Арабские сказки - Книга тысячи и одной ночи
И я прожил у них таким образом в течение месяца, и каждую ночь они чернили себе лица пеплом и мыли их и меняли одежду, и я дивился этому, и мое беспокойство до того увеличилось, что я отказался от еды и питья. И я сказал им: "О юноши, неужели вы не прекратите моей заботы и не расскажете, почему черните себе лица?" Но они ответили: "Сокрытие нашей тайны правильней". И я остался в недоуменье о их делах и отказывался от питья и пищи.
"Вы непременно должны мне рассказать о причине Этого", — сказал я им, но они ответили: "В этом будет для тебя горе, так как ты станешь подобен нам". — "Это неизбежно должно быть, — сказал я, — а не то пустите меня, я уеду от вас к моим родным и не стану смотреть на это. Ведь пословица говорит: "Быть вдали от вас лучше мне и прекрасней — не видит глаз, не печалится сердце".
Тогда они пошли и зарезали барана и ободрали его и сказали мне: "Возьми эту шкуру с собой, залезь в нее и зашей ее на себе. К тебе прилетит птица, которую называют Рухх, и поднимет тебя и положит на гору, а ты порви шкуру и выйди из нее, и тогда птица тебя испугается и улетит и оставит тебя. Пройди полдня, и увидишь перед собою дворец, диковинный видом; войди в него, и ты достиг того, чего хочешь, ибо потому, что мы вошли в этот дворец, мы и черним себе лица и потеряли глаз. А если мы станем тебе рассказывать, наш сказ затянется, так как с каждым из нас случилась странная история, из-за которой был вырван правый глаз".
Я обрадовался этому, и они сделали со мной так, как сказали, и птица понесла меня и опустилась со мной на юру, и я вышел из шкуры и шел, пока не вошел во дворец, и вдруг вижу — в нем сорок невольниц, подобных лунам, смотрящий на которые не насытится. И, увидав меня, все они сказали: "Приют тебе и уют! Добро пожаловать, о владыка наш, мы уже целый месяц ожидаем тебя! Слава же Аллаху, который привел к нам того, кто достоин нас и кого мы достойны". Потом они посадили меня на высокое седалище и сказали: "От сего дня ты ваш господин и судья над нами, а мы твои невольницы и послушны тебе, приказывай нам по твоему усмотрению".
И я удивился всему этому, а девушки принесли мне еды, и я поел с ними, и они подали вино и собрались вокруг меня. И пятеро из них встали и постлали циновку и расставили вокруг нее много цветов и плодов и закусок и принесли к этому вино, и мы сели пить, и девушки взяли лютню и стали петь под нее, и чаша и блюда заходили между нами. И меня охватила такая радость, что я забыл о заботах жизни земной и воскликнул: "Вот она, настоящая жизнь!"
И я пробыл с ними, пока не пришло время сна, и они сказали мне: "Возьми, кого выберешь из нас, чтобы спать возле тебя". И я взял одну из них, красивую лицом, с насурьмленными глазами и черными полосами и слегка раскрытыми устами и сходящимися бровями, и она была совершенна по красоте и походила на нежную ветвь или стебель базилики и ошеломляла и смущала ум, подобно тому, как поэт сказал о ней:
Сравнили мы с веткою ее лишь по глупости,
И свойства сравнить ее нельзя с газеленком нам.
Откуда возьмет газель прекрасная стан ее,
Откуда напиток тот медовый? Как чуден он!
И очи громадные, в любви смертоносные,
Влюбленных что в плен берут, убитых, измученных?
Люблю я любимую любовью язычества!
Не диво, что любящий ведет как дитя себя.
И я повторил ей слова сказавшего:
"На красу лишь вашу взирает око мое теперь,
И ничто другое в душе моей не проносится.
Госпожа моя, лишь о страсти к вам ныне думаю,
И влюбленным в вас и скончаюсь я, и воскресну вновь!"
И я проспал с нею ночь, лучше которой не видел, а утром они меня свели в баню и вымыли меня и одели в лучшие одежды и подали нам еду и напитки, и мы поели и попили, и чаши ходили между нами до ночи. А потом я выбрал одну из них, красивую чертами и с нежными боками, как сказал о ней поэт, говоря:
На персях возлюбленной я вижу шкатулки две
С печатью из мускуса — мешают обнять они.
Стрелами очей своих она охраняет их,
И всех, кто враждебен им, стрелою разит она.
И я проспал с нею прекраснейшую ночь до утра, и, говоря кратко, о госпожа моя, я провел у них в приятнейшей жизни целый год. А в начале следующего года они сказали мне: "О, если бы мы тебя не знали! Если ты нас послушаешь, в этом будет твое благополучие". И они принялись плакать, а я удивился и спросил их: "Что случилось?" И они ответили: "Мы дочери царей, и мы здесь живем вместе уже много лет. Мы отлучаемся на сорок дней и проводим год за едой, питьем, наслаждениями и удовольствиями, а потом снова отлучаемся. Таков наш обычай, и мы опасаемся, что, когда нас не будет, ты ослушаешься нашего приказания. Вот мы отдаем тебе ключи от дворца: в нем сорок сокровищниц; открой тридцать девять дверей, но берегись открыть сороковую дверь, — тогда ты расстанешься с нами". — "Я не открою ее, если в этом разлука с вами", — ответил я.
