Константин Сергиенко - Фарфоровая голова
— Нет, ничего. Правда, Катя разбила фарфор.
— А окно? — Ледогоров увидел в раме зияющую пустоту.
— Но это сквозняк! Как только забудем крючок, сразу — бац! Я Кате сто раз говорил.
Ледогоров осмотрел подоконник, высунулся наружу, затем прошёлся по комнате. Детская кровать, низкий шкафчик, письменный стол, картинки на стенах, книжки. Самая обыкновенная комната.
— А что разбилось? — спросил он уныло.
— Фарфоровая голова, сувенир Востока.
— Так, значит, у вас никаких претензий?
— Никаких! Это всё участковый. Лучше бы он Дубосекова пристыдил. Мы по ночам не играем.
Ледогоров постоял минуту, черкнул что-то в книжечке и внезапно сказал:
— А стекло-то надо бы вставить.
— Конечно! — согласился хозяин.
Так и пришлось серьёзному молодому человеку уйти ни с чем.
«Тоже мне ограбление, — думал он грустно. — Несерьёзно всё как-то».
Старик Дубосеков
Едва Ледогоров прикрыл за собой тяжёлую дверь звонарёвской квартиры, его поманил из окна старик Дубосеков. Ледогоров неохотно зашёл.
Во флигельке было опрятно и чисто, полкомнаты занимал огромный фикус, норовивший проткнуть потолок и возвыситься в небо.
— Вот я и говорю, — произнёс Дубосеков, — дело не в том! Вы книжки читаете или всё телевизер?
— Читаю, — сказал Ледогоров.
Дубосеков торжественно взял со стола огромный том.
— Труд жизни, — сказал он, взвешивая его на руках. — Когда завершу, заходите.
На столе красовалась старинная медная чернильница с крышечкой и самое настоящее гусиное перо, даже острое лезвие для зачистки лежало рядом.
— На крыс не жалуетесь? — спросил Ледогоров.
— Чего уж! Крыса меня уважает. Свистулечку не желаете?
— Какую?
— А вот! — Дубосеков метнул палец в полку. На ней толпились нарядные глиняные фигурки: козы, коровки, свинки, рыбки и птички.
Дубосеков взял в руки серую птичку, приложил ко рту и гукнул.
— Натуральнейший звук! — сказал он.
— А это что? — спросил Ледогоров.
Красочный строй игрушек замыкала глянцевитая статуэтка. Это была голова восточного божества. Полузакрыв раскосые глазки, раздвинув в улыбке синеватые губы, божество взирало на мир. Щёки его лоснились, уши топорщились, а толстая шея складками уходила в подставку.
— Купил по случаю, — сказал Дубосеков, — ценнейшая вещь!
«Несерьёзно всё как-то», — думал следователь, уходя. В кармане его лежала серая птичка-свистулька. Свистулька совсем незаметная, но на грудке её красовались алые крапины.
Катя Звонарёва
Катя Звонарёва, ученица четвёртого класса, возвращалась из школы. В переулке напротив давно закрытого, и потому очень грустного пивного ларька стоял ученик четвёртого класса Евгений Гуськов.
— Ну что, — сказал он, — было дело?
— Отстань, Гуськов, — ответила Катя.
— Так и надо, — молвил Гуськов, — а то выступаешь.
— Кто выступает? — Катя вплотную подошла к ученику четвёртого класса. Евгений Гуськов не выдержал честного взгляда.
— Ладно, гуляй, — сказал он.
Прогулка Кати была коротка, всего лишь до дома. Там она плохо поела и пошла готовить уроки. На подоконнике перед новым стеклом её поджидала новая кукла. Совершенно новенькая, с копной золотистых волос и безмятежными голубыми глазами. Вошла мама.
— Я не хочу новую, — сказала Катя. — Да и хватит в куклы играть, я уже взрослая.
— Привыкнешь, — сказала мама.
Вечером она сама уложила Катю и долго сидела рядом.
— Не уходи, — попросила Катя.
— Но ведь уже поздно. Завтра рано вставать.
— Боюсь, — прошептала Катя. — Он снова придёт.
— Катенька, это же крысы. Знаешь, какие они бывают большие и злые. Я позвонила, завтра придут их гнать.
Мама ушла. Катя сомкнула глаза, на мгновенье забылась, но тут же услышала скрежет и хруст. Она вскочила и поняла, что это был сон. Опять попыталась заснуть, но в мире закрытых глаз появились любимые куклы. Чёрненькая хлопотливая Буся, заносчивая рыжая Долли, Настенька Красная Туфелька и толстая неопрятная фрекен Бок. Был тут и оловянный гномик Гримм, вечно совавший крашеный нос в любые дела, и дерзкий плюшевый попугай Додо, и обходительная кошечка Мурри.
