Стив Даффи - За темными лесами. Старые сказки на новый лад
Сделать несколько телефонных звонков, дать несколько обещаний, перенести кой-какие деловые встречи и объяснить ошеломленным родителям, что ему денек-другой требуется поработать у них на кухне, было легче легкого. Конечно, Клио покормит его кошек. Конечно, клиент поймет, что Раф работает над проблемами дизайна. Конечно, презентацию можно перенести на следующую пятницу. Конечно. Само собой.
Мать нежно погладила его по плечу.
– Ты так усердно работаешь…
Раф кивнул. Это было куда проще, чем объяснять, для чего это нужно на самом деле.
– Но какие прекрасные вещи ты шьешь! Шьешь прямо-таки как твоя прабабушка. Помнишь, я рассказывала, как к ней приходили со всей округи, за много миль, чтобы пошить подвенечные платья?
Раф улыбнулся ей в ответ и вспомнил о всех тех подарках, что привозил к праздникам – кашемировые перчатки, кожаные пальто, пузырьки духов… Ведь он ни разу в жизни ничего не сшил для нее сам! Шить подарки самому… Это казалось какой-то дешевкой, наподобие уродливой пластилиновой вазы, вышедшей из-под неловких детских пальцев, или самодельной открытки, раскрашенной восковыми мелками. Но все присланные им элегантные, ничего не значащие подарки были так холодны! Они ничего не говорили о нем самом, а уж тем более – о матери. Представив ее себе в шелковом платье цвета папайи – таком, какое вполне мог бы сшить сам, – Раф чуть не сгорел от стыда.
Большую часть дня он проспал в полутемной родительской спальне, затворив дверь и задернув шторы. Жужжание мультиков за стеной, запах раскаленного масла на сковороде… Он словно вновь вернулся в детство.
Когда Раф проснулся, снаружи было темно. Его одежда, выстиранная и аккуратно сложенная, лежала в изножье кровати. Одевшись и накинув поверх безрукавки золотой сюртук, он отправился к реке.
Сидя на берегу, он курил сигарету за сигаретой, бросал окурки в воду, слушал, как река с шипением гасит огонь, наблюдал, как размокает и медленно тонет бумага… Наконец эльфы явились снова, закружились в нескончаемом танце, повели хоровод вокруг той же самой холодной феи, усевшейся посередине.
Но вот фея увидела Рафа, покинула круг танцующих и двинулась к нему. Ее глаза были зелены, как мох, а когда она подошла ближе, Раф заметил, что ее волосы тянутся за ней, словно под водой – или как ленты, подхваченные неистовым ветром. Повсюду, куда бы ни ступила ее нога, распускались крохотные цветы.
– Твой сюртук просто прекрасен. Он сияет, как солнце, – сказала фея, протянув руку и коснувшись ткани.
– Возьми его себе, – ответил Раф. – Только отдай мне Лайла.
Губы феи скривились в улыбке.
– Я позволю тебе провести рядом с ним эту ночь. Если он вспомнит тебя, он будет волен идти, куда только пожелает. Что скажешь? Довольно ли этого в обмен на сюртук?
Раф молча кивнул и сбросил сюртук с плеч.
Ухватив за руку проносившегося мимо Лайла, фея выдернула его из хоровода. Лайл заливался радостным смехом, но, стоило его босым ногам коснуться мха за пределами круга, он начал взрослеть на глазах. Стал выше ростом, грудь его сделалась шире, волосы удлинились, а в уголках глаз и губ пролегли тонкие складки. Он больше не был подростком.
– Уйти от нас задаром, пусть даже на время, нельзя, – сказала фея.
Поднявшись на цыпочки, она привлекла Лайла к себе и коснулась губами его лба. Веки Лайла разом обмякли, сомкнулись, и фея подвела его к истлевшему матрасу. Даже не взглянув в сторону Рафа, он опустился на матрас и погрузился в сон.
– Лайл! – воскликнул Раф.
Присев рядом, он бережно откинул с лица друга спутанные волосы – множество косичек с вплетенными в них прутиками, листьями, обрывками колючих лоз. На скуле Лайла красовалось пятно грязи. Листья зашуршали, щекоча щеки, но он и не шевельнулся.
– Лайл, – снова позвал его Раф.
В памяти всплыло тело Лайла в гробу на похоронах. Бледная, иссиня-белая, будто снятое молоко, кожа с легким химическим запахом; пальцы, сплетенные на груди так крепко, что, когда Раф попытался взять его за руку, она даже не сдвинулась с места, точно рука манекена. Но даже сейчас эти воспоминания о другом, умершем Лайле казались реальнее, чем Лайл, спавший здесь, рядом, как заколдованный сказочный принц.
– Пожалуйста, проснись, – сказал Раф. – Прошу тебя. Проснись, и скажи, что все это – взаправду.
Но Лайл и не шелохнулся. Только глаза под сомкнутыми веками двигались, будто в эту минуту он видел перед собой какой-то другой, иной мир.
