Кай Умански - «Непутевые ребята», или Полный трам-тарарам
— Симпатяги, — проворковала Лулу. — И костюмчики модные.
— Выпендрежники, — фыркнул Скотт.
— ТРЕНЬ! — вдарили по струнам черепушки.
Билли шагнул вперед к микрофону, ухмыльнулся и запел высоким гнусавым голосом, от которого вяли уши:
Я самый на свете красивый,
Самый неотразимый,
Особенно в белом костюме,
И все без ума от меня!
ТРЕНЬ! БРЕНЬ! — звенели струны.
Девчонки рыдают от счастья,
Едва лишь завидев меня.
Мечтают моей стать невестой,
Но мне ни одна не нужна!
— Он пропал! — выл О’Брайен. — Стоило мне на две минуты отвлечься — две минуты! — как он исчез, испарился!
— Остынь, старина, — утешал Шелупоня. — Наверняка он укатился и валяется себе в каком-нибудь углу.
— А может, кто-нибудь ради шутки его спрятал, — предположил Чуча.
— Ради шутки? — взвизгнул О’Брайен. — Ты что, хочешь сказать, что с этим можно шутить?
— Я хочу сказать, что горшок временно исчез из поля зрения. И перестань вопить, не видишь, все его ищут.
Все действительно искали горшок. Похоже, надвигалась очередная трагедия.
— Что там у этого психа случилось? — поинтересовалась одна из крутых девчонок Бетти.
— Ничего, — ответил им Артур. — Это личное. С ним все в порядке.
— Нет, не в порядке! — вопил О’Брайен.
— Да успокойся ты. Обещаю, мы продолжим поиски, как только вернемся со сцены.
— Я не выйду на сцену без горшка!
— Еще как выйдешь, — промолвила Верзилка, которая успела три раза прочесать шатер, хотя было очевидно, что поиски ничего не дадут.
— Не выйду!
— А я говорю, выйдешь! Послушай, можешь считать меня бесчувственной, но вообще-то у каждого из нас тут свои проблемы. Артур тоскует по дому, я должна выйти на публику в этом ужасном платье, а Шелупоня… в общем, наверняка и у него имеется повод для переживаний, скажи, Шелупоня?
— Да не то чтобы, — пожал плечами дьяволенок. — Просто жду не дождусь выступления.
— Так что же хуже, — продолжала Верзилка, — потерять горшок с золотом, в который ты даже ни разу не заглядывал, или подвести своих друзей? Можешь ты просто позабыть о своих проблемах и сделать то, что должен сделать, то есть сыграть? Только не начинай снова ныть про проклятие феи, надоело уже. Ты идешь выступать не ради себя, а ради всего трам-тарарама. Это наш звездный час! А из-за тебя мы его профукаем!
Все в ожидании уставились на О’Брайена. Тот медленно поправил ворот тесной футболки и осторожно взял в руки флейту.
— Нет, — тихо сказал он. — Не профукаете. Я с вами.
Слова эти прозвучали очень вовремя, потому что как раз в эту минуту в шатер влетел Бенни Чокнутый.
— Эй, Непутевые ребята, вы где? А ну живо тащите инструменты на сцену, вы следующие!
— Надеюсь, это последняя группа? — зевнула Лулу. — А то я что-то заскучала.
— Неужели? — язвительно отозвался Скотт. — Лично я в восторге от конкурса. А как насчет вас, господин мэр?
— Собственно, будучи мэром, я…
— Али, — перебила его Лулу. — Это последняя группа?
— Да-да, — успокоил джинн. — «Непутевые ребята».
— Ах, вот как, парни из Непутевого леса. Слыхал я их однажды — ничего особенного.
— И я слыхала. Их барабанщик просто душка. А вот, кстати, и он, смотрите. Привет, милашка!
Тем временем щупленький дьяволенок неспешно собирал на сцене барабанную установку. Коренастый тролль топтался посередине с пианино на плечах, пока суетливый дракон выбирал, куда бы его поставить. На заднем плане маячил задумчивый лепрекон в тесной розовой футболке, которая, должно быль, нещадно жала ему во всех местах, а рядом с ним прохаживалась…
— Не может быть! — воскликнула Лулу. — Оборотиха? Она что, собирается петь? Что за ужасное платье?
— И вовсе оно не ужа… — начал было возражать Скотт по привычке, но осекся. Даже он не мог не признать, что платье было чудовищным. Он попытался найти что-то привлекательное в неожиданной участнице, но как ни старался, ничего у него не вышло.
— Будучи мэром, — твердо заявил мэр, который все же намеревался сказать свое слово, — будучи мэром, должен сказать, что буду счастлив, когда все это наконец закончится. К тому же что-то похолодало, вы не заметили?
