Катерина Ракитина - Тишка
— …Нет, ну я думал, что «приключаться» — это здорово. Идешь себе, наказываешь злых, помогаешь добрым. Отыскиваешь сокровища и сырокопченую колбасу… Где колбаса, я спрашиваю? — этот вопрос был риторическим, то есть, ответа не требующим. Стараясь не смотреть, а, главное, не нюхать шубку, испачканную болотной грязью и тиной, котенок осторожно ее лизнул. Умыться было просто необходимо. Чистоплотность у котов в крови. Поскольку прочно связана с добыванием пищи. Если мышь тебя у норки унюхает… ну, вы понимаете. Утешая себя, что тина целебная, котенок стремительно заработал язычком. Удовлетворенно оглядел плоды трудов и разлегся на солнышке. Нужно было обсушиться и подумать. А еще хотелось есть. Так хотелось, что он готов был вернуться к Бориске и бабушке. Безо всяких условий.
— Нашел!
Тишка испуганно подскочил.
— Т-ты… мог бы кричать потише.
— Я хотел тебя обрадовать, — Пинька, вцепившись коготками, вниз головой повис на осине. — Он там сидит. Кушает. Сало с огурцами.
При слове «сало» Тишка подскочил еще выше.
— Веди!
Ежик Колючка сидел у колодца. Перед ним на платочке с красной каемочкой лежало вожделенное сало, порезанный на дольки огурчик и большой ломоть хлеба Колючка был очень хозяйственным. И еще стоял кувшинчик со сливками — Тишка это очень правильно вынюхал. Хотя вот откуда ежик взял в глухом лесу сливочки?
Котенок обежал колодец — большой круг из замшелых камней с родничком внутри — и стал подкрадываться, бесшумно ставя лапки, прячась за кустиками костяники, брюшком едва не ерзая по земле. У ежиков очень плохое зрение, но зато отменный нюх. Колючка учуял незнакомца и грудью встал на защиту обеда. Вернее, спиной — свернувшись в колючий натопыренный клубок. А обед спрятал внутри.
— Ну ты жадина, — пробормотал Тишка, скрывая слезы. — Я бы не хватал — я бы честно попросил!
Колючка фыркнул. А котенок сделал мелкий шажок к кувшинчику, который под ежиком не поместился.
— Думаешь, я не знаю, что ты пошел за принцессой? — Тишка сделал еще шажок — совсем не заметный, совершенно случайный. — Ам-ням-ням, — его розовый язычок коснулся сливок. — Я… ням-ням-ням… собирался… ням-ням… оказ-ать ква-квалифицированную помощь.
— Ква!! — басом ответили из щели колодезной стенки.
— Ой… буль!
Голова Тишки застряла в кувшине. Сперва он пробовал сдирать кувшин лапками, потом катался по земле, потом вскочил, как был, с кувшинчиком на голове, и стал выписывать кренделя по поляне. Колючка даже развернулся, на это глядя. А насмерть перепуганный Пинька заверещал, взлетел и запутался в колючих лапах росшей над полянкой сосны. Наконец Тишка стукнулся кувшинчиком о колодезный камень и разбил врага на черепки. А после, виновато косясь, стал подлизывать с травы сливки: чтобы уж не пропадали. Колючка застыл, держа в лапке сало. Пинька продолжал верещать, но намного тише. А на краю колодца сидела зеленая лягушка и смотрела огромными глазищами. Не могла понять, куда все подевались. Ведь бегали!.. вот только что. Не в силах разрешить проблему, она стрельнула языком, поймав пролетающего комара, и плюхнулась себе в колодец.
Вот Глава 2
В самой середине дремучей, а потому совершенно непроходимой чащи, на острове посреди черного-пречерного озера жил в глубокой норе злой колдун Обрыдалис. Жил он в норе, потому что денег на замок у него не было. И строить он не умел. Разве что козни. Вообще ничего хорошего этот колдун не умел, а Обрыдалисом его звали не оттого, что он очень любил плакать, а оттого, что колдун всем обрыднул, то есть, надоел. Вот и жил он на своем острове один одинешенек. Пока не украл принцессу.
— Вот теперь-то я позабавлюсь, — думал колдун, потирая лапки. — Как рванут сюда все окрестные принцы! А я стану превращать их в пауков и лягушек. Ой, нет, в лягушек, кажется, превращают принцесс?
