Лазарь Лагин - Старик Хоттабыч
За наездницей последовали акробаты, за акробатами — клоуны, за клоунами — дрессированные собачки, вызвавшие сдержанное одобрение Хоттабыча, за собачками — жонглёры и прыгуны. На прыгунах закончилось первое отделение.
Обидно было уходить из цирка, но дома ждал учебник географии, раскрытый ещё на самых первых страницах.
Волька тяжко вздохнул и шепнул Жене на ухо:
— Ну, я пошёл, а ты постарайся удержать его часочка два хотя бы. Погуляй с ним после цирка, что ли…
Но Женя многозначительно, с расстановкой вполголоса промычал в нос:
— Надо нам всем троим уходить, всем нам троим… Здесь ВЭ ЭС, здесь ВЭ ЭС!
И чуть заметно кивнул в сторону бокового прохода.
Волька обернулся и похолодел: по крутым ступенькам бокового прохода спускалась в фойе Варвара Степановна со своей пятилетней внучкой Иришей.
Мальчики, не сговариваясь, вскочили на ноги и стали перед ничего не подозревавшим стариком так, чтобы заслонить от него свою классную руководительницу.
— Знаешь что, Хоттабыч, — с трудом выдавил из себя Волька, — пошли домой, а?.. Здесь сегодня совсем неинтересно.
— Ага, — подхватил Женя, которого от беспокойства за Варвару Степановну трясло как в лихорадке, — верно, пошли… Погуляем по парку… и так далее…
— Что вы, о юные мои друзья! — простодушно отвечал Хоттабыч. — Мне никогда ещё не было так занятно, как в этом поистине волшебном шатре. Знаете что, уходите, а я вернусь к вам, лишь только закончится это столь увлекательное представление.
Только этого и не хватало: оставить Варвару Степановну наедине с ненавидящим её джинном!
Надо было во что бы то ни стало занять его внимание до начала второго отделения. А тогда Хоттабыча не оторвать от того, что будет происходить на манеже. Словом, надо было наисрочнейшим образом что-нибудь придумать, а Волька с перепугу за Варвару Степановну совсем растерялся. У него даже начали пощёлкивать зубы, что уже стало заинтересовывать Хоттабыча, которому до всего было дело.
— Так вот что, Хоттабыч, — нашёлся наконец не Волька, а Женя. — Одно из двух: или учиться, или не учиться!
И Волька и Хоттабыч посмотрели на него с одинаковым недоумением.
— Я говорю в том смысле, — пояснил им обоим Женя, — что раз мы с Хоттабычем договорились, что будем обучать его грамоте, то надо использовать каждую свободную минуту для учёбы. Верно я говорю, Хоттабыч?
— Твоё трудолюбие достойно высочайших похвал, о Женя, — растроганно отвечал Хоттабыч.
— А раз так, так вот тебе в руки цирковая программа, и мы немедленно начинаем по ней изучать с тобой азбуку. До конца антракта…
— С радостью и удовольствием, о Женя!
Женя развернул программку и ткнул пальцем в первую попавшуюся букву «А».
— Вот это буква «А». Понятно?
— Понятно, о Женя.
— Значит, какая это буква?
— Это буква «А», о Женя.
— Правильно. Разыщи мне здесь во всех строчках букву «А».
— Вот это буква «А», о Женя.
— Замечательно! А ещё где?
— Вот, и вот, и вот, и вот, и вот… Хоттабыч не на шутку увлёкся учёбой. Ни на что другое он уже не обращал внимания.
К тому времени, когда закончился перерыв, публика вновь расселась по своим местам и снова включили полный свет. Хоттабыч успел освоить все буквы алфавита и читал по складам:
— «Ак-ро-бат с под… с под-кид-ной сет-кой…»
— Знаешь, Хоттабыч, — воскликнул Женя с неподдельным восхищением, — у тебя совершенно замечательные способности!..
— А ты думал! — отозвался Волька. — Это, брат, такой талантливый джинн, каких свет не видал! А Хоттабыч упоённо читал:
— «Труп-па ак-ро-ба-тов пры-гу… пры-гу-нов под ру-ко-вод-ством Фи-лип-па Бе-лых». Это мы уже видели. «На-ча-ло ве-чер-них пред-став-ле-ний в во-семь ча-сов ве-чера. Нача-ло ут-рен-них представлений в две-на-дцать часов дня». О юные мои учителя, я прочёл всю программу. Значит ли это, что я сумею теперь читать и газеты?
— Конечно!.. Факт! — подтвердили ребята. А Волька добавил:
— Сейчас мы с тобой попробуем прочитать вон те приветствия, которые висят над оркестром.
Но как раз в это время к Хоттабычу подошла девушка в кокетливом белом переднике, с большим подносом в руках.
— Эскимо не потребуется? — спросила она у старика, и тот, в свою очередь, вопросительно посмотрел на Вольку.