Он был прав. На улице действительно резко похолодало, на небе собирались тучи. Зрители с подозрением поглядывала вверх и лезли в сумки за теплыми накидками. Все это было очень странно. Обычно в Грязьеводске всегда было солнечно, а в это время года тучи вообще не появлялись. Разве что белые пушистые дружелюбные облачка, но никак не огромные черные грозные тучи.
Бенни Чокнутый с озабоченным видом выскочил на сцену.
— Готовы, ребята? А то время поджимает.
— О, да, — ответил за всех Шелупоня. — Готовы как никогда. Валяй, объявляй.
— Итак, уважаемая публика, — провозгласил в микрофон Бенни. — В заключение нашего концерта выступят гости из далекого Непутевого леса! Встречайте «Непутевых ребят»! Поддержим их! — С этими словами Бенни удалился за кулисы.
Публика, однако, утратила интерес к происходящему на сцене. Никто не хлопал и не улюлюкал. Все взгляды были устремлены в темное небо. Над полем повисла зловещая тишина. Казалось, все затаили дыхание в ожидании чего-то страшного. Единственным звуком был рев мотора стремительно удалявшегося с поля фургончика с мороженым.
Шелупоня взял в руки барабанные палочки. Артур занес лапы над клавиатурой. О’Брайен поднес к губам флейту. Верзилка подошла к микрофону, расправила плечи и глубоко вздохнула. За кулисами Чуча с Чипсом сложили пальцы крестиком.
БА-А-А-А-БА-А-А-А-АХ!
Небеса сотряс оглушительный удар грома, сопровождавшийся вспышками яростных молний.
И тут же полил дождь. Хотя дождь — довольно скромное определение для того, что на самом деле началось. Это был настоящий ливень. Потоп. Наводнение. Дождь лил как из ведра, хлестал, молотил, низвергался с небес сплошным потоком. Нет таких слов, чтобы описать это стихийное бедствие.
В мгновение ока зеленое поле превратилось в грязевую ванну. Комья мокрой земли разлетались в стороны и липли к ногам. Зрители повернулись спиной к сцене и ринулись к выходу подобно стаду обезумевших диких животных в намокших панамах, по колено увязая в грязи. Члены жюри бросились со всех ног к шатру для знаменитостей, но он, не выдержав напора стихии, обвалился им прямо на головы.
Непутевые ребята замерли в нерешительности. Сцена стояла под открытым небом, и на подмостках было уже по щиколотку воды. Дождь молотил по их головам и инструментам. Их форменные футболки промокли насквозь. Верзилкина шерсть обвисла склизкими прядями. Дождь заливал им глаза, уши и носы. Но… это же был их звездный час, и они не могли его упустить.
— Раз! — начал отсчет Артур.
— Два! — подхватил О’Брайен.
— Раз, два, три, начали! — скомандовал Шелупоня. И они заиграли. Они играли так, как не играли еще никогда в жизни. Это был настоящий трамтарарам, который тарарамил так, что дух захватывало. Это был огонь, фейерверк, азарт. Барабаны звенели, пианино бренчало, флейта заливалась и свистела. В довершение ко всему Верзилка запела.
Была я нелюдимой,
Была я одинокой,
Была я очень дикой,
На всех смотрела букой.
Чуча, не в силах сдержать порыв, выбежал на сцену, размахивая руками в такт музыке.
— Да! — вопил он. — Даешь трам-тарарам!
Но песня в жизнь мою пришла,
И изменилась жизнь моя,
Я оборотень — д-а-а-а-а-а-а!
Но больше не стыжусь.
Вслед за Чучей на сцену, выпучив глаза, выскочил Чипс.
— ГЫ! — ревел он. — ГЫ, ГЫ, ГЫ!
Я оборотень — даааааа!
Но с песней веселюююююсь!
Я изредка кусаюсь
И вою на луну.
Я оборотень, знаю,
Но круто я поююююююю.
НО КРУ-У-УУТО-ОО Я
ПО-ОООЮ-У-УУУУУУ!
Зажигайте, ребята!
И ребята зажгли. Они зажгли так, как не зажигали еще никогда. Артур позабыл обо всех своих обидах, которые одолевали его в течение последней недели. О’Брайен позабыл о проклятии феи. Верзилка позабыла о своем некрасивом платье. А что же Шелупоня? А Шелупоня, как всегда, не видел ничего, кроме своих барабанов.
Им не было дела до дождя. Им не было дела до того, что публика разбежалась. Им не было дела до того, что столик жюри опустел. Для них существовала только музыка — четкий барабанный ритм, мелодичные фортепианные аккорды и заливистые трели флейты. Трам-тарарам — вот что для них сейчас было важнее всего!
Но подождите, разве не вся публика разбежалась?
Перед сценой столпилась кучка — кого бы вы думали? — фанатов!
Да-да, это были фанаты, друзья, родственники и болельщики! Они приплясывали в такт музыке, улыбались и размахивали огромным плакатом. Надпись на нем успело порядком размыть водой, но ее еще можно было прочесть. Она гласила:
