Бираго Диоп - Сказки Амаду Кумба
Они приближались к Великой реке. Они были уже на берегу, когда старуха зарычала:
— Ты не уйдешь от меня!
Но Самба-рожденный-в-ночи взял повязку, украденную у старухи, и бросил ее в воды Великой реки. И воды тотчас расступились, и Самба-рожденный-в-ночи с семью братьями прошли между двух водных стен, которые снова сомкнулись за ними.
Они шли ночи и дни, дни и ночи. И наконец добрались до своей деревни и вошли на отцовский двор. Посреди двора рос стройный зеленый тамаринд.
— Когда же он успел вырасти? — спросил Самба-рожденный-в-ночи.
— На заре, — ответила Кумба-мать. — Он, как ты, рос на глазах.
— А, сегодня на заре?! — воскликнул Самба. — И рос, как я?
Он пошел за самым старым, тупым и зазубренным топором, который ржавел на мусорной куче и давно уже ни на что не был годен. Этим топором Самба с силой ударил по стволу тамаринда:
Ведьма, ты умрешь!
Листва затрепетала, ствол содрогнулся, корни затрещали.
Ведьма, ты умрешь!
И как только тамаринд с ужасным грохотом (этот грохот и поныне слышен в грозовые ночи) коснулся земли, все увидели скрюченный труп старой колдуньи, матери семи дочерей.
Бык гиены Буки
Седару Сенгору
(исполняется в сопровождении рити[34])
Буки не соизволил сказать, как ему достался великолепный бык, которого он вел на веревке. Встретив Лёка-зайца на тропе, где длинноухий сушил свою мокрую от росы спину, Буки попросту приказал ему:
— Ступай за мной. Скачи позади и отгоняй все, что будет садиться на моего быка и до чего не дотянется его длинный хвост — мух, ос, пчел, птиц. Я не желаю, чтобы к нему прикасались. Да и ты, обжора, поменьше на него посматривай! От твоих завидущих глаз может растаять жир на его дивных ляжках!
И Лёк-заяц рысцой побежал вслед за Буки и его четвероногим сокровищем. Он пел, свистел, кричал до хрипоты, отгоняя сопровождавшую быка крылатую свиту: птиц, ос, пчел, мух и москитов, что так и вились вокруг. Впрочем, москиты скоро отстали, ибо Йо-москит и его сородичи никогда надолго не удаляются от воды, а все болота, ручьи, речки и сама Великая река остались далеко позади на пути Буки-гиены, ее быка и охранявшего его Лёка.
Пчелы полетели на запах трав, деревьев и цветов — густой благоуханной волной поднимался он над саванной вместе с испарявшейся утренней росой.
Осы вернулись на земли, где созревали сладкие, сочные ягоды и плоды.
Птицы тщетно искали корм — клещей и других насекомых — на гладкой, блестящей шкуре холеного быка. К тому же их напугала песня Лёка, который скакал позади и целился в них из воображаемого ружья:
Фёр! Фёрре!
Фёр! Фёррам!
Н’Джаммаль Лёк нжав на!
Летите! Спасайтесь!
Улетайте скорей!
Ружье я достал!
Бью всех наповал!
И птицы поспешили возвратиться на поля риса и проса, откуда еще не убрали весь урожай.
Только мухи еще долго-долго вились над Лёком-зайцем, быком и Буки-гиеной. Но и они в свой черед, устав летать и гудеть впереди, позади, под и над путешественниками, наконец повернули обратно — на поиски добычи, которую не так усердно стерегут.
* * *— Дядюшка Буки, — сказал Лёк-заяц, — солнце спешит на покой, между небом и землей не осталось ни единой маленькой мушки. И если это из-за них нам пришлось уйти так далеко…
— Пошли дальше! — отрезал Буки, дернув быка за веревку.
Солнце закатилось. Настала ночь, взошла луна.
Лёк-заяц, семенивший за быком, который шел за Буки-гиеной, вытащил из котомки, болтавшейся у него на левом боку, свою однострунную скрипку рити, извлек из нее смычком три низкие ноты и запел:
Буки Н’Джур о! Н’Джур!
Кэй ма лакассаль ла!
Йов далл! ман далл вай!
Тжи дигумандинг ми!
Буки сразу остановился и дернул за веревку, а она дернула за морду испуганного быка.
— Ну-ка, повтори свою песню, — попросил Буки, приплясывая.
И смычок из конского волоса снова забегал по калебасу, обтянутому шкурой ящерицы.
Буки Н’Джур о! Н’Джур!
Привяжи скорей быка!
Мы одни среди саванны,
Ты и я.
— Пожалуй, ты прав, — прогнусавил Буки, — мы сейчас здесь совсем одни. Ну-ка, привяжи быка к тому дереву, а я пойду за хворостом. Не смей ни на шаг отходить от дерева! Отгоняй всех мух! Да продолжай петь и играть, чтоб я слышал тебя издалека!