«Они кричали, — думала Катя, — звали на помощь».
Долго она не могла уснуть и всё смотрела на звёзды, повисшие в чёрной раме окна.
Апрельские звёзды
А какие звёзды в апреле! Светлые, ясные, подрагивающие от каждого дуновения ночи. Они позванивают наподобие тонких сосудов, а некоторые напевают чуть слышно. Апрельские звёзды кротки и доверчивы. Если выбрать себе звезду, долго смотреть на неё, а потом поманить, она опустится на ветку ближнего дерева и покачается там чуть-чуть, сея вокруг тихий мерцающий свет. Но не подходите близко к звезде, не вздумайте трогать рукой. Апрельские звёзды хрупки, они могут рассыпаться от одного касания.
Кто-то шалит
Красный от гнева, ворвался старик Дубосеков в кабинет лейтенанта. Он тоже упомянул о звезде, но в смысле немножко другом. От крика его вздрогнул портрет на стене.
— Мы с неба звёзд не хватали! Но порядок был!
В следующее мгновение причина гнева его разъяснилась. Поздним вечером, когда Дубосеков вышел гулять флигель подвергся нападению. Исчезла голова восточного божества, а от коллекции свистулек осталось крошево. Ледогоров задумался. Выходит, прав Дубосеков. Кто-то шалит. Но кто? Дверь и окно во флигеле остались закрытыми, никаких следов взлома, как у Звонарёвых. Грабитель словно улетучился. Не исключено, конечно, что он подобрал ключи, замок был не хитрый. И тем не менее, чувствовался какой-то умысел и опытная рука.
На службу Ледогоров ходил в штатском. Тем не менее, он ощутил на плечах крохотный вес своих звёздочек, и вес этот слегка увеличился. Так бывает с молодыми следователями, когда им поручают первое дело и дело это оказывается не таким уж простым.
Катя и Аня
На уроке Катя безучастно смотрела в окно. Кольцова подсунула ей записку: «Мои придут поздно, пойдём в гости».
Аня Кольцова жила в той самой башне, которая гордо высилась против особняка. У башни строились вереницы машин, а за стеклом парадного красовалась не только пальма, но и вахтёрша.
— Скоро вас поломают, — трещала Кольцова, — жалко будет, если ты уедешь.
У Кольцовых было светло, просторно и далеко виднелся огромный город с ажуром мостов и пирамидами высотных зданий.
— Есть хочешь? — Кольцова открыла холодильник.
Катя есть отказалась и забралась с ногами в уютное кресло.
— Телек будем смотреть, — сказала Кольцова.
В дверь позвонили, отрывисто и беспокойно, Аня пошла открывать. Через мгновение она вернулась.
— Никого. Заметила, Кать, как только ты здесь, начинаются в дверь звонки. Я уверена, это Гуськов. Он ревнует.
— Как это? — не поняла Катя.
— Потому что дурак. Выслеживает и звонит. Живёт-то напротив.
Кольцова нажала кнопку, экран засветился, на нём обозначились серебристые летательные аппараты, и диктор заговорил:
— Недалёк тот час, когда, посылая призыв в космос, человек получит ответ от братьев по разуму, и наш земной шар посетит…
— У тебя куклы есть? — спросила Катя.
— Одна. Вообще-то я предпочитаю икебану.
— А это? — Катя приподнялась с кресла и показала рукой.
— Какая-то чушь. По-моему, Будда. Вчера сослуживцы отцу поднесли. Ох, эти подарки! Из рук в руки передают! Завтра мои к Котофеевым на рождение идут. Ручаюсь, передарят башку!
— Странно, — сказала Катя, — у нас такая была, да я разбила.
— И правильно! Противнейшая башка!
А диктор на экране всё говорил:
— Необъятна наша Вселенная, бессчётное множество планет кружится в мировом пространстве. И может быть, на одной…
Девочки его не слушали.
Те, кто слушали и смотрели
Зато слушал и смотрел на экран профессор Артабальд Поликанович Драгосмыслов. Рядом с ним в голубом халате стоял кандидат наук Звонарёв. Он тоже смотрел на экран. На дверях помещения, в котором они находились, красовалась табличка «Отдел кукаретных гущ».
— Про нас, про нас, — потирая руки, говорил профессор. — Как там на дампе, Илья?
— Голерцуем, — отвечал Звонарёв.
— Может, закраить на полквартона?
— Не втянет гужок.
Этот замысловатый разговор они вели в окружении ещё более замысловатых сооружений. Поражала воображение огромная зеркальная колонна, сиявшая в центре просторного зала. Профессор Драгосмыслов погладил колонну рукой, замысловато в ней отразился и мечтательно произнёс:
— Марцифальная вещь! Как подумаешь, Илюша, скамуфлюем на нитраже?
