Евгений Клюев - Сказки на всякий случай
Страшно раздражают. Потому что никому от них никакого проку… глупость просто летучая. Прямо переловила бы их и отравила выхлопными газами!
От такого её страшного заявления у некоторых даже голова закружилась. А Телеграфные Провода хором сказали:
— Эх, заткнуть бы Вас навсегда, Выхлопная Труба… До чего же Вы тут всем надоели — стоите и чадите!
— Причем стоите и чадите там, где даже останавливаться незаконно! — от души присоединился высоченный Дорожный Знак «Стоянка запрещена».
— Нет, Вы всё‑таки скажите, скажите — какой от этих колечек прок? — настаивала Выхлопная Труба.
Но все уже перестали разговаривать с ней, и, сколько она потом ни кашляла, стараясь привлечь к себе хоть чьё‑нибудь внимание, ничьего внимания ей, конечно, привлечь не удалось, потому что внимание всех было направлено на колечки, которые опять покатились по воздуху из Старой‑Трубы‑Любившей‑Пускать‑Дым‑Колечками.
…а вечером к дому подошел один учёный, специально приехавший из далёкой жаркой страны полюбоваться на колечки. Он долго стоял и смотрел на них, потом открыл огромную папку со всякими редкостями и, обратившись к Старой‑Трубе‑Любившей‑Пускать‑Дым‑Колечками, спросил:
— Дорогая Вы моя Труба, не позволите ли взять пару Ваших колечек на память?
— Пожалуйста! Возьмите хоть все… я еще навыпускаю, — смутилась та.
Учёный с величайшей осторожностью поймал тонкими пальцами два колечка и прикрепил их к картону булавочками.
— Большое спасибо, — поблагодарил он. — У меня на родине, в далёкой жаркой стране, никто никогда таких колечек не видел. То‑то обрадуется народ моей страны, когда я покажу их ему!
И он уже совсем начал уходить, но тут Выхлопная Труба не выдержала и крикнула:
— Эй Вы, Учёный, а какой от этих колечек прок?
Тогда Учёный остановился и с удивлением посмотрел на Выхлопную Трубу, а потом все услышали:
— Какой от этих колечек прок?… Да никакого!
Прижимая папку к груди, он отправился в свою далёкую жаркую страну, но по пути ещё раз обернулся и торжественно — так, чтобы все запомнили! — произнёс:
— Никакого проку от этих колечек нет. Решительно никакого.
И с пониманием дела улыбнулся Старой‑Трубе‑Любившей‑Пускать‑Дым‑Колечками, которая, конечно, тоже улыбнулась ему в ответ.
ГЛИНЯНЫЙ СВИСТОК
Глиняный Свисток был очень весёлый: то и дело рассыпался тонкой трелью — всегда одной и той же, но на редкость красивой. А выглядел он как маленькая дудочка с разноцветными полосками: глина была искусно раскрашена всеми цветами радуги — оттого и трель у него, наверное, получалась такой весёлой.
Дули же в Глиняный Свисток все кому не лень. Едва завидят его где‑нибудь — оставленным на столе в саду или забытым на скамейке — и давай дуть в небольшую дырочку на боку! Глиняный Свисток и рад стараться: раздаёт свою одну и ту же, но на редкость красивую трель направо и налево — а окрестные птицы ему отвечают…
И всё‑то было хорошо, да вот однажды залетела в сад музыка: это одна Скрипочка‑из‑Соседнего‑Дома исполняла какой‑то школьный этюд — исполняла пусть и не очень хорошо, зато очень замысловато. С этого времени и загрустил Глиняный Свисток, только вот о чём загрустил — поди пойми. Подберут его на столе в саду, подуют в дырочку, а Глиняный Свисток — ни гу‑гу. Его уж и продували, и прочищали… даже немножко глины вокруг дырочки откололи, а он молчит — и всё тут!
— Вот незадача! — сокрушались все вокруг. — Такой весёлый был Глиняный Свисток— и на тебе… Куда ж подевалась из него вся его трель?
А трель из Глиняного Свистка, конечно, никуда не подевалась: так и была внутри. Только стал Глиняный Свисток бояться трель свою наружу выпускать: больно уж незамысловатой была эта трель по сравнению с мелодией Скрипочки‑из‑Соседнего‑Дома!..
«Никуда она не годится, моя трель, — размышлял он, полёживая на боку где‑нибудь в саду. — Какой из меня музыкальный инструмент? Вот Скрипочка‑из‑Соседнего‑Дома — это я понимаю! Она настоящий музыкальный инструмент. Играет по нотам… а я и нот‑то никаких не знаю — свищу да свищу… как Бог на душу положит!»
Между тем Скрипочка‑из‑Соседнего‑Дома постепенно осваивала свой школьный этюд. Не сказать, чтобы он делался от этого прекрасней, однако звучал всё уверенней. И чем уверенней он звучал, тем безнадёжней становилось положение Глиняного Свистка. Да оно и понятно: какой же Глиняный Свисток может тягаться с пусть даже ещё и неумелой Скрипочкой!..
