Марья-Леена Миккола - Анни Маннинен
И вдруг Конь Туман пришел в неожиданный и беспричинный гнев:
— Нас надо жалеть! С нами надо обращаться мягко, с жалостью, а не хлестать кнутом!
— Я всегда буду защищать лошадей, — твердо сказала Анни. — Клянусь.
На какое-то время Конь совершенно преобразился, стал оживленным и веселым, но скоро это состояние прошло, и Конь Туман снова погрузился в свое обычное созерцательное раздумье.
Дева и Воин сели верхом на Коня и отправились на ночную прогулку по лунным полянам. А Лесной Кот и Анни пошли в другую сторону — вдоль реки к церкви. Муттиска еще старательнее укрыла свое лицо и осталась стоять средь сумеречных ночных теней. «Какая досада, что мне опять не удалось поговорить с ней», — подумала Анни. Она мечтала выполнить какое-нибудь трудное поручение, но сейчас, когда возникла такая возможность, Анни почему-то испытывала беспокойство. «Как это я смогу попасть в прошлое? — гадала она. — Как я спрошу у Природы-Матери те нужные, заветные слова? Сумею ли? А вдруг я заблужусь? Правда, Дева говорила, что дорога поведет ее куда надо. Ну ничего, — утешала себя девочка. — Я ведь смелая, настойчивая и неглупая. А вдруг я слишком маленькая? И слишком тощая?»
Вот впереди показалась и церковь. Это была очень старая каменная церковь, построенная еще несколько столетий тому назад. Река протекала совсем рядом с церковью. Никогда раньше Анни не замечала, чтобы тут поблизости бродили ведьмы. Но с другой стороны, ведьмы ведь ходят только по ночам, и людям они никогда не показываются. Подумать только! А Муттиска-то утверждает, что никаких ведьм вообще нет. Теперь ей, наверно, очень стыдно, поэтому она все время прикрывает лицо платком.
Анни шла, напряженно всматриваясь в темноту. Августовская ночь была черной и мягкой, как шелк. И вдруг Анни действительно увидела возле церкви какие-то мерцающие зеленые огоньки. В их зеленоватом свете плясали две ведьмы. Одна из них была высокая, стройная и красивая; высокие тоненькие каблучки делали ее еще выше и стройнее. Вторая же ведьма была вся какая-то округлая, даже нос картошечкой. Ну не ведьма, а настоящий колобок. Волосы у обеих были скручены в огромный пучок и заколоты птичьей костью.
— Доброй вам полночи, — приветствовал их Лесной Кот.
— О-ла-ла-ла-ла-ла-ла-а, полночи-ночи, — ответила высокая красивая ведьма. — Какая очаровательная черная кошечка! Как пылают ее глаза! Прыгай ко мне на плечо, Мурлыка! Мы с приятельницей решили немного поплясать при свете этих древних жертвенных огней. Они горят так заманчиво в ночь на Иванов день.
О-ля-ля-ля-ля.
Танцуют ведьмы у огня…
И забываются заботы,
И нет у нас иной работы,
Как вихрь кружить
И ворожить…
Тут быль и небыль.
Тут сон и сказка.
Вся наша жизнь
Сплошная пляска…
Маленькая, кругленькая ведьма продолжала мерно выплясывать какой-то нехитрый танец, подпрыгивая на месте двумя ногами и напевая обыкновенную песенку-считалку:
На золотом крыльце
Сидели:
Царь,
Царевич,
Король,
Королевич,
Сапожник,
Рогожник…
— Ну вот и ошиблась, — сказала Анни.
— Я не терплю подсказок от сопливых девчонок, — возмутилась Ведьма Колобок. — Погляди на себя-то! До чего тощая и ничтожная! Уж такая уважаемая досточтимая ведьма, как я, разбирается в этих делах получше, чем какая-то малявка. Погоди, погоди. Но глаза у нее зеленые, а волосы рыжие… Да она, пожалуй, нашего роду-племени… Но скажи мне, Эдельхайд, зачем сюда приводят детей, хотя бы даже урожденных ведьмами? Здесь, в самую полночь, возле церкви, — и вдруг дети?!
Продолжая приплясывать, маленькая ведьма обиженно сказала:
— Ну вот, я сбилась и позабыла свою считалку, а все из-за этой девчонки… Теперь мне опять начинать все с самого начала:
На золотом крыльце
Сидели:
Царь,
Царевич…
— Не обращайте внимания, это Лююти Люллеро, или просто Колобок, Злой Колобок, — сказала Эдельхайд, закончив свой танец. — Она очень злая и вредная, как всегда. И такая завистливая, ну просто ужас какая завистливая. Знаете, еще в 1634 году она донесла на меня священнику, и все только от зависти. Я была честная, самостоятельная женщина, жила себе потихонечку, моя дойная корова давала много молока, а поросенок рос не по дням, а по часам, я врачевала людей снадобьями собственного приготовления, и моими советами и отварами пользовались даже богатые и знатные люди из высокого рода. Бедным я помогала даром, без всякой платы, а с богатых и имущих — это сущая правда — брала только положенную плату за услуги. Так я накопила немало всякого добра. Лююти же не могла этого стерпеть.
