Т Габбе - По дорогам сказки
Ну, слава богу, знакомые места! Это мыза Туппенхаука. Хозяин её работает в том самом имении, где я живу.
Домик весело светился в темноте всеми своими окошками.
С трудом, сильно хромая, я перебрался на другой берег, дотащился до двери, толкнул её и вошёл в комнату, облепленный снегом с головы до ног.
– Силы небесные! Кто это? – испуганно вскрикнула старая Берта Туппенхаук и выронила окорок, который она резала, сидя возле печки.
– Добрый вечер, Берта,– сказал я.– Да ты не бойся! Разве ты не узнаёшь меня?
Берта всплеснула руками.
– Ах, это вы, господин студент!.. Ну и напугали же вы меня! Смотрю – дверь открывается и на пороге стоит кто-то белый…
А время-то глухое, самая полночь.
Я рассказал ей в двух словах о том, что со мной случилось, и попросил послать кого-нибудь из её сыновей в имение за лошадью и санями.
– Ну, не правду ли я говорила, что волков лучше не трогать,– проворчала старуха.– Сколько раз предупреждала: не ставьте на волков капканы, не то худо будет!
Да мне не верили. А вот и Пер Нордигорен в прошлом году сломал себе ногу, а нынче – вы!.. Теперь небось все поверят старой Берте.
Да, уж кто-кто, а волк никому не прощает обиды…
И, бормоча что-то себе под нос, она направилась в угол, где стояла большая кровать. Оттуда по всему дому разносился разноголосый семейный храп. Старая Берта наклонилась над белокурым пареньком, лежавшим с краю, и принялась его будить.
– Вставай, вставай, маленький Ула! Надо сходить в имение за лошадью для господина студента.
– А-а-а! – сладко зевнул маленький Ула и повернулся на другой бок. Он любил хорошо поспать и не видел необходимости отказывать себе в этом удовольствии из-за всяких пустяков. Прошла целая вечность, пока он вздыхал, зевал, что-то невнятно бормотал и протирал глаза.
Наконец он вылез из-под разноцветного тряпья на кровати, натянул штаны, нашел куртку. Но он никак не мог взять в толк, что от него требуется, и только когда ему было обещано несколько монет за труды, в голове у него прояснилось.
Пока Берта вела переговоры с сыном, я осмотрелся по сторонам. Чего только не было в этой хижине! И ткацкий станок, и прялка, и старые колоды, служившие, как видно, вместо стульев, и метлы, и кадки, и полуобтёсанные топорища, и куры на насесте, и мушкет на стене, и сохнущие чулки под потолком, и ещё множество самых разных вещей – всего не перечесть.
Выпроводив за дверь парнишку, Берта подсела рядом со мной к очагу. Она была в праздничном наряде: синяя кофта, обшитая блестящей шёлковой тесьмой, чёрная юбка в складку, чепец с развевающейся сзади кисеёй.
Лицо у Берты было широкое, скуластое, кожа отливала желтизной, раскосые глаза смотрели так, что казалось, они пронизывают насквозь. Увидев её, каждый сказал бы, что она похожа на колдунью. А что касается жителей округи, так никто в этом и не сомневался.
– Послушай, Берта, уж не ждёшь ли ты гостей? – спросил я .– Очень уж ты принарядилась!
– Нет, я никого не жду,– сказала Берта.– Я сама вот только домой вернулась. Знаете, как бывает,– идёшь к одному, а по дороге позовут еще пятеро: того лихорадка трясёт, этот ногу повредил, у кого ребёнка сглазили, у кого лошадь занемогла. А кто поможет? Берта! Всё Берта!
– Скажи, а вывихи и ушибы ты тоже умеешь лечить? – спросил я с самой серьёзной миной.
– А как же! Сколько над беднягой Нордигореном мудрили все эти учёные доктора,– сказала Берта с усмешкой,– а на ноги он встал всё-таки тогда, когда за дело взялась старая Берта! Если господин студент не гнушается, я могу полечить и его. У меня как раз на такой случай есть наговорная водка.
– Сделай одолженье! Я не сомневаюсь, что только ты мне поможешь,– сказал я.
Очень уж мне хотелось выведать её знахарские хитрости.
Берта подошла к старому, рассохшемуся шкафу и достала оттуда пузатую бутылку и рюмку на деревянной ножке.
Наполнив рюмку до краёв, она стянула с моей больной ноги сапог, а потом, наклонившись над рюмкой, стала что-то шептать. А так как она была глуховата, то, сама того не замечая, говорила всё громче и громче. Поэтому я от слова до слова услышал таинственное заклинание, которое Берта ни за какие деньги не открыла бы мне, если бы я стал её просить.
А так как для успеха колдовства это заклинание надо повторить трижды, я его отлично запомнил.
Воздух,
Вода,
Земля
И огонь!