— Возьми, Хоттабыч, это очень вкусно. Попробуй!
Хоттабыч попробовал, и ему понравилось. Он угостил ребят и купил себе ещё одну порцию, потом ещё одну и, наконец, разохотившись, откупил у обомлевшей продавщицы сразу всё наличное эскимо — сорок три кругленьких, покрытых нежной изморозью, пакетика с мороженым. Девушка обещала потом прийти за подносом и ушла вниз, то и дело оборачиваясь на удивительного покупателя.
— Ого! — подмигнул Женя своему приятелю. — Старик дорвался до эскимо.
В какие-нибудь пять минут Хоттабыч уничтожил все сорок три порции. Он ел эскимо, как огурцы, сразу откусывая большие куски и смачно похрустывая. Последний кусок он проглотил в тот момент, когда в цирке снова зажглись все огни.
— Мировой… комбинированный… аттракцион!.. Артист государственных цирков Афанасий Сидорелли!
Все в цирке зааплодировали, оркестр заиграл туш, и на арену, улыбаясь и раскланиваясь во все стороны, вышел невысокого роста пожилой артист в расшитом золотыми драконами синем шёлковом халате. Это и был знаменитый Сидорелли. Пока его помощники раскладывали на маленьком лакированном столике всё, что было необходимо для первого фокуса, он продолжал раскланиваться и улыбаться. При улыбке у него ярко поблёскивал во рту золотой зуб.
— Замечательно! — прошептал завистливо Хоттабыч.
— Что замечательно! — спросил Волька, изо всех сил хлопая в ладоши.
— Замечательно, когда у человека растут золотые зубы.
— Ты думаешь? — рассеянно спросил Волька, следя за начавшимся номером.
— Я убеждён в этом, — ответил Хоттабыч. — Это очень красиво и богато.
Сидорелли кончил первый номер.
— Ну как? — спросил Волька у Жени таким тоном, будто он сам проделал этот фокус.
— Замечательно! — восторженно ответил Женя, и Волька тут же громко вскрикнул от удивления: у Жени оказался полный рот золотых зубов.
— Ой, Волька, что я тебе скажу! — испуганно прошептал Женя. — Ты только не пугайся: у тебя все зубы золотые.
— Это, наверно, работа Хоттабыча, — сказал с тоской Волька.
И действительно, старик, прислушивавшийся к разговору приятелей, утвердительно кивнул головой и простодушно улыбнулся, открыв при этом, в свою очередь, два ряда крупных, ровных золотых зубов.
— Даже у Сулеймана ибн Дауда — мир с ним обоими! — не было во рту такой роскоши! — хвастливо сказал он. — Только не благодарите меня. Уверяю вас, вы достойны этого небольшого сюрприза с моей стороны.
— Да мы тебя и не благодарим! — сердито бросило Женя.
Но Волька, испугавшись, как бы старик не разгневался, дёрнул своего приятеля за руку.
— Понимаешь ли, Хоттабыч, — начал он дипломатично, — это слишком будет бросаться в глаза, если сразу у всех нас троих, сидящих рядом, все зубы окажутся золотыми. На нас будут смотреть, и мы будем очень стесняться.
— И не подумаю стесняться, — сказал Хоттабыч.
— Да, но вот нам как-то будет всё-таки не по себе. У нас пропадёт всё удовольствие от цирка.
— Ну, и что же?
— Так вот, мы тебя просим, чтобы, пока мы вернёмся домой, у нас были во рту обычные, костяные зубы.
— Восхищаюсь, вашей скромностью, о юные мои друзья! — сказал немного обиженно старик.
И ребята с облегчением почувствовали, что во рту у них прежние, натуральные зубы.
— А когда вернёмся домой, они снова станут золотыми? — с беспокойством прошептал Женя.
Но Волька тихо отвечал:
— Ладно, потом увидим… Может, старик про них позабудет.
И он с увлечением принялся смотреть на головокружительные фокусы Афанасия Сидорелли и хлопать вместе со всеми зрителями, когда тот из совершенно пустого ящика вытащил сначала голубя, потом курицу и, наконец, мохнатого весёлого белого пуделя.
Только один человек сердито, не высказывая никаких признаков одобрения, смотрел на фокусника. Это был Хоттабыч.
Ему было очень обидно, что фокуснику хлопали по всякому пустяковому поводу, а он, проделавший со времени освобождения из сосуда столько чудес, ни разу не услышал не только аплодисментов, но и ни одного искреннего слова одобрения.
Поэтому, когда снова раздались рукоплескания и Сидорелли начал раскланиваться во все стороны, Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб огорчённо крякнул и, невзирая на протесты зрителей, полез через их головы на арену.
Одобрительный рокот прошёл по цирку, а какой-то солидный гражданин сказал соседке:
— Я тебе говорил, что этот старик — «рыжий». Это, видно, очень опытный клоун. Смотри, как он себя потешно держит. Они иногда нарочно сидят среди публики.
