Светлана Лаврова - Три сказки об Италии. Лошади, призраки и Чижик-Пыжик...
— Но почему же этот слон — друг воробьев?
— О-о, это совсем другой слон… Видишь ли, друг Чижик, Бернини действительно слонов не видел. Поэтому ему дали посмотреть картинку. На картинке был нарисован слон, который попал в Рим за сто лет до описываемых событий. И с этой картинки Бернини сделал своего слоника. Про это в Риме рассказывают так…
СКАЗКА ОБ ОТРАВИТЕЛЯХ, ПРИЗРАКАХ И НАСМОРКЕЖил-был в Риме кардинал делла Ровере. Это был человек умный, властный, жестокий, веселый и остроумный. Когда его выбрали папой — главой всего католического мира и наместником Бога, он взял себе имя Юлия Второго.
— Но ведь папы Юлия Первого не было! — удивлялись приближенные.
— Зато был император Юлий Цезарь — Первый. А я второй, сразу после Цезаря, — объяснил скромный папа.
И вот в 1503 году папе подарили живого слона. Папе слон ужасно понравился — такой большой, такой добрый! С ушками! С хвостиком! Папа даже приказал поселить его в Ватикане. Приближенные возразили: святотатство, зверю не место в Священном городе! Папа сказал: «И не такие твари переступали священные чертоги…» И невинно поглядел на своих «коллег» — вот на этого, на того и еще на вон того… «Коллеги» заткнулись.
Римляне полюбили слона. По утрам, когда слон гулял по улицам, его все угощали вкуснятинкой. Но особенно любили его воробьи. Потому что он их катал на могучей спине. А если ты маленький воробей, то тебе очень приятно чувствовать себя выше и сильнее всех.
— Да, — кивнул Чижик. — Я как-то сел на голову Медному всаднику — незабываемое ощущение.
— И вот один воробей из клана Навона однажды влетел в окно какого-то палаццо (оставшегося неизвестным) и подслушал разговор одного господина (оставшегося неизвестным) и второго господина (оставшегося еще более неизвестным). Речь шла о том, чтобы отравить слона! Вообще-то неизвестные господа хотели отравить самого папу. Но это было сложно. А со слоном расправиться проще — подсунуть на прогулке пирожок с мышьяком… Слон ведь привык, что его все любят, и ел все, чем его угощали горожане.
— Кошмар, — подумал воробей, клюнул в нос одного господина, (оставшегося неизвестным), припечатал более весомый след на лысине другого господина (оставшегося еще более неизвестным) и улетел.
Направился он, конечно, прямо к слону. Так и так, дорогой друг, не ешь на прогулке пирожков и булочек.
— А толку-то? — сказал умный слон. — Они могут и в обычную мою еду яду подсыпать. Бежать надо… Прямо не знаю, что и делать.
Собрались все воробьи клана Навона. Судят-рядят, ничего сообразить не могут. Наконец придумали:
— Сделаем так…
И вот утром служители увидели, что слон лежит на боку и не шевелится.
— Помер! — закричали они. — Его отравили!
Через час уже весь Рим знал, что хотели отравить папу, но промахнулись и отравили слона. Перепутали маленько. Или папа потянулся к отравленному пирожку, а слон его отпихнул и героически съел яд сам — чтобы обожаемого хозяина спасти. Проститься с любимым зверем пришел весь город. Его бездыханное тело буквально засыпали цветами. Впрочем, самым наблюдательным показалось, что тело не такое уж бездыханное, бока так и ходят.
— Может, он притворяется мертвым?
— Да что вы! — возражали им. — Животное не может притворяться. Он безусловно испустил дух. Просто слон большой, духа в нем было много… вот он и выходит постепенно.
У морды слона сидел воробей. Когда спрашивали, зачем тут птица, воробей сурово объяснял:
— Почетный караул.
— Душно мне под этими цветами, — шептал притворявшийся слон. — Чего они меня как клумбу засыпали… Долго еще лежать-то?
— Терпи, — шептал воробей. — Уже пол-Рима тебя оплакало. Сейчас вторая половина оплачет — и все.
Воробьиный план был хорош: слон притворится мертвым, ночью тихонечко выберется из Ватикана и, не опасаясь погони, пойдет на родину, в Индию. Но слишком много цветов насыпали на «труп» любимца безутешные римляне. Пряные запахи так и лезли в нос. «Труп» как чихнет! Римляне ахнули. Понимая, что конспирация рухнула, слон вскочил, встряхнулся, сметая охапки роз, и ринулся к выходу с воплем:
— Я призрак! Я призрак! Я призрак!
Следом летел воробей из клана Навона и подтверждал:
— Он призрак! Он призрак! Он призрак!
