Мэри Нортон - Добывайки на реке
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
— Я вам говорил, что у него ничего не выйдет, — сказал Под, — ему до нас еще шага два было, не меньше…
Он похлопал Хомили по руке.
— Нам всего–то и надо, — продержаться до полной темноты. А там Спиллер нас заберет.
Они сидели рядком на одной ветке лицом к верховью реки. Чтобы видеть Кривого Глаза, им надо было слегка повернуться налево.
— Посмотри на него, — шепнула Хомили, — он все еще размышляет.
— Пусть, — сказал Под.
— А вдруг Спиллер приплывет прямо сейчас? — сказала Арриэтта, с надеждой обшаривая глазами водную гладь.
— Сейчас Спиллеру ничего не удастся сделать, — сказал Под, — у него под носом. Даже если Спиллер сейчас приплывет… Он увидит, что с нами все в порядке, и спрячется где–нибудь поблизости, пока не стемнеет. А потом подведет барку с той, противоположной, стороны и возьмет всех нас на борт. Уверен, что именно так он и сделает.
— Пока не стемнеет? Какая темнота при полнолунии? — запротестовала Арриэтта.
— Полнолуние или нет, — сказал Под, — Кривой Глаз не будет сидеть здесь всю ночь. Он скоро проголодается. Притом он думает, что мы, так сказать, связаны по рукам и ногам и он вполне может оставить нас тут до утра. А когда рассветет, он снова сюда заявится со своим снаряжением.
— А что это за снаряжение? — тревожно спросила Хомили.
— Я надеюсь, — сказал Под, — что утром нас здесь не будет и нам не придется это узнать.
— Откуда ему известно, что мы не умеем плавать? — спросила Арриэтта.
— Оттуда же, откуда нам известно это про него; если бы умел, приплыл бы сюда. То же самое относится и к нам.
— Глядите, — сказала Арриэтта, — он снова поднялся… достает что–то из корзинки…
Они напряженно смотрели, как Кривой Глаз, не выпуская изо рта сигареты, принялся нащупывать что–то среди прищепок.
— О боже! — сказала Хомили. — Видите, что он делает? Он вытащил моток веревки. Мне это не нравится, Под. Сдается, — она судорожно вздохнула, — сдается, это и есть снаряжение.
— Сиди спокойно и ничего не упускай из виду, — сказал Под.
Кривой Глаз осторожно отмотал часть веревки, затем, взяв в руку ее конец, стал всматриваться в ствол дерева.
— Я знаю, что он собирается делать, — прошептала Хомили.
— Спокойно, Хомили… мы все знаем. Но, — Под прищурился, пристально глядя, как Кривой Глаз привязывает веревку к одной из верхних ветвей, — но я не совсем понимаю, что это ему дает…
Спустившись с узловатого корня на землю, Кривой Глаз изо всех сил дернул веревку, проверяя, крепкий ли узел. Затем, повернувшись к ним лицом, поглядел на другой берег. Добывайки обернулись, чтобы увидеть, на что он смотрит.
— Он хочет перебросить веревку на ту сторону, — выдохнула Хомили и инстинктивно пригнулась, когда моток, пролетев у них над головой, упал на противоположную сторону.
Свободная часть веревки, чуть не задев их островок, протянулась по воде.
— Хорошо бы нам ее подцепить, — сказала Хомили, но не успела она закончить, как течение отнесло веревку прочь. Сам клубок, видно, зацепился за колючки куманики, росшей у подножия ольхи.
Кривой Глаз куда–то исчез. Наконец они снова его увидели — в конце бечевника, почти у самого моста.
— Не представляю, что он задумал, сказала Хомили, в то время как Кривой Глаз, по–прежнему босой, бежал по мосту. — Зачем ему надо было бросать туда веревку? Что он станет делать — ходить по канату, или что?
— Не совсем, — сказал Под, — скорее, наоборот, под канатом. Он ладит что–то вроде моста над головой, — двигаешься вперед, перебирая руками. Сам так один раз перелезал с кресла на столик.
— Ну, для этого нужны обе руки, — воскликнула Хомили. — Я хочу сказать, ему трудно будет схватить нас по пути. Разве что ногой.
— И ему вовсе ни к чему переправляться на другую сторону, — устало объяснил ей Под. — Ему только надо за что–то держаться, за такое, что длиннее, чем ветка лещины, и достаточно прочно. Чтобы было легче сюда подойти и безопасней нагнуться… ведь он был очень близко от нас в прошлый раз. Помнишь?
— Да… — тревожно сказала Хомили, глядя, как Кривой Глаз с трудом пробирается по левому берегу к ясеню. — На этом поле одна стерня, — злорадно добавила она, помолчав.
Веревка взлетела в воздух, окропив их брызгами, когда Кривой Глаз подтащил ее и привязал к дереву. Она дрожала у них над головой, роняя редкие капли, — туго натянутая, прямая и на вид очень крепкая.
