Анна Никольская - Город собак
Письмо в бутылке
Стоял один из тех безветренных знойных дней, когда накалившийся песок нещадно обжигает лапы. Граф и Бобка брели вдоль высокого прибрежного обрыва по дорожке, лежащей в тени гранатовых и апельсиновых деревьев. Сквозь них время от времени мелькало море. Словно мираж, оно дрожало, переливалось бликами в южном воздухе и казалось ещё синее в узорчатых прорезях изумрудно-зелёной листвы. Тишина знойного дня окутывала всё вокруг душным покрывалом. Лишь в траве, виноградниках и зарослях банановых пальм заливались цикады, и от их монотонной, звенящей песни гудел воздух.
Граф, как всегда, шедший впереди, остановился, ожидая, пока Бобка поравняется с ним.
— Жара-а! — выдохнул пёс вяло и высунул язык.
— Не говори, — по привычке поддакнул Бобка.
— Хорошо тебе с редкими кучеряшками, — с досадой протянул Граф, покрытый густой, жёсткой шерстью.
— Зато у тебя вон хвост какой! — Бобка завистливо посмотрел на чудесную пышную загогулину приятеля. — Ты им хоть от мух отмахиваться можешь и, вообще, сквозняк создавать. А мой обрубок на что годится?
— Это да-а, — важно протянул любящий лесть Граф. — С такой внешностью я могу на конкурсах красоты выступать. Жаль, меня фамильное древо подводит. Вырвать бы его с корнем!
— Может, искупаемся? — предложил взамен Бобка, изнывающий от духоты.
— Давай!
С привычной лихостью приятели скатились вниз по крутой сыпучей тропинке и оказались на пустынном пляже. В морды дунул свежий бриз, и жара чуть отступила. Залив блестел, точно гигантская полоса расплавленного металла. У самого горизонта неподвижно стояли стройные, ослепительно белые паруса рыбачьих лодок. С ласковым шелестом плескалось море о гладкие, обточенные прибоем камни, поросшие местами ярким мхом. А вдалеке, в серебристом тумане, высились горы, окаймлённые густыми белыми облаками.
— Эх, хорошо! — тоненько взвизгнул Бобка и с разбегу бросился в воду.
Отплыв на приличное расстояние, он обернулся. Граф стоял у воды, и, когда миниатюрный девятый вал подбирался к его лапам, окатывая мириадами солёных брызг, он отскакивал в сторону и брезгливо отряхивался.
— Чего ты? Плыви сюда! — позвал Бобка.
— Неохота… — замялся Граф. — Я лучше в тенёк.
— Ну дело твоё!
Вот уже два года беспородные Граф и Бобка жили под одной крышей, но гордый Граф никак не мог признаться приятелю, что воду терпеть не может и, вообще, плавать не умеет. От этого было досадно, но он молчал, каждый раз находя новые причины для отказа искупнуться.
«Зато я красивый и умный», — успокаивал он себя, устраиваясь в тени столетней оливы.
Ветерок приятно холодил нос, и, погрузившись в мечты о вкусном обеде, Граф задремал. Снилась ему крупная, жирная кефаль. Ароматная и сочная, она жарилась в масле на сковородке. От блаженства Граф даже повизгивал во сне. Кефаль аппетитно шкворчала и приговаривала: «Граф, смотри, что у меня, Граф, ты чего, уснул, что ли? Граф?!»
Пёс открыл глаза — вместо кефали перед ним маячил мокрый Бобка.
— Еле добудился! Ты, что ли, не знаешь, нельзя спать на пляже? Можно ведь этот, как его, солнечный тумак получить.
— Не тумак, а удар.
— Да?.. Погляди лучше, что я нашёл! — возбуждённо гавкнул Бобка и ткнул носом в лежащую на песке зелёную бутылку. Толстопузая и заткнутая пробкой, она была покрыта илом и сильно пахла водорослями.
— Что это такое? — брезгливо поморщился Граф.
— Бутылка — не видишь?!
— Вижу, что не кефаль, — огрызнулся Граф. — Только не совсем понимаю твоего ажиотажа по этому поводу. Обычная винная бутылка. К тому же пустая.
— Ничего не пустая! — обиделся Бобка. Такое отношение приятеля к своей находке он посчитал совершенно недопустимым и кощунственным. — В ней письмо! — отчего-то перешёл он на шёпот и таинственно округлил глаза.
— Разве? — всё тем же безразличным тоном уточнил Граф. — А я сразу не заметил.
— Ну как же! Смотри, — Бобка потёр находку, очищая от ила.
Под мутным стеклом белел свёрнутый в трубочку бумажный листок.
— Интересно… — Граф приподнялся и обнюхал бутылку. — Рыбой пахнет. Где нашёл?
— На берегу. У самой воды в песок ушла по горлышко — еле откопал. Знаешь, по-моему, тут старинная карта с кладом! — глаза Бобки искрились.
