Бираго Диоп - Сказки Амаду Кумба
А часы все шли!
А подруги Кумбы и гриотки все болтали в хижине Кумбы!..
Наконец Кари, дочь Кумбы, вся в слезах вышла из кухни и побежала в хижину матери, где по-прежнему болтали гостьи.
Слезы ребенка видеть тяжело, особенно женщинам, у которых есть свои дети. И все подруги Кумбы и гриотки бросились к Кари, удивленно и жалостливо восклицая:
— Вай! Кари! Вай! Вай! Лан ла? (Что такое, Кари? Что случилось?!)
А Карн заливалась слезами:
— Мама! Мама! Сегодня у колодца я слышала слова, от которых у меня заболело сердце.
— Что ты такое услышала? — забеспокоилась Кумба. — Скажи скорее, девочка!
— Мама, Поспел-котелок сказала мне, что она старше тебя!
— Вот лгунья! — возмутилась Кумба. — И она говорит это при всех, у колодца? Поди спроси у нее, у этой бесстыдной воображалы, где она была в год йека дёп (прикрой, на стол накрой)?
И Кари, успокоенная, вернулась на кухню. Матери не пришлось добавить ни слова.
Подруги Кумбы и гриотки, устав болтать и кричать в хижине, так и убрались не солоно хлебавши, когда солнце стало клониться к морю. И гордые тем, что их уроки не прошли даром для дочки, Самба и Кумба вместе с нею сами съели весь рис со щавелем.
Время шло…
Настали лучшие дни. Погода смилостивилась, щедро рожала земля. Благоденствие вернулось почти во все семьи, пришло оно и в семью Самбы.
Маленькая Кари, Кари-умница, еще больше поумнела, а хорошела она день ото дня. Кумба не нарадовалась на дочку и позволяла ей надевать самые лучшие свои украшения.
* * *Счастье может не бегать по дорогам и не выставлять себя напоказ — его и так приметят два его заклятых врага, Бетт и Тжатт (глаз и язык). Они знают, где его отыскать и как нанести смертельный удар под ребро. Чем больше восхищается глаз, льстит и хвалит язык, тем больше поддается счастье яду этих похвал. Оно слабеет или вдруг рушится, как падает с дерева заманчивый спелый плод.
Однажды вечером Кумба, мать Кари, слегла и больше не встала. И Кари-умница, маленькая красавица Кари осталась сиротой,
* * *Человеку, овдовевшему в расцвете лет, мало дочерней любви и заботы, мало полного порядка в хозяйстве. И пришлось Самбе, отцу Кари, взять себе другую жену, чтобы заменила покойницу Кумбу.
Для Кари началась жизнь совсем иная, не похожая на прежнюю. Ее мачеха Панда была еще молода и завидовала девочке — ее красоте, уму. Ревновала к ней Самбу, который нежно любил сиротку. Если б муж ей настрого не запретил этого, Панда не устояла бы перед искушением побить падчерицу. Желание это грызло и точило ее с ночи до утра и с утра до ночи, а в особенности у нее чесались руки, когда Кари надевала драгоценности матери, — Самба сохранил их для дочери, только для нее одной.
* * *Однажды в сумерках — Самба еще не вернулся с охоты, а Кари надела украшения покойной матери — Панда вышла из своей хижины и приказала падчерице:
— Возьми этот калебас и ступай по воду.
Калебас был огромный и очень тяжелый. Он был выдолблен из старого красного дерева.
Маленькая Кари встала со своей скамеечки и хотела снять украшения.
— Незачем их снимать, тебе так к лицу эти ожерелья и браслеты, — сказала мачеха.
И сирота пошла к колодцу. Она набрала воды, но так и не смогла, сколько ни старалась, поднять полный калебас. Девочка, всхлипывая, запела:
Вой воло! Вой волу!
Кто поможет? Кто поможет?
Помогите! Помогите!
Ку ма йене? Ку ма йене?
Из сырой дыры у края колодца выскочила М’Ботт-жаба. Она поспешила к девочке — топ! шлеп! — и объявила:
Я одна на лугу!
Заплати —
Помогу!
— Пошла вон, мелкота длинноротая, — пренебрежительно сказала ей маленькая Кари. — Где тебе приподнять хотя бы цыплячье перышко!
И она вновь принялась молить:
Вой воло! Вой волу!
Кто поможет? Ку ма йене?
Помогите! Вой волу!
Прибежала и остановилась перед девочкой ящерица: фррр… фр… Повертела головой, раздула чешуйчатую шею и молвила:
Я одна на лугу!
Заплати —
Помогу!
— Убирайся отсюда, ты, плоскобрюхая, нечего шею раздувать! — сказала ей Кари-сирота и заплакала еще громче, причитая:
Вой воло! Помогите!
