Уильям Николсон - Песнь Огня
– Откуда ты знаешь?
– Не знаю, а надеюсь. Я поступила очень плохо, когда пошла за тобой и бросила семью. Я пообещала себе, что однажды вернусь, найду их и попрошу прощения. Так что они должны быть живы и здоровы, понимаешь? Чтобы я смогла их снова увидеть.
– Значит, так тому и быть.
– Возможно, мы придем к ним вместе.
Тут Сирей то ли вспомнила, то ли сделала вид, что вспомнила:
– О нет! Ты же должен уйти! Ты избранный… А скоро ты уйдешь?
– Думаю, да.
– Скорей бы ты ушел, Бомен! Тяжело этого ждать.
– Мне тоже.
Сирей хотелось спать. Вскоре она прилегла рядом, положив голову Бомену на колени. Он гладил девушку по голове, пока та не заснула, а сам терпеливо сторожил.
Перед рассветом спящие в шатре зашевелились. Бомен спросил себя: будить Сирей? Нет, не надо. Нельзя все время прятаться от других.
Скуч выбрался наружу, приветственно кивнул Бомену и занялся своими утренними делами. Юноша смотрел, как коротышка вешает над костром котелок с водой, слышал, как просыпаются остальные.
Хлопнуло полотнище шатра. Бомен оглянулся и увидел сонно моргающую Кестрель. Сестра какое-то время непонимающе смотрела на него, потом заметила Сирей, улыбнулась и ушла за деревья.
Кестрель хорошо выспалась, морозный воздух бодрил. Она выбралась из шатра отдохнувшей, веселой – а теперь ей очень захотелось побыть одной.
Легко ступая по тонкому снегу под деревьями, Кесс отошла подальше от костра. Она не выбирала дороги и оказалась на звериных тропках, среди высоких деревьев почти без подлеска. Что тут расстраиваться! Да, Бомен и Сирей стали еще ближе, что удивительного? Все и так давно понятно. И тем не менее, когда Кестрель увидела их вместе под одним одеялом – Сирей спит, Бомен гладит ее по волосам, – в ней что-то оборвалось.
Впереди блеснул яркий свет. Кесс пошла к нему: чем дальше от своих, тем лучше. Оказалось, снег сиял в длинном и косом солнечном луче, пронизавшем кроны деревьев. Кестрель решила искупаться в солнечном озере и поэтому двинулась дальше.
Вдруг тесно стоящие древесные колонны расступились, и девушка очутилась на большой поляне, залитой золотистым утренним светом. Какая красота! Низкие солнечные лучи расчертили поляну на полосы яркого света и бархатной темноты. На востоке между деревьев проглядывало лучистое небо, а каждый ствол напротив словно окаймляло золотом. Вся поляна сверкала и переливалась, как сказочный замок, и Кестрель поняла: это великолепие – знак. Знак, который обещает: когда-нибудь все, что кажется темным, превратится в свет.
Кестрель медленно вышла на середину поляны. Среди изменчивых лучей она выбрала самый яркий. Свет грел щеки, лился в раскрытые ладони. Захотелось закрыть глаза и высоко поднять руки.
Кесс кружилась на месте лицом к небу то в темной полосе, то в светлой…
Почему все когда-нибудь кончается? Почему нельзя жить вечно?
Услышав шаги, Кестрель перестала кружиться и опустила руки. Она открыла глаза и почувствовала: это Бомен, милый Бомен, совсем близко. Он вышел из леса на залитую солнцем поляну.
Брат и сестра крепко обнялись и стояли в теплых солнечных лучах, слушая, как шумит ветер в деревьях.
Почему все кончается? Почему нельзя любить друг друга вечно?
Мы же любим, – ответил брат. – И так будет всегда.
Рука об руку Бомен и Кестрель оставили солнечную поляну и вернулись к своим. Они не говорили о том, что изменилось, потому что и так всё понимали.
Позже, уже в дороге, Кестрель пошла рядом с Сирей и тихо-тихо, чтобы больше никто не слышал, пожелала ей счастья с Боменом. Вид у бывшей принцессы был немного виноватый, но в то же время обрадованный.
– Ты всегда говорила, что он тебя полюбит, – сказала Кестрель.
– Не знаю, любит ли он меня. По крайней мере, уже не избегает.
– Он тебя любит.
– Кесс, ты ведь думаешь, что он мог бы найти себе кого-нибудь получше?
– Сирей, посмотри на меня.
Девушки остановились, и Кестрель заглянула глубоко в большие и прекрасные янтарные глаза Сирей.
– Ты должна мне верить. Если мой брат счастлив с тобой, счастлива и я. Если он тебя любит, люблю и я. Если ты любишь его, ты любишь меня.
– Я и так тебя люблю, Кесс. Ты моя первая подруга.
– Только вот когда любишь, все равно бывает больно.