Окрестные птицы, наверное, думали то же самое. Они теперь летали над садом, словно потеряв что‑то, и пели все реже и реже. Настало время, когда они совсем перестали петь. И все вокруг сразу забеспокоились: что же это, дескать, случилось с птицами? А птицы тем временем послали в сад одну Несовершеннолетнюю Сойку, которая, осторожно опустившись на краешек стола в саду, сказала:
— Извините, пожалуйста… но тут у вас был где‑то очень весёлый Глиняный Свисток с такой… запоминающейся трелью — он, что же, теперь — исчез?
— Он никуда не исчез, — ответили ей. — Вон он и до сих пор лежит на боку на садовой скамеечке, только почему‑то уже не свистит… Мы его и продували, и прочищали… и даже, каемся, откололи немножко глины вокруг дырочки, а он как в дырочку воды набрал!
Выслушав этот ответ, Несовершеннолетняя Сойка подлетела к садовой скамеечке и увидела на ней Глиняный Свисток: тот действительно лежал на боку и предавался своим грустным размышлениям.
— Почему Вы больше никогда не свистите? — напрямик спросила его Несовершеннолетняя Сойка.
Глиняный Свисток горестно вздохнул и признался:
— С тех пор как я услышал Скрипочку‑из‑Соседнего‑Дома, я понял, что никакой я не музыкальный инструмент. Музыкальные инструменты играют по нотам — и мелодии их такие замысловатые!..
Несовершеннолетняя Сойка кивнула и отправилась передавать этот ответ своим сородичам. Сородичи Несовершеннолетней Сойки, выслушав Несовершеннолетнюю Сойку, толпой полетели в сад и, собравшись вокруг садовой скамеечки, загалдели:
— Да кто же Вам, дорогой Вы Глиняный Свисток, сказал, что Вы музыкальный инструмент?
— Да кто же Вам, дорогой Вы Глиняный Свисток, сказал, что Вы должны свистеть по нотам?
— Да кто же Вам, дорогой Вы Глиняный Свисток, сказал, что Ваш свист должен быть замысловатым?
Глиняный Свисток не знал, что отвечать, он только глубже и глубже задумывался. А потом в отчаянии признался:
— Но я же свищу как Бог на душу положит!
— А как же иначе‑то можно? — удивились сородичи Несовершеннолетней Сойки. — И мы ведь точно так же поём — как Бог на душу положит… а вот Скрипочка‑из‑Соседнего‑Дома, как бы хороша ни была, вовсе не поёт и не свистит. Она музыкальный инструмент, а значит, исполняет мелодию… разве Вы не понимаете, что это же совсем другое?
— Ну‑ка, задайте‑ка нам тон, — попросила вдруг Несовершеннолетняя Сойка, — а то мы без Вас тут совсем петь перестали!
Глиняный Свисток с недоверием посмотрел на неё и осторожно выдал свою единственную, но на редкость красивую трель. И вслед за этим голоса птиц зазвучали над садом, а все вокруг облегчённо вздохнули и сказали:
— Вот и слава Богу!
Глиняный Свисток и птицы распевали до вечера, а Скрипочка‑из‑Соседнего‑Дома молчала и восхищённо слушала. Она была не очень умелая, но очень умная Скрипочка, которая прекрасно понимала, что ей, музыкальному инструменту, никогда не повторить того, что умеет природа.
ДОРОЖКА, ПОСЫПАННАЯ ГРАВИЕМ
Ох и любила же шуршать Дорожка‑Посыпанная‑Гравием! Стоило только кому‑нибудь — просто‑таки всё равно кому! — ступить на неё и сделать первый шаг, как она тут же принималась шуршать — и так шумно шуршать, так весело, словно до этого только и дожидалась случайного какого‑нибудь пешехода. Кусты Жасмина тотчас шарахались в сторону, всем своим видом желая показать, что уж они‑то к этим сомнительным звукам никакого отношения не имеют. Кусты Жасмина, между прочим, тоже умели шуршать, но шуршали только от дуновения ветра или оттого, что кто‑то случайно задевал их… причем шорох Кустов Жасмина был лёгким и еле слышным.
Сами Кусты Жасмина считали, что Дорожка‑Посыпанная‑Гравием шуршит совершенно неправильно и что если кто‑то и понимает в шуршании, так это только они, Кусты Жасмина.
— До чего же вульгарно шуршит эта Дорожка‑Посыпанная‑Гравием, — то и дело шушукались они между собой, да только Дорожка‑Посыпанная‑Гравием не понимала, о чём они… она не умела шушукаться, а умела только шуршать — шумно и весело.
— Насыплют на дорогу всякой мелкой дряни, — продолжали шушукаться Кусты Жасмина, — и эту вот дрянь хлебом не корми — дай привлечь к себе всеобщее внимание! Лежать бы себе тихо, полёживать, словно тебя и на свете нету, так поди ж ты… шума столько, что хоть уши затыкай. А всего‑то‑навсего гравий… каменная крошка!
