Хью Лофтинг - Цирк доктора Дулиттла
Тут же начались репетиции пантомимы. В ней играли почти все звери и даже Крякки. Сначала она охотно согласилась — кто же не согласится выступить перед публикой? — но, увидев, какой кавардак устроили в фургоне звери, тут же раскаялась. Но уже было поздно, и она только недовольно крякала, когда расшалившиеся артисты опрокидывали мебель, били посуду или срывали с окна занавески.
По чести сказать, особой вины зверей в том не было. Фургон катился по дороге, подпрыгивал на ухабах, а когда на развилке дорог лошадь резко поворачивала, все падали на пол, и только кряканье утки извещало доктора о новом ущербе. Но в конце концов и утка увлеклась и перестала подсчитывать, сколько стоят разбитые блюдца и чашки.
Итак, доктор написал пьесу. Это была классическая итальянская комедия — арлекинада. Тобби играл Арлекина, Крякки — Коломбину, Хрюкки — Панталоне, Скок — полицейского, а О’Скалли — Пьеро. Танец Арлекина, Коломбины и Пьеро нравился зверям больше всего. Танцуя, звери вставали на цыпочки, при этом фургон раскачивался из стороны в сторону и звери падали на пол и с веселым хохотом катились под кровать.
Скок-полицейский метался по сцене, хватал всех подряд и тащил в тюрьму. Вместо дубинки он держал в лапах огромный огурец. Поросенка он обвинял в том, что тот стащил связку сарделек. Хрюкки выслушивал обвинение, а затем отнимал у полицейского дубинку — огурец — и съедал ее.
Но как же было трудно репетировать в фургоне! Там было тесно, и актерам приходилось гроздью висеть на ступеньках фургона в ожидании своего выхода.
Хрюкки доверили трудную роль шутника и весельчака Панталоне. Поросенку приходилось то и дело вбегать и убегать со сцены, метаться по ней с кочергой или со связкой сарделек на спине. Как ни предостерегал его доктор, Хрюкки не раз шлепался со ступенек на дорогу.
Тогда репетицию прерывали и ждали, пока господин Панталоне не встанет охая с дороги и не догонит уезжающий фургон, чтобы снова оказаться на сцене.
За тот день доктор и звери успели провести целых четыре репетиции, и когда вечером фургоны остановились ни ночлег, доктор сказал господину Беллами, что тот может посмотреть представление.
— Оно еще не совсем готово, — предупредил Джон Дулиттл, — кроме того, у нас еще нет костюмов, но кое-что мы уже можем показать.
На этот раз пантомиму сыграли на земле, на обочине дороги. Публика состояла из господина Беллами, Блоссома, Мэтьюза Магга и силача Геракла. Земля не качалась под ногами актеров из стороны в сторону, и представление получилось лучше, чем на репетициях. Вот только Панталоне все перепутал и невпопад вбегал и убегал со сцены. Зрители наградили актеров аплодисментами и сказали, что ничего смешнее в жизни не видели.
— Потрясающе! Великолепно! — кричал господин Беллами. — Это то, что нам нужно. Еще одна-две репетиции — и публика валом повалит на ваши представления. Правда, понадобятся еще костюмы. И что странно, я готов поверить в россказни о зверином языке. Я ведь вижу, что вашим зверям все это нравится. Сегодня же вечером я отправляюсь почтовой каретой прямиком в Манчестер, а господин Блоссом закончит представления и Литтл-Плимтоне и привезет вас ко мне. Надеюсь, что в понедельник вы уже будете выступать у меня. Тем временем я закажу афиши и сумею собрать публику, которая, надеюсь, оцепит талант ваших актеров.
Пока цирк Блоссома давал представления в Литтл-Плимтоне, доктор и его звери репетировали. Даже за тяни-толкаем ухаживал только Мэтьюз Магг, чтобы оставил доктору побольше времени на репетиции.
Звери-актеры трудились вовсю. Они старались, чтобы каждая роль была доведена до совершенства. Доктор заставлял их повторять еще и еще раз каждый выход на сцену, чтобы никто, даже глуповатый Хрюкки, не ошибся. Ведь в Манчестере все представление с начала до конца должны были играть только звери, без единого человека на сцене.
Во время репетиций то и дело кто-то спотыкался, кто-то падал, и все это было так смешно, что доктору пришла в голову мысль включить эти смешные сценки в пьесу. Звери вошли во вкус, сами придумывали забавные штуки и трюки, шутили на каждом шагу и громко хохотали. Иногда они так смеялись, что приходилось прерывать репетицию.
Тем временем Теодора, супруга Мэтьюза Магга, шила костюмы. Не такое уж и простое дело — сшить костюмы для зверей. Вы не пробовали сшить наряд для поросенка? То-то же!
