Леонид Сёмин - Тревоги Голубого города
— А ну, милые, за мной… Ваши силёнки ещё не истрачены.
Обе молодые повиновались беспрекословно. Когда они наконец протиснулись к куполу башни, с него свалилась дверь-крышка. Блестя радостными глазами, высунулась из своей необыкновенной восковой колыбели будущая Пчелиная Мать.
— Вот и она!.. — прошамкала чёрная пчела. — Приветствуем тебя, наша царевна!..
— Мать… Наша мать… — прокатилось по толпе. Её величество!
— Пчела Трутневна — да! Но не «её величество», — возразила Бабушка. — Вы же знаете, с тех древних пор, как род наш познал всю выгоду дружной работы и жизни одного для других, а всех для одного, нет у нас этих слов «её величество». Она родная мать наша…
Пока здесь говорили, Пчела Трутневна медленно выходила из своего особняка, в котором проспала, пока росла, шестнадцать пчелиных годочков.
— Тебе, Бабушка, досадно, — заметил кто-то, — что помирать скоро, а Матери жить да жить…
Молодые несмело спросили:
— Но ведь та старая Пчелиная Мать, которая нас породила, тоже умерла? Значит, все мы смертны?..
— Это верно. Но Пчелиная Мать будет жить шестьдесят наших жизней. Если, конечно, природа даст ей доброе здоровье. Шестьдесят наших жизней — это две тысячи четыреста пчелиных лет…
— Гу-у-у — загудели вокруг.
Сотни простых пчёлок удивлённо смотрели на Пчелиную Мать. Радостно и удивлённо. Пусть живёт. Пусть долго-долго живёт!
Толкаясь жирными боками, посмотреть на Большую Пчелу пришли толстые трутни.
— Но, но, осторожней вы! — неодобрительно зашикали на них потревоженные работницы.
Трутни полезли сквозь толпу, не обращая ни на кого внимания. Ведь самое главное в их жизни — суметь понравиться молодой невесте. Их сотни, а она одна. Только один и сможет стать её женихом.
— Нагляделись, а теперь пора и за работу! — опять шепеляво проговорила Бабушка. — А ты, как я погляжу, настоящая хохотушка, — заметила она одной из молодых. Та подёргала крылышками и смущённо засмеялась.
— Ну что ж, давайте знакомиться, — предложила Пчела Трутневна двум молодым. — Вот ты, как тебя зовут?
Та вначале растерялась, но тут же нашлась, бойко ответила:
— Хохотушка!
Прекрасное имя!.. А тебя? — обратилась Пчелиная Мать к её подружке.
Пчёлка застеснялась, не зная, что сказать. Ведь у неё ещё не было имени.
Но тут опять выручила Бабушка:
— Да это Егоза!
— А вас? — обернулась Пчелиная Мать к трём охранницам, которые только что высвободили её из восковой башни.
Средних лет, сильные, с серьёзными лицами, они переглянулись.
— Эти Железные, — подсказала Бабушка. — Они тут стояли железно, никого не подпускали…
— Показывайте же мне город, — попросила Пчелиная Мать.
— Извольте…
Так сама по себе и образовалась свита Пчелиной Матери. Её составили три Железные сестры, Бабушка, Егоза и Хохотушка.
Не успели они сделать по городу и пяти шагов, как к свите присоединились ещё две.
Одну, все время молчавшую, с задумчивыми и чуть печальными глазами, вскоре прозвали Молчанкой.
Другую — совсем странным именем: Мухаобстекло. За то, что она молчит-молчит да вдруг как забубнит! Будто муха бьётся об стекло.
ОСМОТР ГОРОДА В СОПРОВОЖДЕНИИ СВИТЫ
Никто из жителей пчелиного города не подозревал, какая опасность нависла над ними. Когда рыжие лесные муравьи точили свои жвалы, молодая Пчелиная Мать со своей свитой отправилась осматривать город.
В этом городе-доме, обнесённом со всех сторон стеной, тринадцать одинаковых улиц. Над городом тяжёлая крыша. Вся в щелях и с круглым люком. В него вытягивается спёртый воздух. Там денно и нощно дежурит охрана. Уж очень много охотников за мёдом. Да и за самими пчёлами. А над щелястой крышей ещё одна крыша — водонепроницаемая.
Сопровождаемая свитой Пчелиная Мать не торопясь шла широким проспектом, который обрамлял весь город. Он назывался Замкнутым.
От Южной стены к Замкнутому проспекту примыкают Главные ворота. Через них может одновременно проходить пчёл двести. В воротах стоит сильная стража. Всех входящих и выходящих проверяют. На каждой из тринадцати внутренних улицах высятся многоэтажные восковые здания.
Телохранители Пчелы Трутневны незлобиво расталкивали шнырявших повсюду работниц, а также слонявшихся без всякого дела трутней.
На Девятой улице внимание Пчелиной Матери привлекли детские домики.
— Их три с половиной тысячи, — объяснила Бабушка.
