Витезлав Незвал - Анечка-Невеличка и Соломенный Губерт
Стрекоза в тепле жила,
Под периною спала.
Но взяла ушла из дому
И в окно стучит к портному.
А портной не отвечает,
Стрекозу не привечает.
Та стучится к гончару,
А гончар: «Не отопру!»
И пошла она в своё
Стрекозиное жильё.
Потом пастух скажет мальчишкам, чтоб они оставили его в покое, и мальчишки один за другим убегают. Убегают они на дорогу ждать почтальона.
У почтальона красивая шляпа, и он ездит на велосипеде. За спиной у почтальона большая чёрная сумка, а в ней всё-всё есть. Есть там открытки с сердечным приветом и поцелуями. Ещё есть письмо, где написано, что бабушка расхворалась и не приедет. Пастуху ни письма, ни открытки никогда ни от кого не придёт. Зато он спросит почтальона, что новенького. Почтальон спрыгнет с велосипеда, чтобы педали в гору не крутить, и скажет, что с него просто течёт — такая жарища! Потом расскажет, что где новенького.
Почтальон знает всё. Он ездит от деревни к деревне и повсюду всё узнает. Все ему рады и все его ждут.
Потом почтальон уедет, и в деревне прозвонят полдень. Пастух опять хлопает кнутом, а подпаски разбегаются, чтобы согнать скотину с выгона. Они гонят её по домам. На дороге опять поднимается пыль, а в деревне отворяются все ворота. Коровы спешат домой, чтобы хозяйки их подоили. Молоко струйками течёт в подойник, пенится и хорошо-хорошо пахнет.
Иногда случается большое несчастье. Корова раздуется, и ей очень больно. Она лежит и стонет, а у всех в глазах слёзы. Хозяин печалится, что корова пропала, и всё время в хлев заглядывает — вдруг да коровке полегчало. Другие коровы грустные и очень испуганные. Они не мычат, а только мотают головами, чтобы отогнать мух. Потом коровке полегчает, и она спит. Когда после полудня на деревенской площади пастух снова хлопает кнутом, коровушка остаётся дома. Она одна во всём хлеву, и вся семья ходит на неё глядеть. Все рады, что ей полегчало. Потом люди опять идут работать, и всё хорошо.
Вдруг ударяют холода. За пастбищем большая каменоломня, но из неё ветер не дует. Дует он теперь со всех жнивъёв. После обеда по небу несутся тучи, но ни дождинки из них не падает. Везде грустно. Мальчишки, потому что грустно, собирают ботву и зажигают костёр.
Когда мальчишки зажигают костёр, сразу же наступает осень. Ласточки собираются в стаи и улетают в чужие земли. Гнёзда остаются пустыми, а мальчишки прыгают через костры. Они пекут картошку, и руки у них красные и закоченевшие.
Пастух поёт вот какую песню:
Уж ты, осень, осень,
Дождики с утра!
Не спеши к нам очень,
Не пришла пора!
Принесёшь ты, осень,
Грустные дожди,
Просим тебя очень:
Малость подожди!
Воротися, лето,
Веселей нам будет.
Если не вернёшься,
Наших дней убудет.
Если не убудет —
Унесёт их дождик,
Так судьбина судит,
Так гудит гудошник.
Грустно отгудел он
В лад дуде бузинной,
Был гудошник этот
Нашею судьбиной.
Уж ты, осень, осень,
Дождики с утра,
Не спеши к нам очень,
Не пришла пора!
Но осень не ждёт. Она приходит и везде остаётся. Деревья трясут верхушками и сбрасывают листья. Утро наступает поздно, а проходит быстро. Моросит дождь. Осень.
И пастбища уже не будет.
Глава сороковая, в которой Анечка-Невеличка, Соломенный Губерт и чёрный Козёл пускаются в путь
КОГДА АНЕЧКА-НЕВЕЛИЧКА закончила свой рассказ, чёрный Козёл заблеял и свесил голову.
— Ишь загрустил, знает, что придёт осень и он уже не сможет проказничать, как проказничал всё лето.
— Разве он проказничал всё лето? — спросил Соломенный Губерт.
— Ой проказничал! — ответила Анечка-Невеличка.
— Я и не знал, что при этом бьют зеркала, рвут картинки и всё вокруг! Анечка засмеялась, протёрла глаза и сказала:
— Я просто перепутала…
— Что?
— …нахожусь ли я в Гдетотам или на выгоне! Я так ясно слышала, как поёт наш пастух, что чуть не перестала быть в Гдетотам.
— Зато я не перестал! И поэтому перейдём к делу!
— К какому?
— К путешествию по следам нашего Большого Друга.