Как только костюмы были готовы, на первой же репетиции Хрюкки сунул передние ноги туда, где должны быть задние, и натянул парик задом наперед. Ушло полчаса, пока поросенка не одели как следует. К тому же господину Панталоне пришелся по вкусу грим, и он всю репетицию слизывал его языком со щек, так что в конце концов его мордашка стала выглядеть как бутерброд с яблочным повидлом.
Но хуже всего обстояло дело с брюками господина Панталоне. Когда его в конце концов обрядили в театральный костюм и затянули ремень на брюках, оказалось, что живот у поросенка слишком толстый, слишком круглый и слишком гладкий. Живот Хрюкки был похож на шар, и брюки не хотели на нем держаться. Всякий раз, убегая от полицейского, поросенок терял брюки и оставался на сцене только в курточке и парике. Пришлось Теодоре исхитриться и смастерить для него помочи.
Крякки играла роль Коломбины, но и у нее дела обстояли не лучше. Теодора сшила ей кружевную юбочку розового цвета, накрахмалила ее, вышила и нагладила. Но уж так устроены утки, что во время танца с Арлекином, когда Крякки подпрыгивала особенно высоко, юбка не удерживалась на ней, взлетала вверх, а потом опускалась ей на голову.
И это было бы ничего, если бы в ту же минуту на сцене не появлялся Панталоне и не хватал Юбочку, пытаясь надеть ее вместо потерянных брюк.
Нетрудно представить, сколько работы было у Джона Дулиттла и Теодоры. Зверям непросто играть людей, но играть людей в непривычном человеческом платье оказалось трудно вдвойне. А на репетиции у них была всего одна неделя.
К счастью, Теодора оказалась большой выдумщицей. Она то и дело пришивала скрытые пуговицы, крючки, резинки и тесемки к платьям, шляпам и парикам, чтобы они хоть как-то держались. Когда костюмы были готовы, доктор заставил зверей ходить в них целый день, чтобы они научились бегать и танцевать в них так же легко, как и без них.
Глава 3. Афиша и памятник
День, когда цирк прибыл в Манчестер, запомнился всем навсегда. До тех пор еще никто из зверей не бывал в таком большом городе. Никто, кроме О’Скалли. Пес родился в Лондоне и рос на его задворках, пока не попал к доктору Дулиттлу.
Пока цирк проезжал по широким улицам Манчестера, поросенок Хрюкки сидел у окна и повизгивал:
— Ай, какие высокие дома! А вон та колокольня достает до неба! Нет, им только посмотрите на эти улицы!
Увеселительный сад господина Беллами располагался на другом конце юрода, поэтому друзьям пришлось проехать через весь Манчестер, прежде чем они добрались до места. Посредине сада стоил огромный театр, вокруг быки разбросаны площадки для состязаний борцов и боксеров. Вечерами в саду зажигались гирлянды маленьких лампочек, и жители Манчестера толпами ходили туда поразвлечься.
Блоссом был в восторге от огромного сада. Пораженный его размерами, он повторял:
— Боже мой, вот как надо вести дела — с размахом! У Беллами денег куры не клюют. Один его театр вмещает раза в три больше, чем наш главный шатер.
Цирк Блоссома разместили на краю увеселительного сада. Когда лошадей поставили в конюшню, появился господин Беллами и первым делом спросил у Блоссома:
— Доктор Дулиттл из Паддлеби тоже здесь? А его звери? Вот и хорошо. Остальным своим цирком занимайтесь сами. Я выделил вам место, можете давать там представления на собственный страх и риск. Больше всего публики здесь бывает по воскресеньям, когда проводятся поединки боксеров. А за труппу доктора Дулиттла не беспокойтесь, я беру их на свое попечение. Деньги за их выступления я заплачу вам, как мы и условились. А вы уж потом сами разочтетесь друг с другом. И чтобы никто не смел вмешиваться в дела доктора Дулиттла!
Пока Блоссом ставил свои шатры и помосты на краю сада, фургон доктора перевели к театру и укрыли за высоким забором. Как впоследствии оказалось, и доктору, и его четвероногим артистам было там очень удобно.
Там же стояли и другие фургоны с артистами, которые каждый вечер выступали в театре. Там были танцоры, канатоходцы, певцы, акробаты.
Обустроившись на новом месте, доктор предложил друзьям пройтись по городу. О’Скалли и Хрюкки обрадовались возможности прогуляться, а утка недовольно крякнула:
— Ну уж нет, у меня и здесь хлопот по горло. Пол не метен, ужин не готов, а после ваших репетиций в фургоне все вверх дном.
Для начала доктор с псом и поросенком заглянули к Мэтьюзу Маггу, убедились, что тяни-толкаю удобно и что сена ему хватает, а затем вышли на улицу Манчестера,
