Не выйдет!
                                              Мало! Мало!
    Раз взялся пить, так пей уже до дна!
    А ну налить ему еще бокал вина!»
Наш скромный трезвенник недолго
                                         продержался —
    Все разошлись, он под столом остался…
          С тех пор прошло немало лет,
    Но Воробью теперь нигде проходу нет,
    И где бы он ни появился,
    Везде ему глядят и шепчут вслед:
«Ах, как он пьет!», «Ах, как он разложился!»,
    «Вы слышали? На днях опять напился!»,
    «Вы знаете? Бросает он семью!»
Напрасно Воробей кричит: «Не пью-ю!
          Не пью-ю-ю!»

Иной, бывает, промахнется
(Бедняга сам тому не рад!),
Исправится, за ум возьмется,
Ни разу больше не споткнется,
Живет умней, скромней стократ.
Но если где одним хоть словом
Его коснется разговор,
Есть люди, что ему готовы
Припомнить старое в укор:
Мол, точно вспомнить трудновато,
В каком году, каким числом…
Но где-то, кажется, когда-то
С ним что-то было под столом!..

Со дня рожденья четверть века
Справлял в дубраве Курский Соловей.
(Немалый срок и в жизни человека,
А соловью – тем паче юбилей!)
          Среди лесных певцов подъем и
                                              оживленье:
                   Окрестные леса
     Вручают юбиляру адреса.
Готовится банкет. Концерт на два часа.
     И от Орла приходит поздравленье.
Счастливый юбиляр растроган и польщен —
Не зря в своих кустах свистел и щелкал он…
За праздничным столом в тот вечер
                                             шумно было.
    На все лады звенели голоса,
    И лишь Ворона каркала уныло:
          «Подумать только, чудеса!
Уж мне за пятьдесят давно перевалило,
И голосом сильней, и всем понятней я,
    И столько раз Сова меня хвалила…
    А юбилей – поди ж ты – Соловья!..»

Вот пишешь про зверей, про птиц и насекомых,
          А попадаешь все в знакомых…

Изнемогая от тяжелых ран,
К своим трущобам отступал Кабан.
    В чужие вторгся он владенья,
Но был разбойнику отпор достойный дан,
    Как поднялось лесное населенье…
Сороке довелось в ту пору пролетать
    Над полем боевых событий.
И – кто бы ожидал такой сорочьей прыти! —
Сорока, сев на ель, вдруг стала стрекотать:
«Так, так его! Так, так! Гоните Кабана!
Мне с дерева видней – он не уйдет далеко!
    Я помогу, коль помощь вам нужна.
А вы еще разок ему поддайте сбоку!» —
«Дивлюсь я на тебя. Ты только прилетела, —
Сказал Сороке Воробей, —
    А трескотней своей, ей-ей,
        Всем надоесть уже успела!» —
              «Скажи, мой свет, —
    Сорока Воробью в ответ, —
    Что толку, если б я молчала?
     А тут придет конец войне —
               Глядишь, и вспомнят обо мне
    Да скажут где-нибудь: «Сорока воевала!..»

    Сороке выдали медаль.
                   А жаль!

Перелетев с помойки на цветок,
Лентяйка Муха Пчелку повстречала —
Та хоботком своим цветочный сок
По малым долькам собирала…
    «Летим со мной! – так, обратясь к Пчеле,
Сказала Муха, глазками вращая. —
Я угощу тебя! Там – в доме, на столе —
Такие сладости остались после чая!
На скатерти – варенье, в блюдцах – мед.
И все – за так! Все даром лезет в рот!» —
    «Нет! Это не по мне!» – ответила Пчела.
    «Тогда валяй трудись!» – лентяйка
                                                прожужжала
И полетела в дом, где уж не раз была,
Но там на липкую бумагу вдруг попала…

Не так ли папенькины дочки и сынки,
Бездумно проводя беспечные деньки,
Безделье выдают за некую отвагу
И в лености своей, от жизни далеки,
Садятся, вроде мух, на липкую бумагу!