Ногу сломал
Необъезженный конь.
Жилы срастутся,
Смешается кровь,
Всё, что разорвано,
Свяжется вновь! note 7
Берта то вставала, то снова садилась, и, повторив заклинание в третий раз, плюнула на все четыре стороны. Потом быстро вылила водку на ушибленное место и стала осторожно растирать мою распухшую ногу.
От холодной водки и от растираний мне сразу стало легче. Чтобы знать эту премудрость, и вправду не надо быть доктором! Но я не хотел огорчать старушку.
– Спасибо, Берта! Кажется, твоё заклинание уже помогает,– сказал я .– Может, ты мне выдашь секрет, скажешь, как ты заговариваешь водку?
– Нет, нет, и не просите,– поспешно ответила Берта.– Тому, кто научил меня этому делу, я поклялась страшной клятвой не открывать его тайны ни одному человеку.
– Да кто же это такой был? Верно, настоящий колдун? – допытывался я.
– Колдун не колдун, а с любым колдуном мог поспорить,– ответила Берта.– Это был мой дядя, брат моей матери, Масс. Он умел заговаривать любую болезнь, останавливать кровь и даже находить краденое. Нечего греха таить, случалось ему не только лечить, но и насылать всякие хворости. Вся округа его побаивалась… Да, никто не станет спорить – большого ума был человек! А всётаки и он не уберёгся от порчи!
– Как так? Расскажи, пожалуйста, если это не тайна,– пристал я к ней.
Старая Берта помолчала с минуту и начала рассказывать.
– Может, вы мне и не поверите,– сказала она, поглядев на меня искоса,– но я своими собственными ушами слышала от дяди Масса эту историю.
Случилось это давно, когда я ещё девчонкой была. Дядя Масс жил тогда в Кнэ,– знаете Кнэ, что в Хюрдальской долине? Он был дровосек и часто ходил в горы рубить лес да и оставался там по нескольку дней подряд.
Для дровосеков это дело привычное. Устроят себе шалаш из сосновых веток, разложат перед входом огонь и спят себе как дома.
Однажды дядя Масс работал в лесу с двумя товарищами.
Только что повалил он огромное дерево и присел на пень отдохнуть, как вдруг видит: прямо под ноги ему катится большой клубок пёстрых ниток.
Дядя Масс удивился. В самом деле, откуда в дремучем лесу взяться клубку пёстрых ниток? Дядя Масс долго не решался даже дотронуться до него (и лучше бы ему никогда до этого клубка не дотрагиваться!), но что там ни говори, а любопытство всётаки разобрало его. Поглядел он направо, налево, поднял голову вверх и видит: неподалеку от того места, где он только что повалил сосну, на уступе скалы сидит девушка. Сидит себе и вышивает.
Никогда ещё – ни во сне, ни наяву – не приходилось ему встречать такой красавицы. Смотрит он на неё во все глаза и пошевель нуться не может.
А она усмехнулась, повела бровью и говорит таким голосом, будто ручей журчит:
– Что же ты стоишь? Подай мне мой клубок!
Дядя Масс поднял клубок, подал ей, а сам всё глядит, глядит на неё, глаз не оторвёт.
Наконец опомнился, схватил топор и снова принялся за работу. Да какая уж тут работа! Машет топором, а у самого красавица из ума не идёт. Наконец не выдержал он и опять глянул наверх. Что за диво! На скале уже никого нет. Исчезла его красавица, будто на крыльях улетела.
Целый день ходил он сам не свой. Всё по сторонам оглядывался, красавицу свою искал. И ночью – товарищи его как легли, так и уснули, а ему не спится. Лежит и всё чего-то ждёт. И дождался-таки!
Вошла она в шалаш неслышным шагом, взяла его за руку и повела за собой. Даже не спросила, хочет он идти или не хочет. А он идёт и сам не понимает зачем, а всётаки идёт… Привела она его к каменной горе. Там, в подземной пещере, было её жилье. Да ведь какое! Дядя Масс говорил, что и слов таких нет, чтобы описать это богатство!
Три дня прожил в подземном дворце дядя Масс, три дня праздновал свою свадьбу с лесной красавицей.
А на четвёртый день проснулся он, открыл глаза, глядь – лежит он снова в своём сосновом шалаше подле товарищей. И ни красавицы его, ни дворца – ничего нет!
Встал дядя Масс и поскорее взялся за топор. Товарищам ничего не рассказывает. Да и они его не спрашивают. Думают – верно, кончились у него припасы, он и ходил домой в Кнэ за хлебом да за сыром, вот и всё.
А только с той поры стали они примечать за ним что-то неладное. Сидит он как ни в чём не бывало у костра, чинит что-нибудь или топор направляет, да вдруг как вскочит ни с того ни с сего и убежит в лес, –будто кто его позвал…
