Ивана Брлич-Мажуранич - Пастушка Анка
Союз кота и мыши. Из тёмного мешка — под заспанные звёзды. Третий союзник. Грушетряс Кукурузович. Секретный план
Над кукурузным полем и брошенным мешком нависла зловещая тишина. Казалось, всё вокруг смолкло лишь для того, чтобы явственней был слышен хруст валежника под тяжёлой поступью огромного бурого медведя.
Но вот Тоша осмелился пошевелиться в своём мешке. Он обратился к мышке-гадалке, которая сидела съёжившись у него под боком:
— Послушай, ворожея, клянусь, что и когтем тебя не трону! Нам грозит одинаковая опасность: обжора-медведь сейчас будет здесь. Необходимо объединить наши силы и поразмыслить, как от этой опасности избавиться и сохранить в целости наши хвосты и головы.
Мышь-гадалка скромно кашлянула и сказала:
— В билетике номер восемь записано: «Подружатся мышь и кот, когда на обоих беда придёт».
— А там не сказано, как из этой беды выбраться? — спросил Тоша озабоченно.
— Нет, об этом ни слова. Но ведь мы и сами с усами, можем и сами головой поработать, — ответила мышь и смолкла. Она глубоко-глубоко задумалась. Пожалуй, её задумчивость была глубже самого глубокого в мире колодца.
— Думай скорей! — поторапливал её кот.
— Из беды можно выбраться через дырку в мешке… Если, конечно, сделать эту дырку пошире, — произнесла мышь.
И с этими словами она принялась усердно грызть мешок. Сначала дырка получилась маленькая — только она сама и могла бы в неё пролезть, — но, не пожалев трудов, Гадалка вскоре проделала в мешке огромную прореху, в которую Тоша свободно просунул свою большую голову. А затем он и весь вышел наружу под зажигающиеся вечерние звёзды.
— М-м-мяу! — Тоша сперва потянулся как можно длиннее, потом прыгнул как можно выше, так что мыши показалось, будто падучая звезда, которая в тот момент покатилась по небу, свалилась не сама, будто это кот сцарапнул её своей лапой.
Она деликатно напомнила:
— Будь добр, не давай когтям воли.
— А ты, подружка, не путайся у моего носа, — искренне предупредил её кот, — а то, сама понимаешь, впотьмах и ошибиться недолго.
Как мы уже говорили, на небе мигали первые звёздочки. Они мигали, чтобы не уснуть в такую тихую летнюю ночь, потому что, стоило одной из них задремать, она тотчас теряла равновесие, срывалась и, вытаращив глаза, стремительно скользила вниз по гладкому небосводу. Немного погодя можно было видеть, как она снова осторожно карабкается вверх из-за тёмного холма.
Ущербная луна, заспанная и озябшая, еле освещала долину. Из отдалённого болота доносилось голосистое кваканье лягушачьего хора:
— Ква-ква-ква, луна-то какова! Думает, что мы и вправду станем петь в столь слабо освещенном зале!..
И только горы зловеще молчали. По их мрачным тропам шагал медведь, он уже приближался к кукурузе…
Тоша и Гадалка не успели ещё отойти от мешка, как с другого конца поля донёсся жалобный собачий вой:
— А-у-у-у, ва-у-у-у! — скулил какой-то незнакомый пёс. — Кто спасёт меня от мохнатого, кто защитит от косолапого? Ау-вау-у!..
— Ещё один в беду попал, — прошептала мышка. — Насколько я понимаю, это собака.
— Не думаешь ли ты, — спросил Тоша, — что я стану ей помогать? Да слыхано ли, чтобы кот собаку выручал?
— В билетике номер девять записано мудрое изречение: «Постучит беда в окошко — подружатся пёс и кошка».
— Тогда ладно, пойдём на выручку, — согласился Тоша, и оба поспешили на другой конец поля.
Едва они приблизились к развесистой груше, что росла возле межи, незнакомый пёс испуганно завыл:
— У-у-у! Кто это?
— Не бойся, — промяукал Тоша самым мягким и миролюбивым голосом. — Мы пришли к тебе на помощь. Мы — это мышь-гадалка и лев в образе кота.
Перед друзьями сидел привязанный к груше перепуганный и грустный нёс пёстрой масти. Он вежливо отрекомендовался:
— Честь имею представиться: пёс Пёстрик, овечий сторож дяди Усача. У меня пятилетний стаж собачьей службы, участвовал в семи сражениях с волками, в прошлом месяце приставлен к этому полю и мучаюсь здесь до сего дня.
— Мучаешься? Это почему же? — поинтересовался Тоша.
— Брат мой кот, лев мой дорогой, и ты ещё спрашиваешь! Каждую ночь сюда является громаднейший медведь, прожорливая бестия Грушетряс Кукурузович. Сперва он обтрясает грушу, потом закусывает кукурузой. Грозится и меня сожрать, когда не останется больше ни груш, ни кукурузы. Я подсчитал все груши на дереве и всю кукурузу в поле — и выходит, что жить мне осталось дней десять, не больше. Значит, в самом скором времени медведь будет именоваться Собакоед Живоглотович.