Тут Обрыдалис глубоко задумался. Он был не очень образованный. К тому же принцесса хотела есть, пить, красные бантики и платье в зеленый горошек. Ну какой же нормальный злой колдун такое выдержит? Окончательно одурев от разнообразных принцессиных желаний, колдун взял да и заколдовал ее. Он мечтал, что принцесса будет лежать в хрустальном гробу, спящая, молчаливая, а потому красивая очень! Но ошибся в заклинании. И, вместо спящей, получилась просто сонная красавица. И характер у нее сделался невозможным. Все ей мешали выспаться: муравьи кусались, когда она пробовала улечься на муравейник; малиновка пела прямо в ухо, лягушки квакали… И потому принцесса день и ночь бродила по всему острову сердитая и сонная, закрыв глаза и вытянув руки перед собой, чтобы не удариться. Волосы ее перепутались, в них насыпались листики и прочий лесной мусор, подол ночной рубашки промок, когда девушка со сна забрела в озеро, а потом еще испачкался травой. Честное слово, волшебник просто опасался теперь к ней подходить. И если бы явился какой-нибудь спаситель, Обрыдалис бы только вздохнул с облегчением. Но принцы почему-то не приплывали. В век техники с принцами всегда проблемы.
— Не буду я есть манку! — несмотря на закрытые глаза, принцесса ловко оттолкнула ложку, и комок каши угодил в мордочку кухарке-барсучихе. Барсучиха надулась и оскалила зубы, но, поскольку принцесса этого не видела, то не испугалась.
— А что будешь? — пропыхтела в сердцах кухарка.
— Булочку с марципанами, эклеры, мороженое и апельсин.
Барсучиха хлопнула глазками и уронила в траву и ложку, и тарелку с кашей, которой пробовала накормить принцессу на ходу. Барсучиха считала, что ей очень не повезло в жизни. На весь каменистый остров одна-единственная подходящая нора, и ту занял злой волшебник. Уж лучше бы лис! Лиса можно прогнать, а нору вычистить — все барсуки ужасные чистюли. С острова не удерешь. Вот и приходится мучиться, служить злодею. А кухарка, с точки зрения барсука, была очень симпатичная — с круглыми, как смородина, глазками, черной полоской вдоль спины, лоснящейся шерстью… И упитанной, как и положено любому барсуку ближе к осени. Да, немножко нелюдимой. Но это общее свойство барсучьего характера.
Барсучиха сердито разгладила красненький, в оборках, передник, испорченный налипшей кашей. Стирать, стирать немедленно! А колдун пусть сам капризулю кормит… этими, как их, марсепанами. Кухарка слизнула с ближайшего пня гусеницу и совершенно утешилась.
А между тем спасители были уже совсем близко.
Третий день плыли Тишка и его верная команда на плоту с гордым именем «Манул» по тихой и певучей лесной речке, впадавшей в то самое озеро, посреди которого на мрачном острове томилась похищенная принцесса. Плот помог соорудить бобер Гаврилыч: резцами аккуратно и быстро отгрыз и ошкурил ольховое бревнышко, разделил на части, связал сплетенными из стеблей крапивы канатами, установил мачту и столкнул плот на воду. Колючка и Пинька позаботились о парусе — его тоже сплели из травы и покрасили в черный цвет. Краску сварили из сажи и дубовых «яблочек». Тишка же, когда краска засохла, нарисовал поверху мелом череп и скрещенные косточки — самый пиратский рисунок! Ну и придумал плоту название. Манул — это большой и очень красивый степной кот, совершенно неприручаемый. Тишке, особенно, после того, как котенок рассорился с Бориской и бабушкой, тоже хотелось быть таким — диким и свирепым. Под настроение.
Против названия не спорили. Гаврилыч выкусал его на бревнах и распрощался с приятелями. Его уговаривали плыть тоже, но бобер отказался: ему надо было чинить запруду и готовить запасы на зиму.
Плавание проходило спокойно. Речка неспешно катила свои коричневые от торфа неглубокие струи среди лопухов и папоротника, дававших густую тень, мимо зреющих на кустах малины и ежевики. На привалах сладкоежка Колючка успевал набрать и наесться ягод, котенок их тоже попробовал, и ягоды ему не понравились, а по ночам он все чаще видел во сне блюдечко со сметаной. С этим надо было что-то делать. А то так и не заметишь, как умрешь голодной смертью! Тишка посмотрел на воду. Спасение плавало там, внутри. Но от одной мысли, чтобы туда залезть, — ну, пусть не целиком, а хотя бы лапой! — по котенку стадами начинали бегать мурашки. Нормальная рыба жила в холодильнике. Назвалась она «филе сельди» или «минтай свежемороженый.» Никаких тебе плавников, чешуи и голов с острыми зубами. Вцепляйся себе и ешь с урчанием, возя по всей кухне. Главное, чтобы бабушка не заметила. А в речке плавала неправильная рыба: мокрая, скользкая и очень опасная. И еще Тишка боялся утонуть. Стыдно бояться воды пирату. Но если в детстве кого искупают в глубокой и холодной луже, лезть в воду ему вряд ли захочется. Говорят правда, где-то живут такие кошки, что отлично плавают и ловят рыбу, мало того, это им нравится! Но Тишка… Тишка был совсем другое дело.
Котенок задумчиво пожевал свалившиеся на плот ольховые шишечки (они оказались горькие и ужасно противные), выплюнул в воду. Немедленно оттуда высунулась рыбья голова — вкусненького хотела!