— Выдержит двоих таких, как он, — сказал Под.
— О господи, — прошептала Хомили.
Они не сводили взгляда с ясеня: конец веревки свисал вдоль ствола до земли, все еще слегка покачиваясь.
— Знает, как завязать узел… — заметила Хомили.
— Да, — кивнул Под с еще более мрачным видом. — В два счета его не развяжешь.
Обратно Кривой Глаз шел нога за ногу. Остановился на мосту и посмотрел на реку, словно хотел полюбоваться своей работой. Он не спешил, он был уверен в себе.
— Ему видно нас оттуда? — спросила Хомили, прищуриваясь.
— Сомневаюсь, — сказал Под. — Нет, если мы не шевельнемся. Разве заметит твою юбку…
— Впрочем, это уже не важно, — сказала Хомили.
— Да, теперь не важно, — согласился. Под. — Пошли, — добавил он в то время, как Кривой Глаз спустился с моста и двинулся в их сторону по бечевнику за кустами. — Я думаю, нам Лучше перейти на ту сторону острова и сесть верхом — порознь — на хороший, крепкий прутик — такой, чтобы можно было на нем удержаться. Не важно, получится у него что–нибудь или нет, мы, все трое, должны не терять головы и положиться на счастливый случай. Ничего другого нам не остается.
Каждый из них выбрал себе прутик — крепкий, легкий, чтобы он держался на плаву, с отростками, за которые можно было уцепиться. Под помог Хомили взобраться; она так отчаянно дрожала, что с трудом удерживала равновесие.
— О Под, — простонала она, — я сама не своя, сидя тут одна–одинешенька. Лучше бы мы сели все вместе.
— Мы будем рядом, — успокаивал ее Под. — А Кривой Глаз, может, и не сумеет близко к нам подобраться. Ты, главное, ухватись покрепче и, чтобы ни случилось, не разжимай рук. Даже если попадешь в воду.
Арриэтта сидела на своем прутике, как на велосипеде: там были две выемки для ног и сучки, чтобы взяться руками. Как ни удивительно, она совсем не волновалась. Она чувствовала, что ее прут если и оторвется от острова, она все равно не утонет — будет держаться руками и бить ногами, как веслами.
— Ты же видела, — объяснила она матери, — как плавают водяные жуки…
Но Хомили куда больше, чем Под или Арриэтта, похожая на водяного жука, была безутешна.
Под уселся на узловатую ветку бузины.
— И двигайся к тому берегу, — сказал он, кивая головой на ясень, — если вообще сможешь куда–нибудь двигаться. Видишь конец веревки, который там болтается? Можно будет за него ухватиться. Или за куманику, там, где ветки спускаются в воду… Зависит от того, где ты окажешься…
Они были так высоко, что Хомили могла со своего насеста позади прутьев и веток следить за Кривым Глазом.
— Двинулся, — зловеще сказала она.
Ее глухой, ничего не выражающий голос звучал спокойно, но это было спокойствие отчаяния.
На этот раз Кривой Глаз обеими руками взялся за веревку и более смело спустился с берега вниз. Два осторожных шага, — и он уже стоял по бедра в воде; тут он приостановился.
— Еще один шаг, и все, — сказал Под.
Кривой Глаз убрал правую руку с веревки и, наклонившись вперед, протянул ее к ним. Пальцы его слегка шевелились, — он старался рассчитать расстояние. Натянутая прежде веревка под его тяжестью провисла, зашелестели листья лещины. Кривой Глаз снова оглянулся назад, как и в первый раз: дерево казалось гибким и крепким, и это, видимо, ободрило его, но с того места, где они находились, добывайки не могли рассмотреть его лица, так как становилось все темней. Где–то во мгле печально замычала корова, затем послышался велосипедный звонок. Ах, если бы наконец приплыл Спиллер…
Скользнув вперед пальцами по веревке. Кривой Глаз сомкнул их крепкой хваткой и, стараясь не потерять равновесие, сделал еще один шаг. По видимому, там было глубоко, но он подошел так близко, что ветки наполовину скрывали его. Добывайки больше не видели протянутых к ним пальцев, хотя слышали треск сучьев и ощущали, как движется остров в то время как Кривой Глаз тащил его к себе.
— Ах, Под, — воскликнула Хомили, чувствуя безжалостную силу невидимой руки и слыша под собой хруст и скрежет, — ты был так добр ко мне! Всю жизнь. А я никогда тебе не говорила, Под, ни одного раза, каким хорошим мужем ты всегда мне был…
Она замолчала, не докончив фразы, и в ужасе вцепилась в свой прутик; остров резко накренился. Раздался глухой треск, две крайние ветки медленно двинулись с места, и, качаясь, поплыли вниз по реке.
— У тебя все в порядке, Хомили? — позвал ее Под.
