Мансур Афзалов - Узбекские народные сказки. Том 2
Поднялся он, постелил гончарам коврик, пригласил садиться. Уселись гончары на коврик, Насыр им говорит:
– Так, значит, надо вам об этом деле подумать. Вы мастера, а я только ученик.
От этих слов у гончаров только сердце екнуло, а Насыр такую речь повел:
– Если сами мастера не могут работу сделать, что же сумеет ученик. В тот день я стоял перед шахом и думал: погубит он вас всех. Жалко мне вас стало. Уж если приходится людям зря помирать, так пусть они хоть перед смертью поживут, повеселятся, сытно поедят, а тогда уж умирают. Вот богатство все между вами и поделил. Ну, а теперь зачем вы ко мне пришли? Чего вы еще от меня хотите? Я ж какой был, такой и остался.
Гончары подумали: «Ничего теперь не поделаешь: тот раз уцелели, на этот раз погибать придется», – и разошлись по домам. А Насыр лег спать.
В полночь он вспомнил про пиалу, встал, ледяной водой умылся и подумал: «Сколько из-за этой разбитой пиалы людей головы сложили. Что же это будет, если я пиалы не сделаю». И с таким жаром взялся он за работу, что не успел оглянуться, как изготовил новую пиалу не хуже той, что была у шаха. Поглядел на нее Насыр, и она ему не понравилась. Бросил он ее на пол, и разбилась она на мелкие кусочки. Сделал Насыр тотчас же другую пиалу, но и она ему не понравилась. Он и ее разбил. Изготовил он третью пиалу. Такая вышла она красивая, что в сравнении с ней прежняя шахская пиала была все равно что глиняная миска.
По бокам у новой пиалы были изумительные цветы, а внутри отражались все предметы, разными красками переливались. И еще было у нее такое свойство: посмотришь на нее с правой стороны – как будто у тебя в руке не одна пиала, а семь; посмотришь с левой стороны – опять только одна пиала видна. Подержал Насыр пиалу перед глазами и сказал сам себе: «Да, вот теперь такая пиала получилась, как я хотел». Завернул ее осторожно в кисею и лег спать.
Наступило утро. Приехали в кишлак шахские слуги и прямо к Плешивому в дверь стучатся. Насыр встал с постели и впустил их к себе.
– Ну что, Плешивый, починил? – спросили слуги.
– Починил, – ответил Насыр.
Шахские слуги отвезли его в Коканд, во дворец. Шах сразу же увидел, что Насыр идет веселый, и решил про себя: «Значит, починил пиалу», – и обрадовался.
– Ну что, Плешивый, – спросил он, – починил?
– Починил!
– Давай сюда пиалу, показывай!
Насыр передал завернутую в кисею пиалу прямо шаху в руки, Когда он раскрывал пиалу, задел ее ногтем. Пиала зазвенела, звон ее разнесся по всему дворцу.
Все приближенные сразу заговорили в изумлении: «Никогда такого приятного звона не слышали!»
Посмотрел шах на пиалу, и от радости долго даже ничего и сказать не мог. Наконец спросил он у своего визиря:
– Что же мы теперь Плешивому дадим?
– Ничего ему давать не нужно, – ответил визирь.
– Как так? – удивился шах. – Плешивый починил пиалу лучше, чем я того желал. Надо ему что-нибудь подарить.
– Нет, – твердил свое визирь, – ничего этот Плешивый не делал.
– Как так не делал? Откуда же пиала взялась?
– А вот откуда. Таких пиал было две. Одна у вас была и разбилась, а другую давно еще украл вор. Долго его поймать не могли, а теперь поймаем. Вот этот плешивый и есть вор. Вместо того чтобы чинить вашу пиалу, он привез вам украденную. Палачей ему надо, а не подарки.
– Правильно говоришь, – согласился шах. – Ну, я же ему покажу! – И объявил своим приближенным:
– Драгоценных таких пиал во всем свете было только две. Одну из них давно украли, а другую разбили слуги. Долго мы вора не могли найти, а теперь он сам попался. Вот она, та пиала, которую у меня украли! А вот это вор! – и шах указал на Плешивого.
Позвали палачей, схватили они Насыра, руки-ноги ему связали и повели его на казнь.
Насыр закричал:
– Эй, милостивый шах, справедливый шах, одна у меня просьба есть!
– Какая там просьба? – разозлился шах. – Какая еще может быть у вора просьба?
– Прошу меня выслушать, а потом можете казнить.
– Ну ладно. Говори свою просьбу, только скорей, а то время идет.
– Просьба у меня такая, – сказал Насыр, – прикажите, пусть мне руки развяжут. Никуда я не убегу, мне только вам несколько слов сказать надо. Скажу их, и тогда прикажете меня казнить. Когда казните, ничего уже просить не буду.
Дал шах приказ, развязали Насыру руки.