В одних домиках-ячейках спали совсем малюсенькие, только что начинавшие свою сонную жизнь младенцы, похожие на крохотных гусениц. От них пахло пчелиным молочком и мёдом. На всех — одинаковые белые, туго натянутые рубашки… Чтобы ни один младенчик не забыл попить молочка, пососать жидкой перговой кашки, кормилица то и дело бегала от одного к другому. На каждую из кормилиц приходилось десятка по три-четыре малюток. Только успевай поворачивайся! Ну, а уж в рот малышу класть пищу не надо. Кормилица только пощекочет его, мол, не спи, и он тотчас начинает жадно сосать. И потому каждый так быстро растёт, прибавляя в весе!
Десятая улица была сплошь забита носильщиками пыльцы. Сотни их вереницей двигались от Главных ворот, и каждая несла по две корзины этой изумительной пищи, очень богатой витаминами и белками.
— Взгляните, вот у этой в корзинках пыльца красная, — обратила внимание Пчелиной Матери одна из Железных сестёр. — Значит, собрана с люпина…
— А вон те несут белую, — заговорила другая телохранительница. — Вероятно, с малины. Изумительный запах. Ах-ах…
— Я не знаю, что такое люпин и малина, — грустно призналась Пчела Трутневна.
— О, не расстраивайтесь, вы ещё всё узнаете, и очень скоро… А вон у одной корзинки зелёные… Это, кажется…
Но вспомнить, с какого цветка пыльца зелёная, не успели. Наверху, у вытяжного люка, раздался дикий крик. Там тревожно забегали. Этот люк находился над Детской улицей. Что случилось? — вздрогнула Пчелиная Мать.
Бабушка и Железные, стоявшие рядом, испуганно переглянулись. И по взглядам поняли друг друга: нельзя всего сразу пояснять Пчеле Трутневне. Зачем ей сейчас же знать, что у верхнего люка в любую секунду может произойти несчастье. Под водонепроницаемой крышей в углу на потолке живёт страшный злодей. Он может подкрасться к стражнице люка и одним ударом могучих лап прикончить бедняжку. Вот сейчас, возможно, Паук-Рогач и похитил стражницу?..
Чтобы не опечалить Пчелиную Мать, Бабушка ответила уклончиво:
— Всякое там случается… Заснёт, например, стражница, и померещится ей жуткий сон…
— А может, сладкоежка, пробираясь за мёдом, щекотнул её за пятку, — сказала одна из Железных сестёр.
— Сладкоежка?.. Кто он? — удивилась молодая Мать.
— Так мы зовём чёрных муравьев. Они живут за Северной стеной. Ужасно любят мёд. За уши не оттащить!..
Пчелиная Мать задумалась.
Ши-и! — опять донеслось сверху.
— Ну точно! Это лезут сладкоежки. Нахалы страшные! — наперебой заговорили Железные сестры.
В это время свита подходила к Одиннадцатой улице. Все ячейки-кладовочки здесь были залиты тягучим светло-оранжевым мёдом.
— Поворачиваем обратно, — прошамкала Бабушка. Кладовки Двенадцатой и Тринадцатой улиц тоже заполнены мёдом, там смотреть нечего.
Пчелиная Мать меж тем всё думала о сладкоежках. Неожиданно она сказала:
— Раз у нас такие большие запасы, почему бы не дать этим несчастным голодным муравьям-сладкоежкам поесть досыта? Чтобы воровать расхотелось…
Проходившие мимо и с уважением сторонившиеся работницы от удивления даже рты разинули. Не чересчур ли добра молодая Мать?
Но свита уже наперебой говорила:
— Этих ленивцев только привадь!..
— Со света сживут!..
— Отбоя от них не будет. Сегодня накормишь тысячу, Завтра их заявится сюда сто тысяч…
— Кстати, если бы они только наелись и убрались восвояси. У них есть такие типы, вроде живых мешков, что ли… В общем, висит такой бурдюк, уцепившись за что-нибудь, а остальные вливают ему в глотку мёд. Он раздувается, раздувается. Упадёт — лопнуть может…
— Да они и самих нас едят!..
Пчелиная Мать испуганно вытаращила глаза.
— Не бойтесь, — поспешно успокоили её. — Едят они нас только мёртвых.
— Тьфу, какая гадость! — брезгливо сморщилась Пчелиная Мать.
Кто слышал этот разговор, невольно про себя ответил: «Наша Мать добрая. Хорошо. Ещё будет лучше, если она окажется осторожной. И ещё — сильной».
ПОЧЕМУ КРИЧАЛИ СТРАЖНИЦЫ
Что же всё-таки случилось у верхнего люка?.. Ведь крики стражниц привлекли внимание всего города.
А вот что. Самая старшая из стражниц давно догадывалась, что ужасный душегуб Паук-Рогач, как ни странно, боится сладкоежек. В чём дело? Ведь он в пять раз крупнее любого муравья. У него такие огромные рогообразные лапы с ядовитыми шипами-пальцами. Бегает же быстрее любых муравьев. По обыкновению Рогач сидит в тёмном углу, и стражницам нередко мерещатся — а может, это есть и на самом деле! — его горящие глаза. Уж до чего злодей безобразен и жесток. Страшнее не придумаешь!