Тогда одна из девушек подошла и обняла меня и заплакала и произнесла:
"Клянусь я, когда бы мы, расставшись, сошлись опять,
Судьбы б улыбнулось нам лицо всегда мрачное.
И если глаза мои могли б посмотреть на вас,
Судьбе извинил бы я грехи ее прошлые. —
И произнесла еще: —
Когда подошла она проститься, душа ее
В союзе была в тот день со страстью и нежностью.
И горько заплакала она свежим жемчугом,
Моя же слеза коралл, а все — ожерелье ей".
И, увидев, что она плачет, я воскликнул: "Клянусь Аллахом, я ни за что не открою дверь!" — и простился с нею, и они вышли и улетели, и я остался сидеть во дворце один.
Когда же подошел вечер, я открыл первый покой и вошел в него и увидал там помещение, подобное раю, и в нем был сад с зеленеющими деревьями и спелыми плодами, и птицы в нем перекликались и воды разливались. И мое сердце возвеселилось, и я стал ходить между деревьями и вдыхать запах цветов и слушать пение птиц, прославлявших единого, могучего; и я увидел яблоки всех оттенков, от алеющих до желтоватых, как сказал поэт:
Это яблоко как бы двух цветов одновременно:
Цвета щек любимых и цвета тех, кого мучит страсть.
И я взглянул на айву и вдохнул ее аромат, издевающийся над запахом мускуса и амбры, и она была такова, как сказал поэт:
В айве заключаются для мира все радости,
И выше плодов она других, как известно.
По вкусу — вино она, как мускус — по запаху,
И цветом — как золото, кругла же — как месяц.
Потом я посмотрел на абрикос, подобный отшлифованному яхонту, красота которого восхищает взор, а после того я вышел из этого покоя и запер дверь сокровищницы, как было. А назавтра я открыл другую сокровищницу и, войдя в нее, увидел обширную площадь, где были большие пальмы и бежал поток, по краям которого стлались кусты роз, жасмина, майорана, душистого шиповника, нарцисса и гвоздики. И ветры веяли над этими цветами, и благоухание их разносилось направо и налево, и меня охватило полное блаженство.
Потом я вышел оттуда и запер дверь сокровищницы, как было, и после этого я открыт дверь третьей сокровищницы и увидел там большую залу, выстланную разноцветным мрамором, драгоценными самоцветами и роскошными камнями, и в ней были клетки из райского дерева и сандала, в которых пели птицы: соловьи, голуби, дрозды, горлицы и певчие нубийки. И мое сердце возвеселилось от этого, и забота моя рассеялась, и я проспал в этом месте до утра.
А потом я открыл дверь четвертой сокровищницы и очутился в большом помещении, где было сорок кладовых с открытыми дверьми. И я вошел туда и увидел жемчуга, яхонты, топазы, изумруды и драгоценные камни, которых не описать языком, и мой ум был ошеломлен, и я воскликнул: "Я думаю, что таких вещей не найти и в казне какого-нибудь царя!" И тогда мое сердце возрадовалось, и забота моя прекратилась, и я воскликнул: "Теперь я царь своего века, и эти богатства, по милости Аллаха, у меня, и под моей властью сорок девушек, у которых нет, кроме меня, никого".
И я не переставал ходить из помещения в помещение, пока не прошло тридцать девять дней, и за это время я открыл все сокровищницы, кроме той, куда мне запретили открывать дверь.
А мое сердце, о госпожа, было занято этой сокровищницей, которая была последней из сорока, и сатана, на мое несчастье, судил мне ее открыть, и у меня недостало терпения удержаться от этого (а до условного срока оставался лишь один день). И я подошел к упомянутой сокровищнице и открыл дверь в нее и вошел и почувствовал благоухание, подобного которому никогда не вдыхал. И этот запах опьянил мой ум, и я упал и пролежал в обмороке с час, а потом я укрепил свое сердце и вошел в сокровищницу и увидел, что пол в ней усыпан шафраном, и нашел там золотые светильники и цветы, распространяющие запах мускуса и амбры и пылавшие светом. И я увидел две большие курильницы, каждая из которых была наполнена алоэ и амброй с медом, так что помещение пропиталось их ароматом; и еще я увидел, о госпожа, вороного коня, подобного мраку ночи, когда она стемнеет, и перед ним была кормушка из белого хрусталя с очищенным кунжутом и другая, такая же, полная розовой воды с мускусом. И конь был оседлан и взнуздан, и седло его было из червонного золота. И, увидя коня, я подивился ему и сказал про себя: "За этим непременно должно быть скрыто великое дело!"
