Александр Парфентьев - Торпи
Взобравшись на киль лодки, он с беспокойством поглядывал вниз — туда, где на прогнившие борта накатывали злые волны. Водяные брызги взлетали выше лодки. Кислый Батон с тревогой втягивал ноздрями мокрый воздух и топорщил длинные седые усы, при этом кончик его вытянутого хвоста мелко-мелко подрагивал.
Вода была самым лютым врагом для крыс, не считая человека.
Вдруг что-то твёрдое стукнулось о борт лодки — длым! Потом опять — длым, длым! Вожак пискнул и побежал к корме. Лапы его скользили на сыром дереве, и он раза два чуть не плюхнулся с высоты в воду. У кормы он не обнаружил ничего подозрительного. Разве что вода здесь выглядела чуть глубже, и на душе от этого становилось ещё тоскливее.
Он уже хотел было вернуться к носу лодки, когда опять послышалось это неприятное — длым! Кислый Батон присмотрелся и увидел в воде бутылку. Волны перекатывали её по песку, и она ударялась о борт лодки.
«Надо выловить её, — подумал вожак, — вдруг в ней осталось что-нибудь вкусненькое».
С этой мыслью Кислый Батон поднял глаза к реке, и вдруг у него нестерпимо зачесалось в правом ухе: вся река вблизи лодки и, наверное, дальше неё (далеко крысы не видят) была усеяна плавающими предметами. Ветки, палки, клочки бумаги, кусочки пенопласта, пустые бутылки, консервные банки, какие-то пакеты и коробки — всё это качалось на волнах, а от таких соблазнительных вещей у любой порядочной крысы голова пойдет кругом!
«Видать, где-то размыло очень богатую помойку», — хмыкнул про себя вожак.
Он так заспешил, что не спрыгнул, а скатился на спине вниз, перекувырнулся, вытряхнул из ушей песок и, щёлкая зубами, понёсся прямиком к лагерю, в котором обитала его шайка.
— Хватай! Кромсай! Режь! — хрипел он на ходу. — Все сюда! Есть чем поживиться! Кое-что плывёт нам прямо в лапы!
Крысы жили в старых дубовых бочонках, в которых люди раньше хранили вино. Каждая крысиная семья занимала два-три бочонка. Там где нужно, в них прогрызались двери и окна-отдушины. В этих «квартирах» у крыс было всё необходимое — еда на неделю, кое-какие пожитки и даже мебель, сделанная из картонных коробок из-под обуви.
Услыхав вопли своего вожака, крысы выбежали ему навстречу, и через несколько минут всё крысиное племя собралось у лодки.
Серые разбойники выстроились вдоль берега носами к реке и, стуча лапами по песку, подняли такой визг, что с Зелёного острова снялась стайка испуганных чаек.
— Хвосты — в воду! — прокричал Кислый Батон с лодки. — Подгребайте добычу к берегу! Быстрее!
Крысы развернулись к воде задом.
От ударов великого множества хвостов вода забурлила, закружилась, но течение было сильнее — добыча проплывала мимо.
— Столько добра уходит! — прохрипел Харчо, правая лапа вожака шайки. Он тоже стоял на лодке. — Ненавижу эту проклятую реку!
— Ненавидим эту проклятую реку! — заорали крысы.
— Гребите, гребите! Мы должны хоть что-нибудь выловить!
Некоторые крысы от жадности прыгали в воду и пытались плыть навстречу добыче, но волны были такие высокие, что горемыки захлёбывались и камнем шли на дно. Другие вытаскивали их за хвост из воды и пытались откачать. Но всё было напрасно. В лапы разбойникам попалось только несколько пустых бутылок, два бумажных пакета с остатками творога, да небольшой мешок, набитый картофельными очистками.
Вдруг над рекой разнёсся свист вожака.
— Тихо! — закричал Кислый Батон. — Что-то плывёт курсом прямо на нашу лодку!
Крысы замерли. В самом деле, прямо на них на большой скорости неслось что-то чёрное, выпуская позади себя целый фонтан брызг.
— Похоже на бревно, — сказал Одноухий, у которого одно ухо было откушено собакой. — Бревно с мотором…
— Торпеда! — догадался Харчо, он одно время жил на военном корабле и разбирался в подобных вещах.