— В билетике номер десять, — спокойно сказала мышь-гадалка, — записана поговорка: «Радое был богатырём, но и с ним можно справиться втроём». Так что давайте думать, как нам, обжору победить и одурачить.
— Не только одурачим, но и особачим, окошачим и омышачим! — хвастливо заявил Тоша.
И трое союзников принялись шептаться и шушукаться. Когда же из темноты послышался грозный рёв медведя, друзья уже знали, что им делать. Кот Тоша и мышь-гадалка вскарабкались на дерево и оттуда окликнули привязанного Пёстрика:
— Значит, договорились! Теперь только не трусь!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯИдёт медведь, а страх впереди него бежит. Полная мешанина. Удирай, князь! Лев в образе кота луну сожрал. Груша хохочет. Кот с ясного неба
Огромный, мрачный Грушетряс Кукурузович шагал к старой груше, а впереди него катилась волна леденящего ужаса. Даже листья на деревьях содрогались и съёживались, а птицам, которые спали в ту пору глубоким сном, снился студёный зимний полдень и деревья, покрытые инеем. Сова на старом, гнилом буке и та забеспокоилась.
— Угу-у, кто ту-у-ут? — прокричала она в испуге.
В тот день медведя безбожно искусали горные пчёлы, и в голове у него теперь так шумело и гудело, будто это была не голова, а улей или водяная мельница. Поэтому он был очень сердит и, как только приблизился к Пёстрику, сразу схватил его за шкуру и так встряхнул, что у бедного пса все косточки перемешались и все мысли перепутались. Вообще он был так потрясён и настолько смешался, что забыл решительно всё, что должен был сказать косматому. С его языка слетали лишь неясные обрывки фраз:
— Лев… кот… спасайся… груша… луна..
— Что ты бормочешь? — заворчал Грушетряс. — Ошалел, что ли, от страха?
И, к великому счастью для нашего Пёстрика, он снова встряхнул его, да так, что все его перемешавшиеся косточки стали на место, спутавшиеся мысли распутались, а заодно и язык развязался.
— Почтенный князь Кукурузович, удирай отсюда, пока цел! Тебя ищут два страшных богатыря.
— Какие такие богатыри? — забеспокоился медведь.
— Лев в образе кота и мышь-гадалка.
— Это ещё что за чудеса?! — перепугался медведь.
— Лучше тебе не знать! — продолжал запугивать Пёстрик. — Этот кот, этот лев среди котов, вчера разогнал ярмарку, опустошил целый город. Уцелела только одна блоха, и та лишь тем и спаслась, что спряталась в его шерсти. А мышь-гадалка прилетела на землю верхом на хвостатой звезде — такая у неё сила. Она угадывает прошлое и предсказывает будущее. И тебе она предсказала страшные вещи.
— Какие, какие?
— Говорила она, что если ты ещё раз придёшь на это поле, то быть тебе посажену в огромный улей, и сперва пчёлы получат с тебя за мёд, а потом дядя Усач рассчитается с тобой за кукурузу. Эх и поплатишься ты шкурой: сошьёт он себе из неё шубу и шапку.
— Э, нет, — решил медведь, — больше я сюда не ходок!
— Но ты не бойся, эти предсказания не исполнятся, — успокоил медведя Пёстрик, — потому что кот, ну, тот самый лев, о котором я говорил… обещал сожрать тебя вместе со шкурой, как только ты здесь появишься.
— Бр-р-р! А где он сейчас, этот кот-лев? — Грушетряс задрожал и стал озираться по сторонам.
— Он только что забрался на грушу вместе с Гадалкой. Сначала они съедят луну, а потом в темноте им и с тобой будет нетрудно расправиться.
Грушетряс глянул на ломтик убывающей луны и ахнул:
— Ай-яй! Ведь правда! От луны и половины не осталось. Ну, я пошёл!
Неповоротлив был медведь, неуклюж, но теперь он помчался с такой быстротой, что сам не заметил, как проскочил лес насквозь и очутился на открытом месте. Остановился он у последнего дерева, едва отдышался и никак понять не может:
— Как же так получается?! Выходит, мне и в лесу не укрыться. Только я в одном конце леса хвост спрятал, а голова уже с другого края наружу выглядывает!.
Озадаченный Грушетряс глянул на звёздное небо и перепугался ещё больше: луны там не было.
— Ой, ой! Эти двое с луной уже разделались, а теперь, наверно, за мной охотятся. Спрячусь-ка вон в ту большую пещеру. Там они меня не сыщут.
А пока медведь лез поглубже в тёмную пещеру, кот, мышь и пёс так хохотали, что даже старая груша развеселилась. Она вся затряслась от смеха, и с её веток посыпались на Пёстрика зрелые плоды.