И Соломенный Губерт спрыгнул с подножки циркового фургона. За ним спрыгнула Анечка. В руках она держала чёрный платок, не перестававший шевелить уголками, и спрыгнула осторожно, чтобы не повредить ни чёрному платку, ни маленьким Муравьям, чинно в нём сидевшим. Последним спрыгнул чёрный Козёл и, оттого что его не бросили, радостно заблеял.
Но тут случилось непредвиденное событие — они ведь забыли завязать глаза! Поэтому Дракон сразу проснулся, забеспокоился и, увидев столько глаз — Анечкины, Губерта и Козла, — встал на дыбы, с шипением выпустил из ноздрей искры, несколько раз подпрыгнул и помчался во весь опор, покатив за собой фургон.
— Мы кое-кого забыли! — воскликнула Анечка, словно бы намереваясь броситься вдогонку удалявшемуся цирковому фургону.
— Кого же? — спросил Соломенный Губерт. — Трёх Сирен! Что с ними теперь будет?
— Наверно, Дракон увезёт их в морской замок.
— И опять они станут заманивать мореходов?
— Конечно!
— Тогда хорошо, что маленькие белые Муравьи с нами, а то бы Дракон тоже увёз их на морское дно, — сказала Анечка и вздохнула.
Соломенный Губерт между тем уставился в одну точку, словно не мог на что-то наглядеться. На что же он глядел? На что он глядел?
Глядел он на зелёную щепку, которая то взлетала в воздух, то падала наземь. Взлетала и падала.
— На что это вы глядите? — спросила Анечка.
— На зелёную щепку, которая то взлетает, то падает.
— Это Кобылка!
— Ну и ну! Вам уже лошади мерещиться стали!
— Разве я сказала «лошадь»? Я сказала «кобылка»!
— То есть маленькая лошадка!
— Да нет же! Это Кузнечик Луговой, или, по-нашему, Кобылка! — объяснила Анечка. И верно, это была Луговая Кобылка. Соломенный Губерт знал Лугового Кузнечика только по картинкам, поэтому он обрадовался, увидев живую Кобылку, и стал внимательно её разглядывать. Внезапно, хлопнув себя по лбу, он сказал:
— И всё же я прав! Это маленькая лошадка!
— Опять вы за своё!
— Знаю-знаю, это Луговая Кобылка, но нет никакого сомнения, что она была лошадью!
— Какой такой лошадью?
— Цирковой, на которой вы ездили! На ней маленькое Седло! Взгляните-ка! Анечка-Невеличка пригляделась и увидела на Кобыл-киной спине маленькое Седло.
Кобылка между тем скакала по следам Большого Друга, ни разу не промахиваясь мимо следа.
— Пойдёмте за ней и поглядим, скачет ли Кобылка по следам случайно, или потому что нас куда-то ведёт, — предложил Соломенный Губерт.
Они пошли за Кобылкой и шли до тех пор, пока не пришли к странному распутью, от которого расходились четыре дороги.
Возле первой дороги был указатель:
НАЗАД ПО СОБСТВЕННЫМ СЛЕДАМ,
возле второй —
В ЗООЛОГИЧЕСКИЙ САД,
возле третьей —
В ЦАРСТВО КУКОЛ,
возле четвёртой —
К ПОСЛЕДНЕМУ ПРИКЛЮЧЕНИЮ.
— Какую выбираете? — спросил Соломенный Губерт.
— Я бы все выбрала.
— Можно только одну. А какую — дело запутанное! Придётся распутывать… — и Соломенный Губерт задумался.
Вдруг чёрный носовой платок так старательно зашевелил ушами, что Анечка даже удивилась.
— Видно, я сделала тебе короткие уши! — сказала она, развязывая узел на платке.
Но стоило ей развязать платок, как все маленькие белые Муравьи разбежались, словно больше им в платке не сиделось.
— Муравьям больше не сидится в носовом платке! — сказала Анечка Соломенному Губерту.
— Помолчите! — ответил тот. — Вы же видите, что я распутываю!
— Проще развязать! Я вот развязала платок, и Муравьи очень обрадовались.
- Откуда это видно?
- Они дружно идут в колонну по два.
— По какой дороге?
— По третьей, кажется…
— Значит, в Царство Кукол! — уверенно сказал Соломенный Губерт.
— Я тоже пойду с ними! Чтобы не расставаться.
И Анечка хотела было ступить на дорогу «В ЦАРСТВО КУКОЛ», но Соломенный Губерт удержал её.
— Глядите, Муравьи уже не идут в колонну по два!
Действительно, Муравьи уже не шли в колонну по два! Шли они теперь очень странно — каждый в свою сторону, а потом все вдруг остановились.
Почему они остановились? Почему же они остановились?
Соломенный Губерт долго приглядывался, пытаясь понять, почему они остановились, и вдруг ему стало казаться, что перед ним уже не Муравьи, а как попало расположенные чёрточки. Он сказал об этом Анечке, и Анечка тоже увидела вместо Муравьёв как попало расположенные белые чёрточки.