Граф, как истинный философ, только присвистнул в ответ.
— Точно, карта! — не унимался приятель. — В ней указан путь к несметным богатствам!
— Считаешь?
— Конечно! Как в «Острове сокровищ»! Помнишь, Маринка на ночь Олежке читала?
— Помню. Но в бутылке не карта, — с уверенностью парировал Граф. — Смотри, здесь только буквы видны, а на карте ещё нарисовано было бы что-нибудь.
— Например? — расстроился Бобка. Ему очень нравилась гипотеза про карту.
— Ну не знаю, какие-нибудь знаки… — неуверенно протянул Граф. — Или там роза ветров…
— Ну да, ну да, — закивал Бобка, хотя ни о какой розе понятия не имел.
— Кажется, там шифр, — разглядывая через мутное стекло бумагу, глубокомысленно заключил Граф.
— Шифр?! — поразился Бобка, делая внимательную морду.
— Смотри: вся бумажка закорючками исписана. Я читать не умею, но видел, в книжках по-другому пишут. Там ровно всё, а тут — сумбур… Точно, шифр, — тоном, не терпящим возражений, заявил Граф.
— Ого! — от удивления Бобка разинул рот. — И что там зашифровано?
— Не знаю. Надо Олежке бутылку отнести, он разберётся.
На том и порешили. Распираемые от гордости, собаки отправились домой. Важную миссию нести бутылку Граф возложил на Бобку, сам же размышлял вслух:
— Знаешь, я тут всё взвесил — это не шифр, — проговорил он задумчиво.
— Мммг? — удивился Бобка с бутылкой во рту.
— Вот именно. Я вспомнил, когда Маринка к университету готовится, лекции зубрит из тетрадок, там такими же закорючками всё исписано.
— Гггм? Мггг? — извлёк из себя звуки, требовавшие немалых усилий для расшифровки, Бобка. На морде читалось удивление.
— Думаю, в письме мольба о помощи. А написал его капитан терпящего крушение судна. Помнишь, на прошлой неделе шторм был? Вот! — Граф многозначительно воздел лапу к небу. — Только представь: где-то в необъятной пучине тонет корабль. Капитан, понимая, что гибель неизбежна, допивает ром и дрожащей рукой пишет письмо, — Граф драматически прикрыл глаза. — Шариковой ручки на корабле нет, и он, раня себя кинжалом, пишет собственной кровью. В письме надежда на спасение и координаты корабля.
— Подожди, — от нахлынувших чувств Бобка чуть не поперхнулся. — Какой ром? Какая кровь? Это же из-под вина бутылка, да и следов крови на бумажке нет.
— В самом деле? — вернулся из забытья Граф. — Ну так и быть, отметаем версию.
— Слушай! А может, послание отправил человек с необитаемого острова? Помнишь, про Робинзона Крузо Маринка читала? — осенило Бобку, но его перебил Олежка, бежавший навстречу.
— Граф! Бобка! Где вы ходите?! — воскликнул запыхавшийся от быстрого бега мальчик лет пяти.
— Что это у тебя, Бобка? — заметил Олежка бутылку. — Дай посмотреть, — он вынул её из собачьей пасти и принялся разглядывать с интересом. — Это же письмо из Америки!
Собаки переглянулись.
— Точно! Я кино вчера смотрел, там один американский дядя в шляпе точно такую же в море бросил. Для этих, как их, потомков! Это лет сто назад было, а бутылка точь-в-точь такая! Эх, жалко, я читать не научился, — мальчик попытался вытащить пробку, но та сидела крепко. — Придётся Маринку просить, — вздохнул он и побежал к дому, начисто забыв о собаках.
— Слыхал? Письмо из самой Америки! — многозначительно повторил Граф.
— Где это?
— Там, — неопределённо махнул лапой Граф. — Где садится солнце и живут люди с чёрными лицами. А ещё там водятся опоссумы и есть дома до неба!
— До неба?! — изумлённо повторил Бобка и мысленно попытался их себе представить. — А что такое потомки?
— Как тебе объяснить? — задумался Граф. — Это такие люди необязательные, всё на потом откладывают, «потом да потом» — говорят.
— Понял! Как наша Маринка, когда её мама в магазин сходить просит или убраться, — догадался Бобка.
— При чём тут Маринка? — поморщился Граф. — Ладно, пошли, а то без нас всё узнают.
Когда собаки вошли в Маринкину комнату, девушка уже вертела бутылку в руках. Полноватая, загорелая Маринка с усыпанным веснушками лицом, курносым носом и зелёными глазами, обложенная учебниками, сидела за письменным столом. На голове её было много рыжих волос, старательно завитых на бигуди. Всё на Маринке, от бигуди до лёгких парусиновых тапочек, переливалось разными оттенками зелёного: от нежной зелени листа капустного до глубоких теней дна морского. Олежка, затаив дыхание, ожидал вердикта старшей сестры. Но та не торопилась утолять его интерес.