– Эй, милостивый шах, справедливый султан, – попросил Насыр. – Дайте мне еще раз перед смертью эту пиалу в руках подержать. Ничего больше просить не буду.
Дал шах пиалу в руки Плешивому.
Взял ее Насыр и сказал:
– Ну, господин! Так значит, эта пиала ваша?
– Ах ты злодей! – закричал шах. – А то чья же еще? Конечно, моя.
– А у вас сколько было таких пиал? – спрашивает опять Насыр.
– Две, – ответил шах.
– Одну украли, а другая разбилась, так, что ли? – спрашивает дальше Насыр.
– Ну да! – крикнул шах. – Эй, палачи, берите его.
– Только правду говорите, – настаивал Насыр.
– Я тебе правду говорю. Чего тебе надо?
– А то, что ваша правда оказывается неправдой.
– Эй ты, вор, еще смеешь меня учить. Сказано тебе, было только две таких пиалы.
Тогда Насыр сказал:
– Эй, все кто есть, слушайте! Шах сказал, что у него было две пиалы. Одну пиалу укpaли, а другая разбилась.
Все кругом закричали:
– Послушайте его! Что он там говорит?
А Насыр повернул пиалу направо – вместо одной пиалы стало семь. И шах, и визирь, и все люди, которые кругом стояли, поразились. Тогда Насыр спокойно обратился к шаху:
– Ну, милостивый шах, вот ваша разбитая пиала, возьмите ее себе, а это вот украденная пиала – отдайте ее вашему визирю, а эту дайте вашей жене, а вот эту дочери, а эти две дайте жене и дочери визиря, ну а там еще одна остается – отдайте ее вашей сестре. Теперь видно, что у вас, шах, не голова, а незрелая тыква.
Сказал так Насыр и поставил перед шахом в ряд все семь пиал. Увидев их, шах готов был сквозь землю провалиться, щеки у него по краснели, как раскаленный котел. Люди кругом тихонько в рукав смеялись. Только и слышно: «ках!», «ках!». А шах стоял неподвижно и с места сдвинуться не мог. Наконец пришел он в себя и со злости, не долго думая, приказал отрубить визирю голову. Потом дал Насыру парчовых халатов, всяких дорогих вещей и отпустил домой.
Вернулся Насыр в свой кишлак и раздал все эти дорогие вещи сорока гончарам.
Перевод А. Мордвилко.
МОЛОДЦУ И СЕМИДЕСЯТИ ИСКУССТВ МАЛО
В стародавние времена жил старик. Было у него триста золотых монет. Однажды позвал он сына, усадил возле себя и говорит:
– Алиджан, ты стал уже большой, а я состарился.
Хочу при жизни обучить тебя торговому делу. Завтра поедешь с караваном купцов. Вот тебе сто золотых. Будешь в другом городе, не трать без толку денег, закупи на них товаров.
С такими наставлениями старик отправил сына в дорогу.
А сыну только что исполнилось восемнадцать лет. Был он хороший, умный юноша. Не любил он торговли, а мечтал научиться какому-нибудь ремеслу, чтобы жить трудом своих рук.
Однако спорить со стариком отцом Алиджан не посмел – взял деньги и отправился вместе с купцами.
Через несколько дней караван пришел в большой город и остановился в караван-сарае.
В городе был большой сад. В тот же день вечером Алиджан отправился туда погулять. Вошел он в сад, а там тысячи светильников горят – светло как днем. Среди деревьев за решеткой на мраморной площадке возвышаются колонны, поддерживая потолок открытой постройки, разрисованный всевозможными красками. На полу, устланном коврами, расставлены золотые, серебряные, жемчужные и рубиновые низенькие столики, а на столиках – фигурки из драгоценных камней. Больше сотни одинаково одетых юношей сидят попарно у столиков и передвигают фигурки.
Остановился Алиджан около решетки и застыл от изумления. Стоит и не может глаз оторвать от диковинного зрелища. Так он простоял не один час.
Наконец заметил его прислужник сада, подошел к нему и говорит:
– Что вы стоите? Чему удивляетесь?
– Что там за люди и что они делают? – волнуясь, спросил Алиджан.
– Все эти юноши, – ответил слуга, – уже месяц учатся здесь играть в шахматы.
– А как мне поступить в школу? – спросил Алиджан.
– Нужно заплатить сотню золотых.
Отдал Алиджан сто золотых и начал учиться.
Вскоре Алиджан научился так хорошо играть в шахматы, что побеждал даже своих учителей.
Через год ученье закончилось, и юноши стали разъезжаться по домам. Алиджан приуныл: «Куда я поеду без денег?» – подумал он.
Учитель пожалел его, дал ему один золотой и отправил с проходящим караваном. Алиджан вернулся к отцу с пустыми руками. Отец очень огорчился.