Ку ма йене? Кто поможет?
Помогите! Вой волу!
На своих негнущихся лапах приковыляла матушка М’Бонатт-черепаха. Она сколько могла вытянула шею и вкрадчиво сказала:
Я одна на лугу!
Заплати —
Помогу!
— Ступай-ка ты отсюда подальше, — посоветовала ей Кари-сирота. — Ты можешь опрокинуться, поднимая этот тяжелый калебас.
Наступила ночь, а Кари-сирота все пела:
Вой воло! Вой волу!
Кто поможет? Кто поможет?
Помогите! Вой волу!
Вдруг перед нею взвился огромный питон. Он легко поднял на голову полный до краев калебас.
Я один на лугу!
Заплати —
Помогу! —
сказал он девочке. И опустил калебас на валик у нее на голове.
— Какую же тебе надобно плату? — спросила Кари-сирота. Она и не почувствовала тяжести калебаса, он стал сейчас гораздо легче, легче даже, чем пустой. Да, калебас был так легок, что шея Кари, украшенная ожерельями из золота и амбры, ничуть не пригнулась и оставалась все такой же стройной.
Змей ответил:
— Возвращайся домой. Я скажу тебе, какую хочу на граду, когда ты подрастешь. Тогда я вернусь и призову тебя…
И змей исчез во мраке ночи.
Кари вернулась домой. Мачеха набросилась на нее с бранью, спрашивая, где она болталась столько времени вместо того, чтобы сразу принести воду. Панда даже пригрозила ее отколотить, ведь Самба еще не вернулся с охоты.
А Самба не вернулся совсем. Когда на следующий день мужчины из деревни отправились в бруссу искать его, они нашли лишь белые кости — так обглодали их за ночь и утро львы, гиены, грифы, а после них и муравьи.
Вся черная работа, все заботы по хозяйству легли теперь на плечи бедной сироты, а мачеха ни утром, ни днем, ни вечером, ни ночью не давала ей передышки. Она отняла у Кари все драгоценности, что оставила дочери Кумба.
Время шло, и Кари-сирота, к негодованию мачехи, с каждым днем хорошела да набиралась ума-разума (в этом ей помогали несчастья). Частенько приходили ей на память советы любящей матери, — а ведь она как будто и не слушала их, пока мать была жива.
Кари ходила по воду к колодцу вместе с подругами и сверстницами, а еще чаще одна и в любое время дня и особенно ночи — как вздумается ее мачехе, Панде.
Все подружки уже говорили о парнях, и каждая хвастала своим: он-де и глаз с нее не сводит, простаивает целыми днями возле ее дома и лучше всех работает в поле ее родителей, когда в установленный день к ним приходят помогать молодые люди из этой и окрестных деревень.
Время шло…
Однажды девушки, как всегда, говорили у колодца, каждая о своем милом.
— Ну, а на тебя кто заглядывается, Кари? — коварно, с притворным сочувствием спрашивала то одна, то другая.
— Да кому же понравится замарашка без отца, без матери? Даже М’Ботт-жаба, Багг-ящерица и Джанн-змей — и те не захотели бы меня.
Но успела она вымолвить эти слова, как огромный питон взвился в кругу насмерть перепуганных девушек, и они бросились бежать, роняя свои калебасы, и с водой и пустые; все калебасы разбились, кроме калебаса Кари: ведь он был из красного дерева. Девушки прибежали в деревню, дрожа от страха, и заперлись в хижинах. А от колодца неслась песня змея:
Где же Кари-сирота,
В золотых браслетах,
В ожерельях из амбры?
Кто видел Кари-сироту?
Она — моя награда!
Песня донеслась до самых отдаленных хижин деревни, и все — от мала до велика, мужчины и женщины, — в страхе попрятались.
Песня летела через частоколы, проникала сквозь листву деревьев и крыши в жилища и, казалось, поднималась от земляного пола хижин:
Где же Кари-сирота,
В золотых браслетах,
В ожерельях из амбры…
Панда-мачеха совладала со своим страхом и, громко расхохотавшись, сказала Кари-сироте:
— Да это тебя он кличет, бедная доченька.
Кто видел Кари-сироту?
Она — моя награда!
— Ступай же к нему, — продолжала мачеха. — Отзовись! — И, выставив сироту за порог, она прогнала ее из дому.
Кари-сирота пошла к колодцу, откуда по-прежнему слышался призыв змея.
Выйдя из деревни, она увидела свой калебас — он один стоял целехонек среди груды осколков, и из него пил большой белый конь в шелковой сбруе, украшенной золотом. А рядом с конем стоял высокий, сильный и стройный юноша. Он был прекрасен, как ясный день, и богато одет. Юноша, держа коня под уздцы, пел, и такого голоса никогда не слыхивал ни один смертный:
