Александр Беликов - Фея неудач (СИ)
Видя мое замешательство, он вдруг предложил:
— Знаете, а ведь я сегодня богач! Я получил гонорар за сказку «Фея Неудач». Поэтому я предлагаю следующее: я угощаю вас ужином, а вы мне прочитаете одну из ваших сказок. Никаких разносолов не обещаю, просто хороший добротный ужин. Идет?
Я ощущал себя таким растерянным, что взял и согласился. Тем более что вышеназванная фея, отправив меня в это путешествие, не удосужилась снабдить меня наличными средствами. А мой новый знакомый все продолжал говорить, не давая мне опомниться:
— Вот только я не знаю вашего имени. Вы представитесь, или желаете сохранять инкогнито?
Этот вопрос тоже вызвал у меня замешательство. Я усомнился, что Александр воспримется, как нормальное немецкое имя. Поэтому я стал перебирать варианты: Саша, Шурик. Нет, тоже не немецкое. А какое имя ближе к Шурику?
— Шульц, — ляпнул я, — меня зовут Шульц.
— Очень приятно. Ну что же, дружище Шульц, нас ждет ужин, и ваша сказка. Да и вообще, расслабьтесь, и чувствуйте себя увереннее. Я уже обратил внимание: когда беседуешь с издателями, то размер гонорара напрямую зависит от уверенности и умения себя держать.
И он обезоруживающе рассмеялся.
Трактир, в который мы пришли, оказался на удивление чистым и опрятным. Он никак не напоминал центр пьянства, буйства и непотребства, какими я обычно представлял себе эти заведения.
Добротные дубовые столы и скамейки выглядели крепкими, аккуратными и чисто выскобленными. Еда тоже оказалась простой, но вкусной. Да и чувствовалось, что люди здесь собрались хорошие: в основном холостые ремесленники и подмастерья. Они ужинали, разговаривали, смеялись.
Кто-то негромко пел.
Когда мы утолили первый голод, я решился и начал рассказывать.
Нет, из тех сказок, что у меня уже написаны (а я перебрал в уме их все), нечего не подходило. Поэтому пришлось сочинять новую историю прямо здесь, сидя в трактире. Сказка получилась явно шероховатой и недоделанной, но тут уж выбирать не приходилось.
Итак, на маленькой ферме, вместе со своей матушкой жил молодой человек по имени Йенс. Они вдвоем управлялись по хозяйству, что давало им возможность жить не богато, но достойно. Раньше, когда еще не умер отец Йенса, они содержали хозяйство не в пример больше и богаче. Но после смерти отца кредиторы срочно потребовали возвращения всех денег, и им многое пришлось продать.
Все бы ничего, да только через некоторое время матушка Йенса тоже заболела. Пришлось им вызвать из города лекаря. Врач осмотрел матушку и сказал, что здоровье у нее очень плохое. Есть одно новое, дорогое лекарство, которое может помочь при этой болезни. Но его надо принимать долго: год, или даже больше. Йенс посчитал все их скромные сбережения и понял, что денег на лечение матушки у них не набирается. И даже если распродать все оставшееся имущество, то все равно не хватает. Матушка пыталась утешить Йенса, и говорила, что, даст Бог, она поправится без всяких лекарств, но Йенс мало этому верил.
Вот в эти дни, когда Йенс ходил погруженный в свои невеселые мысли, как-то к ним и заехал путник. Он проезжал мимо фермы, и у него сломалась карета. Йенс починил поломавшееся колесо. Когда ремонт закончился, уже стемнело, и путник попросился к ним на ночлег. Уже дома гость заинтересовался:
— Послушайте, Йенс, а где вы покупаете себе такие красивые и удобные кожаные туфли?
Юноша улыбнулся: тратить деньги на покупку обуви это непозволительная роскошь. Но гостю он ответил так:
— Нигде не покупаю, а делаю ботинки себе сам, в свободное от хозяйственных дел время.
— И кто же научил вас этому ремеслу?
— Да никто не обучал. Что-то самое простое показал отец, а дальше сам научился.
Путник этому очень удивился:
— Знаете, любезный Йенс, в городе, откуда я приехал, нет ни одного такого замечательного мастера. Я рекомендую вам ехать в город и открывать собственное дело.
— Да я бы и рад, но у меня нет денег на открытие собственной мастерской.
— Вы знаете, а я могу вам помочь, на условии, что я стану совладельцем новой обувной лавки. Это не бескорыстно, но зато честно!
Юноша с гостем почти всю ночь сидели за столом и считали расходы и возможные прибыли. Получалось, что начав работать, Йенс сможет не только безбедно жить сам, выплачивать дивиденды соучредителю, откладывать деньги на развитие, но и покупать так необходимое матушке лекарство.
Утром Йенс уехал с новым знакомым в город — открывать сапожную мастерскую. А матушке он пообещал, что как только откроет мастерскую, то станет покупать и присылать ей лекарство. А когда подкопит денег и сможет купить дом, то вообще заберет матушку к себе в город. Так Йенс впервые в жизни далеко уехал из дома один, без родных и семьи.
Не все пошло так просто и гладко, как хотелось Йенсу. Под мастерскую удалось снять лишь маленькую каморку, где помещались только инструменты, материалы и рабочий стол. Места для кровати не нашлось, а еще спать мешал постоянный запах свежевыделанных кож и краски. Поэтому Йенс за окраиной города, в лесу, построил себе лачугу, и там ночевал. А все остальное время он проводил в мастерской и, не покладая рук, шил сапоги, ботинки и туфли.
Поначалу мало кто знал про его мастерскую, но вскоре весь город заговорил про нового мастера, и от заказчиков не стало отбоя.
Поэтому Йенсу приходилось работать без выходных все светлое время дня, и еще вечера с лампой прихватывать. Зато он регулярно покупал и отсылал матушке лекарство, и еще откладывал деньги на покупку нового большого дома. Такого, чтобы на втором этаже жить, а на первом заниматься любимым делом. Йенс мечтал о светлой, просторной мастерской, где он уже сможет нанять подмастерьев. А со временем, к ней можно и магазин пристроить. И вот в этот новый дом он и заберет матушку. Нельзя же привозить ее в такую убогую лачугу, где он живет сейчас: стыдно просто!
Однажды Йенс с рассветом шел в город, как вдруг увидел, что кто-то на поляне поставил силки, и в них попалась птица небывалой красоты. Каждое ее перышко сияло всеми цветами радуги, и казалось, что в силки попалась не просто птица, а сама радуга. Йенс пожалел бедную пленницу и выпустил ее из силков. Птица взлетела на ветку дерева и сказала:
— Спасибо тебе, добрый мальчик, что ты пожалел и спас меня!
Йенс этому очень удивился:
— Как, неужели птицы умеют говорить как люди?
— Нет, — ответила птица. — Это в награду за твою доброту я даровала тебе способность понимать язык птиц.
— Вот это да! Значит, я теперь и щебетать по-птичьи могу?
— Нет, говорить на языке птиц ты не умеешь.
— Так значит, птицы умеют человеческую речь понимать?
— Нет, не все. А я, как ты понял, не простая птица.
— А кто ты? Королева птиц?
— Нет, просто радуга, которую ты так часто видишь на небе после дождя. А теперь, еще раз спасибо тебе, и постарайся с толком воспользоваться моим даром. Прощай!
Птица с радужными перьями взмахнула крыльями, и, Йенсу показалось, что все краски в мире расплескались по поляне и смешались друг с другом. Все это разноцветье устремилось вверх и растаяло в утреннем небе. Йенс минутку постоял, провожая ее взглядом, и пошел к себе в мастерскую.
И теперь, каждые утро и вечер, проходя по лесу, он слышал и понимал о чем разговаривают птицы. Однажды Йенс возвращался домой и услышал, как воробьиха отчитывала своего совсем желторотого сына:
— Ты понимаешь, что вы с друзьями вели себя безрассудно?
— И вовсе нет, это просто весело, когда кровь леденеет, сердце замирает, а потом фрррр!
— А я тебе говорю, что это безрассудно и очень опасно! Вы большой стайкой залетали в гущу погибающего дерева, которое вот-вот упадет, ждали порыва ветра и треска, а потом разлетались!
— И ничего здесь опасного нет: мы сильные и ловкие, и мы успевали улететь.
— Если бы дерево начало падать по-настоящему, ветки дергались бы не так, а гораздо сильнее, и кто-то в толчее мог бы и не улететь!
— Так ведь все упорхнули, и ничего не случилось.
— А дерево и не упало. Просто я уже много лет живу, и видела, чем подобные игры заканчиваются. Поэтому я тебе запрещаю такие игры.
— Ну, мама, мне же перед друзьями стыдно будет! Они подумают, что я трус!
— А я и с родителями твоих друзей поговорю об этом. И ваши безрассудные игры закончатся.
— Мам, а с родителями, может, не надо?
— Все, разговор закончен. Лети в гнездо — на сегодня ты наказан.
Воробьи улетели, а Йенс подумал: а про какое же дерево они говорили? И посмотрел на огромный старый дуб с густыми раскидистыми ветвями. И это дерево треснуло и погибает? Не верится: такое оно могучее и прочное с виду! Йенс прислушался.
Действительно, при малейшем дуновении дерево качалось, издавая скрип и потрескивание. И вдруг, от налетевшего порыва ветра, оно жалостно заскрипело, треснуло и начало заваливаться. Йенс оказался на приличном расстоянии, и успел отскочить от падающих ветвей. А после этого восхитился: «Вот так волшебство! Спасибо, Радуга-Птица, тебе за твой чудесный дар»! А ведь не услышь я этого разговора, то меня бы точно прихлопнуло этим гигантом!