— А вот и нет, я стерпела, — ответила Лююти, склонившись над жертвенным огнем. — Очень даже стерпела!
Лююти же не могла этого стерпеть, — повторила Эдельхайд, красиво взметнув вверх шелковистые черные брови. — Она пошла и нашептала священнику, что я, дескать, занимаюсь колдовством. Потом была долгая история, меня все допрашивали. И нашлось много свидетелей, даже таких, которые меня никогда и в глаза-то не видели. Кого запугали, кого подкупили. А потом меня подвергли колдовскому испытанию: бросили вот в эту реку, чтобы посмотреть, удержусь ли я на воде. Ну, а я удержалась и доплыла до берега. А это, оказывается, означало, что я состою в союзе с нечистым. Оказывается, я не выплыла бы, если б дьявол мне не помог. Подумайте только, как это смешно! Я ведь просто умела плавать, и без всякой дьявольской помощи. Когда я потом рассказала все это нашему Сатане, ну и смеялся же он! Самым сатанинским смехом, вот как на той картине, что нарисована на задней стенке в этой церкви. «О этот старый, старый мир, суета сует», — сказал он и снова разразился своим ужасным скрипучим смехом…
— Вот видите! Теперь вы и сами слышали, что я была права в 1634 году, — пропищала Лююти. — Эта женщина всегда поддерживала связи с дьяволом. Так что я была права, выдав ее священнику. Это был мой долг. Меня разбирала такая досада, что у нее всего вдоволь, и любви и богатства, а у меня ничего. Я питалась крохами и жила всегда одна-одинешенька. В те годы ведь забирали на войну солдат, и налоги были такие ужасные! Да-а, ужасные это были времена, когда шведский король…
— Ну так вот, как только я выбралась на берег, меня тут же связали, — продолжала рассказывать Эдельхайд, не обращая ни малейшего внимания на Лююти Люллеро. — А потом меня сожгли на костре. Ох и жарко же было! Но я была смекалистая девчонка. Я спаслась, вырвалась из пламени, обернувшись жуком. Он зажужжал, расправил крылья — и был таков. И вот я здесь. Теперь я стала настоящей мудрой ведьмой, и, должна признаться, это совсем недурно. А Лююти стала ведьмой только потому, что она была такой злой и вредной. Черная злоба, зависть, сплетни и наговоры до того ее переполняли, что в один прекрасный день она не выдержала, взяла и лопнула. И вот пожалуйста — теперь она тоже здесь.
— Послушайте, мы должны… — начал Лесной Кот, но тут же осекся от неожиданности: прямо к ногам Эдельхайд откуда-то сверху свалился маленький зеленый Дракончик. Поминутно облизываясь, Дракон подозрительно оглядел всех, словно проверяя, не грозит ли опасность высокой красивой ведьме.
— Милый мой Ксерксес, дружочек, со мной все в порядке, — сказала Эдельхайд Дракону, прохаживаясь перед ним на своих высоких каблучках-шпильках. — Это ведь почти что свои люди. Ты слишком предан мне, готов перестараться. Так что лети обратно к себе на Звезду и будь спокоен. Я обязательно позову тебя, если мне и впрямь будет грозить опасность.
Дракон заморгал глазами, потом стал приглаживать свои блестящие чешуйки. Он с мольбой смотрел на хозяйку, но взгляд Эдельхайд оставался требовательным и непреклонным. Тогда Дракончик расправил легкие, прозрачные крылья и плавно заскользил ввысь, в свою заоблачную даль. Оставшиеся на Земле отчетливо услышали его грустную песенку:
Дракон летит по небосводу.
Слеза дрожит в его глазах.
Готов Дракон в огонь и в воду,
Готов любой осилить страх.
Звезды своей он достигает.
В тоске сердечной, без утайки,
Слезу-жемчужину кидает
Своей прелестнейшей хозяйке.
О, Эдельхайд!
— Мужчины всегда так внимательны к тебе, даже этот Ксерксес, — с горечью сказала Лююти. — В меня так ни один Дракон не влюбился, хотя их сотни, на каждой Звезде. Хорошо тебе! У тебя везде так много поклонников.
— Слушай-ка, Лююти. Что лишку, то лишку, разболталась ты слишком, — холодно проговорила Эдельхайд. — Но хотела бы я знать, за чем пришли к нам эта милая девочка и эта совершенно очаровательная черная кошка с острыми коготками? Чем могу служить?