Раф встряхнул его, затем сильно, наотмашь хлестнул ладонью по щекам.
– Поднимайся! – заорал он, дернув Лайла за руку.
Тело Лайла безвольно перекатилось набок и навалилось на Рафа.
Тогда Раф поднялся на ноги и попытался поднять Лайла, но его мускулы не были привычны ни к чему тяжелее отреза ткани. Может быть, дотащить до улицы, а там остановить машину или позвонить и позвать на помощь? Раф потянул обеими руками, пачкая рубашку и лицо Лайла зеленым травяным соком и расцарапав ему бок о сломанную ветку. Не протащив друга и пары шагов, он отпустил его и склонился над ним в темной ночной тиши.
– Слишком далеко, – сказал Раф. – Слишком далеко…
Улегшись рядом с Лайлом, он положил голову друга себе на грудь, а сам сунул под голову руку.
Когда Раф проснулся, Лайла больше не было рядом, но над матрасом стояла все та же фея – в огненном сюртуке. В лучах восходящего солнца она сверкала так ослепительно, что Рафу пришлось прикрыть глаза ладонью. Увидев, что он открыл глаза, она рассмеялась. Ее смех звучал, как треск лопающегося льда над замерзшим озером.
– Ты меня обманула, – сказал Раф. – Ты усыпила его.
– Он слышал тебя во снах, – возразила фея. – И предпочел не просыпаться.
Раф встал и отряхнул брюки, но стиснул челюсти так, что зубы откликнулись болью.
– Идем со мной, – предложила фея. – Идем в наш хоровод. Ты просто ревнуешь, завидуешь, что тебя не взяли. Но это легко исправить. Ты сможешь вечно оставаться молодым и целую вечность шить прекрасные наряды. Уж мы-то оценим твой дар лучше всякого смертного. Мы будем боготворить тебя!
Раф вдохнул запахи прелой листвы и земли. Там, где лежал Лайл, остался золотистый волосок. Рафу вспомнился отец, смеющийся над его шуткой. Вспомнилась мать, восхищающаяся его шитьем, и сестра, даже в минуты кризиса не позабывшая спросить о его любовниках… Раф намотал волос на палец – так туго, что под побледневшей кожей проступила тонкая красная линия.
– Нет, – ответил он.
Мать сидела на кухне, одетая в домашний халат. Увидев вошедшего Рафа, она поднялась ему навстречу.
– Где ты только бродишь? С виду – просто как одержимый.
Она коснулась его запястья. Прикосновение неожиданно оказалось таким горячим, что Раф отдернул руку.
– Да ты же промерз насквозь! Наверняка был на его могиле?
Согласно кивнуть было намного проще, чем объяснять правду.
– Помнишь сказку о женщине, что слишком долго оплакивала возлюбленного? В конце концов его призрак явился к ней и уволок с собой вниз, в царство мертвых.
Раф снова кивнул, раздумывая о коварной фее, о том, что его запросто могли тоже утащить в хоровод, о спящем мертвым сном Лайле…
С подчеркнутым вздохом мать отправилась варить ему кофе. Когда она поставила перед сыном чашку, тот уже сидел за швейной машинкой.
В тот день он сшил сюртук из серебристого шелка, с плиссировкой на бедрах, расшитый причудливой вязью терновых ветвей, с лацканами из мягкого, как пух, белого меха. Взглянув на свою работу, он понял, что это один из самых прекрасных нарядов, какие он когда-либо шил.
– Для кого ты сшил это? – спросила вошедшая Мэри. – Какое великолепие!
Протерев глаза, Раф устало улыбнулся.
– Этим смертный портной должен заплатить за то, чтоб вызволить любимого человека из Царства фей.
– А я и не слышала этой сказки, – заметила сестра. – Это будет мюзикл?
– Пока не знаю, – ответил Раф. – Но, насколько мне известно, петь в этой труппе некому.
Мать нахмурилась и позвала Мэри рубить тыкву.
– Я хочу пригласить вас с Виктором пожить у меня, – сказал Раф сестре в спину.
– Твоя квартира слишком мала, – возразила мать.
Она никогда не видела его квартиры.
– Так можно переехать. Например, в Квинс. Или в Бруклин.
– Не понравится тебе жить с непоседливым мальчишкой. А здесь у Мэри и двоюродные братья есть. Ей следует остаться с нами. Кроме того, в большом городе опасно.
– А Марко не опасен? – спросил Раф, повысив голос. – Может, пусть Мэри сама решит за себя?
Мать Рафа проворчала что-то себе под нос и начала рубить тыкву. Раф вздохнул и прикусил язык, а Мэри тайком от матери закатила глаза. Внезапно Рафу подумалось, что это первый нормальный разговор с матерью за многие годы.
Весь день он трудился над серебристым сюртуком и в тот же вечер, надев его, снова отправился в лес, к реке.
Танцующие оказались там же, где и прежде. И, когда Раф подошел поближе, фея вновь покинула их круг.
