Джордж Макдональд - Страна Северного Ветра
Алмаз тотчас спрыгнул с козел и кинулся ей на помощь. Он схватил метлу и стал вместе с девочкой отнимать её у обидчиков. Но мальчишки не отступали, и один из них стукнул Алмаза по носу, да так сильно, что у того пошла кровь, а поскольку руки были заняты метлой, он даже не мог утереться, и скоро на него стало жалко смотреть. Тут, к счастью, вернулся отец Алмаза, и не найдя сына на козлах, начал искать его вокруг. Однако ему пришлось оглянуться дважды, прежде чем он убедился, что в гуще потасовки именно его сын. Отец бросился к мальчишкам и разогнал забияк в разные стороны. Девочка поблагодарила Алмаза и продолжала мести как ни в чём не бывало. Отец увёл мальчика и вместе со старым Томом-лодочником умыл и привёл его в порядок. Затем они вернулись на козлы, где мальчик рассказал отцу, почему он ввязался в драку.
— Папа, не мог же я позволить мальчишкам обидеть бедную девочку, — объяснил Алмаз.
— Конечно, нет, мой мальчик, — отец был настоящим джентльменом и остался весьма доволен поведением сына.
Спустя минуту та самая девочка с метлой на плече подбежала к ним, выкрикивая:
— Извозчик! Извозчик!
Отец Алмаза немедленно обернулся, ведь он стоял впереди всех и поехал за девочкой. Два проезжавших кеба тоже услышали крик и попытались было опередить отца, но девочка нарочно закричала только тогда, когда её друзья оказались к ней ближе всех. Как вы думаете, кого увидели Алмаз с отцом, когда подъехали к тротуару? — ну конечно же, миссис и мисс Коулман! Однако те даже не взглянули на извозчика. Девочка открыла им дверь, они дали ей монетку и назвали адрес, она, в свою очередь, сказала кебмену, куда ехать, и кеб тронулся.
Подъехав к дому, отец Алмаза соскочил с козел и позвонил в колокольчик. Открыв дамам дверь кеба, он по привычке почтительно дотронулся до шляпы. Дамы изумлённо задержали на нём взгляд, а потом в один голос воскликнули:
— Джозеф, неужели это вы?
— Да, мэм, да, мисс, — ответил тот, ещё раз прикладывая руку к шляпе со всем уважением, которое можно вложить в этот жест. — Счастливый денек сегодня выдался, коль довелось вас снова увидеть.
— Кто бы мог подумать! — произнесла миссис Коулман. — Времена сильно изменились, Джозеф, и мы сейчас даже извозчика редко нанимаем, но моя дочь всё ещё слаба и не может ездить в омнибусе. Мы хотели немного прогуляться, прежде чем взять кеб, но тут из-за угла подул холодный ветер, а на улице жарко, вот я и испугалась, как бы мисс Коулман не простыла. Но кто мог предположить, что из всех лондонских кебменов мы сядем именно к вам! Я не знала, что вы обзавелись кебом.
— Видите ли, мэм, подвернулся случай купить старого Алмаза, и я не смог удержаться. Вон он глядит прямо на вас, мэм. Уж на что умён, диву даёшься.
Дамы подошли погладить коня и тут заметили маленького Алмаза на козлах.
— Так с вами оба Алмаза! — воскликнула мисс Коулман. — Как поживаешь, малыш?
Алмаз приподнял шапку и вежливо ответил.
— Скоро он один ездить сможет, — с гордостью заметил отец. — Старый конь выучил его на славу.
— Он обязательно должен нас навестить, ведь вы теперь знаете, как нас найти. А где вы живете?
Отец Алмаза протянул дамам карточку со своим именем и адресом, а миссис Коулман достала сумочку со словами:
— Сколько с нас, Джозеф?
— Да ну что вы, мэм, — ответил тот. — Ведь вас довезла ваша старая лошадь, а мне вы ничего не должны.
Он запрыгнул на козлы и, взмахнув на прощание рукой, уехал прежде, чем миссис Коулман успела что-то возразить. Они вдвоём остались стоять на тротуаре, а горничная ждала их у раскрытой двери.
Алмаз давно не видел Царицу Северного Ветра и почти не вспоминал про неё. Даже сейчас, пока они ехали с отцом, он тоже раздумывал не о Царице, а о девочке, подметавшей улицу. Она показалась ему очень знакомой, хотя он и не мог сообразить, откуда её знает. Вдруг в памяти всплыла картинка, как бежала маленькая девочка с метлой позади, подгоняемая сильным ветром, и потихоньку он вспомнил своё ночное приключение, когда расстался с Царицей Северного Ветра на одной из улиц Лондона. Только мальчик снова подумал, не приснилось ли ему всё, когда он был ещё совсем маленьким. Правда, потом он путешествовал в Страну Северного Ветра, — тут уж сомнений быть не могло, ведь каждый раз, проснувшись поутру, он точно знал, что снова был там. Размышляя об этом, Алмаз вспомнил одно утреннее происшествие. На первый взгляд, это была случайность, хотя она вполне могла определить дальнейший ход событий. Они с отцом направлялись на стоянку около Кингс Кросс, но, повернув на Грейс Инн Лейн, обнаружили, что улица перекрыта. Расспросив в чём дело, они узнали, что ночью ветром снесло несколько печных труб, и сейчас дорогу расчищали от мусора. Отец Алмаза развернулся и поехал на Чаринг Кросс.
Вечером дома разговорам не было конца.