Раз Мухе довелось позавтракать со Львом
От одного куска и за одним столом.
    Вот Муха досыта наелась,
             Напилась,
Собралась улетать, да, видно, расхотелось

    (На Львином ухе солнышком пригрелась),
Осталась на обед, а там и… прижилась.
    В недолгом времени пошла молва,
          Распространяться стали слухи
                  (Их разносили те же мухи!),
Что Муха-де живет советницей у Льва,
               Что в ней
               Гроза зверей
               Души не чает.
     Случись по делу отлучиться ей,
     Так он уж загодя скучает —
               Не ест, не пьет,
     И сам завел такой обычай:
     Когда уходит на добычу,
     То Муху он с собой берет,
   А раз она сидит на Львином ухе,
То может нажужжать, что в голову взбредет!..
Ну, как тут не бояться Мухи?..
А Льву и невдомек, что Муха так сильна,
       Что перед ней все лезут вон из кожи
             И что она
       В его прихожей
Делами Львиными подчас вершит одна!

У нашей басни цель: бороться против зла.
Так вот бы хорошо, когда б для пользы дела
       Моя мораль до львов дошла
И некоторых мух легонечко задела —
       За дело!

Жил-был мужской портной – хороший мастер,
«Собаку съел» он по портновской части,
    И это было видно по тому,
Что каждый, кто хотел принарядиться,
Мечтал попасть на очередь к нему:
Так трудно было мастера добиться.
            И в самом деле,
Портной не портил зря сукно —
Отлично на заказчиках сидели
Что пиджаки, что брюки – все равно!
Сезон сменял сезон – так проходили годы.
     Наш знатный мастер жил да жил,
            Все шил да шил.
Росла о нем молва – росли его доходы…
            Но вдруг
     Все стали подмечать вокруг,
     Что у портного изменилась хватка
     И, невзирая на размер задатка,
     Известным мастером пошитое пальто
Уже не то!
Обужена спина. Не там, где надо, складка.
Морщит подкладка.
Неладно вшиты рукава…
Другая разнеслась по городу молва,
А там узнали все, ушам своим не веря:
Кроят и шьют теперь в портновской
                                            подмастерья!
     А мастер, задавая важный тон,
     Лишь помогает выбирать фасон.
Сам больше не кроит, не шьет, не мерит он,
Он лишь визирует готовые изделья
     И даже запил от безделья…
Свой опыт растеряв в теченье ряда лет,
Портной в конце концов совсем сошел
                                                    на нет.
     И отказались от него клиенты…

Да! К месту здесь сказать:
                                   иным идут во вред
     Излишние аплодисменты!

              Индюк завидовал гусям,
              Что могут плавать там и сям.
                    Короче говоря,
                    Его к воде тянуло —
На реки, на озера, на моря,
Откуда иногда соленым ветром дуло.
Но более всего его манило то,
Что краше моряков уж не одет никто!..
Везет же индюкам! Индюк попал на флот!
Индюк по-флотски ест. Индюк по-флотски пьет.
В тельняшку он одет, как ходят все на флоте.
Но в воду вы его и силой не столкнете:
Подальше от воды на суше он живет,
       А если с берега увидит вдруг волну,
                    Так уж кричит: «Тону-у!..»
Заехал раз Индюк домой, на птичий двор,
                    И произвел фурор.
О нем лишь только разговор:
         «Какой моряк! Ах! Ах! – кудахчут куры. —
                    Какой жаргон!
                И как татуирован он!
       А мы живем за петухами, дуры!»
Надулся наш Индюк, вдруг став героем дня.
       Хвост распустил, а сам что было сил
(Хотя особенно никто и не просил)
                        Заголосил:
                          «Родня!
       Берите все пример с меня!
       Довольно вам в пыли купаться!
       Я – водоплавающий, братцы!
       Жить не могу без корабля!
       Аврал! Форштевень! Брамселя!»
Захлопал крыльями весь птичий двор вокруг:
   «Как мы горды! Нас посетил Индюк!»
И даже сам Петух пропел «кукареку»,
   Воздав хвалу морскому Индюку.

       Так прячутся порой нахалы и невежды
       За громкие слова и пышные одежды.