— Ишь ты! — жалостливо качали головами римляне. — Вот ведь изверги, как допекли зверюшку! Аж призраком заделался, бедолага.
Так слон с помощью воробьев спасся от смерти и убежал на родину. Но во всех путеводителях написано, что слона Аммона, подаренного папе, отравили. Только воробьи знают правду.
— А мораль? — спросил Чижик. — Моя тебе все равно не понравится: «На все начхать! И никакие враги не страшны».
— Мораль такая: маленький друг может спасти от большого врага, — закончил Чивио. — Сколько у тебя уже памятников с моралью?
— Всего четыре, — вздохнул Чижик. — Надо еще шесть.
— Сейчас полетим на палатинский холм, там целых два подходящих памятника, — сказал Чивио. — До свидания, уважаемый слон.
Слон кивнул и грустно оглядел опустевшую площадь. Из дверей церкви Санта Мария сопра Минерва выглянула тень… и спряталась. Воздух слегка задрожал над слоником, и мутный голос произнес:
— Каменный зверь, помоги нам. Мы плохо видим при свете… Куда направились две птицы — живая и бронзовая? Они говорили, куда полетят?
— Ай-я-я-яй! — укоризненно заверещал кто-то невидимый.
Слон подумал — видимо, вспомнил семейную историю, как воробьи спасли от яда его предка, слона Аммона. Потом сморщил нелепо изогнутый хобот и ка-ак чихнул!
Мощным чихом прозрачные тени отнесло в сторону и шмякнуло о стену церкви.
— Вы уж извините, — интеллигентным голосом сказал слоник. — Насморк у меня. На всех чихаю.
Глава 8
Не смотри на этот памятник!
— Вон какой-то памятник, — показал Чижик. — Напротив какого-то странного дворца.
— Не смотри туда, — сказал Чивио. — Это Алтарь Отечества.
— Почему не смотреть? Излучает излучение? Которое радиоактивное и для глаз вредное?
— Да нет, просто некрасиво. Люди-римляне не одобряют эту белую громаду, обзывают то свадебным тортом, то чернильницей, то пишущей машинкой. А воробьям-римлянам все равно.
— Мужик вроде ничего, — вгляделся Чижик. — И конь симпатичный.
— Это не мужик, а король. Виктор Эммануил, первый монарх объединенной Италии. Сначала был древний Рим — единая великая страна. А потом все переругались, передрались и развалились на много-много отдельных государств. Не Италия, а салат какой-то. И только в 19 веке все эти итальянские мини-государства объединились в цельную Италию. И Виктора Эммануила выбрали королем, за что ему вечная слава. Между прочим, статую отлили из бронзы старых пушек замка святого Ангела.
— Ух ты! — обрадовался Чижик. — Так он, наверное, иногда стреляет?
— Не. У него ружья нет.
— Вот мы проверим, — и Чижик подлетел к красивой стройной статуе. Он завис над ухом короля и неожиданно суровым голосом скомандовал:
— Орудие, к бою! Огонь!
— Бабах! — сказал бронзовый король и смутился: — Тьфу ты, опять не выдержал. Ничего с собой поделать не могу — что-то у меня внутри стреляет по команде.
— Э-э, уважаемый король, у всех у нас что-то внутри порой стреляет по команде, — назидательно сказал Чижик. — Условный рефлекс называется. А теперь расскажите нам сказку. С моралью. А то нам сказок до нормы не хватает. А с моралью просто кризис.
— Я не сказочник, я король! — гордо отказался Виктор Эммануил. — Я объединил Италию!
— Вот про объединение и расскажите, — посоветовал Чижик. — Очень назидательно получится.
— Разве что про объединение… — заколебался король. — Ну, ладно. Это очень старая древнеримская сказка. Ее у нас многие народы заимствовали и по-своему рассказывали.
СКАЗКА ПРО ОБЪЕДИНЕНИЕЖил-был в древнем Риме один соответственно римлянин. Жил он на какой-то виа рядом с какой-то пьяцца и звали его то ли Публий Корнелий Лукреций, то ли Лукреций Корнелий Публий… в общем, что-то трехэтажное. И было у него три сына, тоже соответственно римлянина. Они все время друг с дружкой ссорились. И дрались, хотя уже большие были. То один другого в лоб, то другой третьему в глаз, то третий первому в неудобо-называемую часть тела. Как в какую? В солнечное сплетение, конечно. Неудобно называть, длинно. Зеленка расходовалась, как компот, а бинты милями покупали. Соответственно, надоело это отцу. Взял он веник и как треснул первого попавшегося сына.
— Ты чего дерешься? — удивились детки.
— Вот, сломайте лучше веник, — сказал отец и подал означенную утварь.