— Бедняжки! — начала мама, — Им-то куда тяжелее нас. Ведь они привыкли к роскоши, а теперь ютятся в крохотном домике — у меня сердце кровью обливается, как подумаю об этом.
— Даже не знаю, — задумчиво произнёс Алмаз, — остались ли у миссис Коулман украшения на ногах.
— Ты о чём, сынок? — не поняла мама.
— На руках-то кольца у неё были, — ответил мальчик.
— Конечно, любая дама носит кольца. И что с того?
— Когда мы жили в Сендвиче, — объяснил Алмаз, — ты сказала, что мы теперь бедные, и тебе придется расстаться с бабушкиным кольцом.
— Господь с тобой! Всё-то он помнит, — удивилась мама. — С тобой, Алмаз, нужно держать ухо востро.
— Почему? — удивился тот. — Я просто подумал.
— Вот именно поэтому, — отрезала мама.
— Почему поэтому? — не отставал мальчик. Он ещё не знал, что взрослые не всегда ведут себя по-взрослому, иногда они разговаривают, как дети, и даже как избалованные дети.
— Слава Богу, миссис Коулман ещё не докатилась до такой нищеты! Не докатилась!
— А быть нищим очень стыдно? — спросил Алмаз, услышав, каким тоном мама это сказала.
Но мама, почувствовав, наверно, укол совести, заторопила сына спать. Уже лёжа в постели, Алмаз всё пытался понять, что же она имела в виду, снова и снова повторяя про себя: «Почему поэтому?», пока наконец сон не сморил мальчика, и он заснул, так и не получив ответа на свой вопрос.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Пьяный кебмен
есколько дней спустя Алмаз проснулся ночью от какого-то грохота. Сначала он решил, что это шумит Царица Северного Ветра, но ошибся.
На улице, действительно, стонал ветер, но это у Царицы Южного Ветра было плохое настроение. А разбудила Алмаза вовсе не она, её голос, наоборот, убаюкал бы его. Разбудивший мальчика шум был похож не то на сердитый звериный рёв, не то на бессвязные вопли сумасшедшего. Проснувшись окончательно, Алмаз понял, что кричит кебмен-пьяница, который жил за стеной. Слушать его ругань было ужасно, но мальчик ничего не мог поделать. Вдруг раздался женский вопль, а потом заплакал младенец. Тут Алмаз понял, что настало время вмешаться, а поскольку поблизости, кроме него, никого не было, мальчик решил пойти посмотреть, не может ли он помочь. Он встал, оделся, спустился вниз — комната кебмена располагалась на другой лестнице, — вышел во двор и зашёл в соседнюю дверь. Её кебмен, к счастью, забыл запереть. К этому времени крики стихли, и нужную комнату мальчику помог найти только плач младенца. Алмаз чуточку приоткрыл дверь и заглянул внутрь. В комнате, откинувшись на спинку стула, вытянув ноги и свесив руки по бокам, сидел пьяный кебмен. Его жена всхлипывала на постели, а в люльке плакал малыш. Картина была жалкая.
Чаще всего люди при виде чужих страданий и отчаяния стараются отвернуться и побыстрее забыть увиденное. Но Алмаз начал сражаться с наступавшим отчаянием. Маленький мальчик вышел на битву с дьяволом, словно Божий ангел с пылающим мечом. Дьяволом было то самое отчаяние, и мальчик нашёл верный способ с ним расправиться. Как любой мудрый солдат, он атаковал слабое место — занялся младенцем, ведь отчаяние не имеет такой власти над детьми, как над взрослыми. А уж в малышах Алмаз понимал толк и был уверен, что сможет как-нибудь успокоить и развеселить кроху. Хотя сам он знал всего одного младенца, а двух одинаковых малышей на свете не сыскать, но в чём-то все они похожи, так вот поскольку одного ребёнка Алмаз знал очень хорошо, он был уверен, что сможет легко поладить и с этим. Некоторые, возможно, выбрали бы другой, на редкость глупый путь борьбы с таким дьяволом. Они начали бы бранить дурака-кебмена, затем разозлили бы его жену, сказав, что она сама во всём виновата, и наконец оставили бы им несколько потрёпанных нравоучительных книжек, которые нагоняют тоску и скуку, но им и в голову бы не пришло успокоить ребенка. Алмаз сразу же взял младенца из колыбели, посадил к себе на колени и стал показывать ему огоньки. Единственным огоньком, правда, был фонарь, горевший во дворе тусклым жёлтым светом: газ в нём был плохой, а стекло — грязным, однако сам свет был такой же, как у солнышка. Малютка это понял и улыбнулся, и пусть фонарь освещал жалкую картину — комната была мрачная, грязная, полупустая и безнадёжная — но посередине на табуретке сидел Алмаз, улыбаясь малышу у себя на коленках, а малыш улыбался свету. Его отец не спал, но и не бодрствовал, он сидел, устремив взор в никуда, но его чувства не успели окончательно притупиться, и в глубине души он на себя злился, только никак не мог сообразить, почему. На самом деле, ему не давало покоя то, что он ударил жену. Он уже успел позабыть свой поступок, но всё равно страдал из-за него, и эти страдания были голосом огромной Любви, которая сотворила и его, и жену, и младенца, и Алмаза. Она говорила в его сердце, умоляя стать хорошим, ведь такая Любовь живёт даже в самых испорченных и чёрных сердцах, только голос её всегда звучит по-разному. На Синае она звучала громом и молнией, в сердце кебмена — страданием, в душе апостола Иоанна — совершенным блаженством.