– Бомен тоже так говорит. Он говорит, что скоро ему придется уйти.
– Может, и так.
– Думай как хочешь. А я буду думать, как хочу я.
И девушки догнали остальных.
К концу дня деревья у дороги поредели, снег заблестел под солнцем. Впереди виднелась равнина. Еще полчаса – и показались высокие опоры моста. Мантхи поняли, что еще до вечера будут на берегу.
Глава 12
«Мои любимые»
Путники подошли к деревне, стоявшей на берегу. Оттуда доносились голоса, музыка – словно собралось много народу. Блестела темная река, а на том берегу белой ленточкой вилась дорога в горы. Вот он, последний отрезок пути – самый сложный, но самый короткий. Подъем начнется утром, с первыми лучами солнца, как только они перейдут реку.
Анно Хаз не повел людей в шумную деревню, а выбрал спокойное местечко у реки, в рощице, где можно было хоть как-то укрыться от зимнего ветра. Редок Зем остановил повозку и привязал лошадей, Креот отправил коров пощипать скудную траву, проглядывающую из-под снега. Остальные развели костер и разложили одеяла, готовясь к ночи.
Перед сном многие долго стояли и смотрели на горы. После всех трудностей пути горы, которые были так далеко, теперь казались иллюзией, картинкой, нарисованной на темнеющем вечернем небе. Скуч пихнул локтем Бранко Така:
– А ты не верил! Хотел сдаться. Видишь?
– Мы еще не дошли, – ответил Бранко. Правда, по его радостному лицу было ясно: даже он думает, что худшее позади.
– Мадам, – обратился Креот к госпоже Холиш, – теперь, когда путешествие приближается к концу, нам нужно объясниться.
– Не понимаю, – отвечала госпожа Холиш, – что объяснять. По-моему, мы прекрасно друг друга понимаем.
– В таком случае я задам вам прямой вопрос. Будем ли мы входить в дом через одну дверь?
– Будем входить в одну дверь и даже спать в одной кровати, если пожелаете.
– Пожелаю.
– Только по утрам, вылезая из этой самой кровати, не заставляйте вставать и меня.
– Да будет так, мадам. Клянусь бородой моего предка! Ноги сами в пляс идут!
– Что ж, сэр, пляшите!
Расплывшись в улыбке, Креот пустился выкидывать коленца вокруг госпожи Холиш, а та хлопала пухлыми руками в такт.
Когда зажглись костры, мантхи поняли, что кругом находится множество людей. Мост был единственным способом перебраться через реку на многие мили, и казалось, что началось великое переселение народов. Анно Хаз послал Бомена к соседям, чтобы узнать, почему те покинули дома.
– Мы видели огонь в небе! – отвечали соседи. – Чудесные знаки! Пришел конец света!
– На юге люди убежали из городов!. Дома пустуют…
– Серебряная посуда в сервантах…
– Зерно в амбарах…
– Больше никогда не придется работать! Бедняк заживет как император!
– Императоров больше нет! Они все сбежали!
– Почему? – спросил Бомен.
– Огонь в небе! Конец света!
Не услышав больше ничего полезного, Бомен вернулся к отцу.
– Люди чувствуют приближение катастрофы, – сказал Анно. – Арамант сожжен. Доминат пал. Настало время знамений и чудес.
Слухи о брошенных городах привели к мосту столько людей, что маленькая приречная деревушка превратилась в настоящий город. Посередине, прямо у моста, вырос шумный рынок, где путешественники могли купить все необходимое. На наскоро сколоченных лотках лежали овощи, сушеное мясо, кухонная утварь, одеяла, упряжь, книги пророчеств и карты. В палатках жарили колбасу и варили вино со специями. Повсюду пылали огромные костры, высвечивая в темноте возбужденные лица.
Мантхам была нужна еда в дорогу, и, поскольку денег не было, они решили что-то продать. По крутым горным тропам повозка может и не проехать. Поэтому Анно Хаз с общего согласия принял решение: повозку продать, а на вырученные деньги купить еды. Лошадей и коров продавать не стали: пригодятся на родине.
Анно и Бомен пошли на рынок, чтобы найти покупателя. У моста царил настоящий хаос: крикливые продавцы барабанили по сковородам, блестевшим в свете ревущих костров. От шкварчащих на вертелах окороков поднимался аппетитный аромат; тут же усердно работали ножами забрызганные жиром повара. Пекарь соорудил из камней и глины печурку и вытягивал из ее оранжевой пасти полные противни пухлых белых булочек, дымящихся на морозе. Шарлатаны расхваливали книги с изображениями дней страха и чудес – огненных ливней, великого сияния и призраков высотой с дерево.
– Чудеса! Ужасы! – кричали они. – Готовьтесь к концу света! Карты неизведанных земель! Списки городов, которые погибнут! Все о конце света!