И Буки побежал собирать хворост.
Лёк-заяц с минутку попиликал на рити, потом привязал к левой лапе веревку — и тронулся вместе с быком на запад (а Буки ушел на восток).
Ёк-бык был доверчив и глуп, как новорожденный младенец. Он спокойно шагал под песню Лёка, который теперь семенил перед ним, по-прежнему играя на скрипке и дергая привязанную к лапе веревку.
Устав идти, Лёк-заяц вскарабкался на спину Ёка-быка, подбадривая его музыкой и песней:
Коль не знать куда идешь,
Непременно пропадешь!
Посмотри — твой волос сед,
Но тебя глупее нет!
Долго-долго шли они под любопытным взглядом луны — та все гадала, куда направляется эта парочка и что делает далеко позади Буки-гиена с большой вязанкой хвороста, которая бьет ее по впалым бокам.
Но вот Лёк-заяц услышал — сначала издалека, затем ближе — вой гиены. Буки, задыхаясь, встревоженно кричал:
— Лёк! Ау! Лёк, куда ты запропастился с моим добром?
Вот голос Буки послышался совсем близко:
— Да где ты прячешься, сын зла?
Тогда Лёк-заяц остановил быка, соскочил на землю и привязал Ёка к дереву.
Тут подбежал Буки, сбросил вязанку и спросил:
— Почему ты не остался там, где я тебе велел?
— Как это не остался?
Посмотри сюда, о дядя! Посмотри сюда!
Видишь, дерево стоит,
Видишь, бык лежит,
Видишь в небесах луна —
И не двинулась она!
— Ты прав, — прогнусавил Буки. — Я отошел дальше, чем рассчитывал. Жди меня здесь и не спускай глаз с быка. А я пойду поищу посудину пошире да поглубже, чтоб сварить его целиком с головой и ногами. Да пой погромче, потому что я плохо слышал тебя.
— Ты просто отошел очень далеко — ты же сам это сказал, дядюшка.
— Возможно, — проворчал Буки, удаляясь. А Лёк-заяц снова запиликал на скрипке и затянул свою песню:
Буки Н’Джур из рода Н’Джур!
Привяжи скорей быка!
Йов далл! ман далл вай!
Тжи дигумандинг ми!
Потом Лёк отвязал Ёка-быка, который жевал под его музыку, и вскочил к нему на спину. Они сделали добрый крюк и вышли на дорогу, ведущую к дому Лёка.
Долго-долго шагал еще Ёк-бык.
И вот услыхали они вдалеке вой Буки, который вопрошал:
— Лёк, а Лёк! Где же ты с моим быком, сын зла?
Лёк слез с быка, и они ждали в тени дерева, пока не прибежал Буки — сильно рассерженный, с большущим котлом на спине.
— Почему ты не остался там, где я тебе велел?
— Как? — удивился Лёк-заяц. — Разве я не там, где ты нас оставил?
Посмотри сюда, о дядя! Посмотри сюда!
Видишь, дерево стоит,
Видишь, бык лежит,
Видишь в небесах луна —
Разве двинулась она?
— Ты прав, — согласился Буки, — она не двинулась. Подожди меня здесь и не спускай глаз с быка. Я пойду поищу огня.
Буки пошел за огнем, чтоб сварить Ёка-быка, которого он украл неизвестно у кого и где.
А Лёк-заяц, распевая и наигрывая на скрипке, снова влез на быка:
Коль не знать, куда идешь,
Далеко не отойдешь!
Посмотри — твой волос сед,
Но тебя глупее нет!
И они ушли еще дальше, почти добрались до места, где испокон веков живут зайцы. И вот сперва где-то очень далеко, а потом ближе завыла гиена:
— Лёк, а Лёк! Куда запропал ты с моим добром, сын зла?
— Я все время здесь на старом месте, дядюшка, — крикнул Лёк-заяц и, спрыгнув с быка, сел у подножия дерева.
— Почему ты не остался там, где я тебе велел?
— Да ты нас здесь и оставил…
— Гм! Гм! — хмыкнул Буки.
— Но это правда! — настаивал заяц.
Посмотри сюда, о дядя! Посмотри сюда!
Видишь, дерево стоит,
Видишь, бык лежит,
Видишь, светит нам лупа,
И не двинулась она!
— Действительно, — согласился Буки, — она все время торчит над нашими головами. Ишь какая любопытная! И чего она сует нос в мои дела!
Буки положил меж трех камней горящие уголья, которые принес в глиняном черепке, бросил сверху охапку хвороста и начал раздувать огонь, поставив котел на камни. Огонь занялся, и пламя взметнулось выше котла.
— Отгоняй мух, если их увидишь, — приказал Буки.