— Это мощная торпеда, она несётся прямо на нас… Караул!!! Кто-то хочет взорвать нашу лодку!
— Торпеда! Торпеда! — в ужасе заорали крысы. — Спасайся, кто может!
Все бросились врассыпную.
Только Кислый Батон и Харчо остались на месте. Они стояли на лодке на задних лапах и, тревожно поводя носами, следили за движением торпеды, которая неумолимо приближалась. Непонятно было, откуда она взялась.
— Если она взорвётся, от нашей лодки не останется даже щепок, — тихо пискнул Харчо.
— А от нас?!
— А от нас — даже косточек!!!
— А-а-а! — закричали они вместе.
Но бежать было уже поздно: странная торпеда была уже так близко, что на ней можно было разглядеть веточку с зелёным листиком. А на конце торпеды, откуда летел фонтан брызг, виднелось что-то маленькое, темное, сжавшееся в комочек. Но это «что-то» совсем не походило на мотор. У него были усики, маленький нос-кнопка, прижатые к голове уши и закрытые крепко-накрепко глазки.
— Это не торпеда! — успел выкрикнуть Харчо, и в тот же миг бревно — а это было именно бревно — врезалось в лодку.
Послышался ужасный треск. От сотрясения оба разбойника скатились в воду. Затем что-то стремительно перелетело через лодку и шлепнулось на песок. После этого наступила тишина.
Глава третья,
в которой крысы решают, что делать с бобрёнком
«Комочек жвачки» был ещё и с лапками, которые смешно растянулись на песке в разные стороны. И ещё у него было что-то широкое и плоское как доска, которое торчало у него сзади — на том самом месте, где у нормальной крысы хвост.
Странный зверёк лежал неподвижно, будто мокрая тряпочка. Крысы окружили малюсенького незнакомца плотным кольцом и, тычась в него своими любопытными острыми мордами, засудачили наперебой:
— Посмотрите только, какое жалкое существо!
— И какое мокрое!
— Настоящая гадость!
— И откуда берутся такие заморыши?
— С реки, откуда! Я своими глазами видела, как оно перелетело через лодку и шлёпнулось прямо здесь.
— А мне показалось, оно с неба упало.
— Сам ты с неба упал!
— А что это там такое у него?
— Где?
— Да вон, торчит между лап.
— Хвост…
— Хвост? Таких хвостов не бывает!
— Нет, хвост: просто ему бревном его переехало…
— Вот бедняжка! Наверно, ему больно…
— Ещё бы. Тебе бы так хвост переехало!
Гневный писк, долетевший со стороны реки, прервал их болтовню:
— Заглохните, идиоты! Быстро все сюда!
У воды стоял мокрый Харчо. Рядом с ним на песке неподвижно лежал Кислый Батон. Он не дышал. Харчо только что вытащил его на берег.
— Наш вожак погиб, он утонул, — сказал Харчо. — Теперь я главный!
Крысы окружили утопленника и с интересом стали его рассматривать.
— Гляди, как у него живот раздуло, — воскликнул Одноухий. — Видать много воды наглотался!
— И пасть раскрыта, — сказала Брынза, жена Харчо. — А я и не знала, что у Кислого Батона почти все зубы дырявые.
— Он был стар, — ответил Харчо. — Молодая крыса не тонет. Ну, чего уставились? Делайте волокушу и тащите его в Красную Яму. Две молодые крысы тут же побежали за ивовыми ветками для волокуши. Когда кто-нибудь из шайки умирал, его укладывали на волокушу и тащили к Красной Яме — крысиному кладбищу. Там мертвого сородича сбрасывали на дно и оставляли на растерзание воронам. Крысы не чтили память своих предков.
После того, как с бывшим вожаком разделались, как полагается, снова вспомнили про необычного зверька, свалившегося к ним словно с неба.
— И эта вот гадкая, мокрая, сопливая тряпочка убила Кислого Батона? — с удивлением спросил Харчо, наклонившись к зверьку и обнюхав его с головы до кончика хвоста.
— Да, это он убил, я точно видел, — подтвердил Одноухий.
— Добавляй всегда «сыр», — неожиданно рявкнул Харчо, щёлкнув на него зубами. — Я теперь ваш вожак!
— Куда добавлять какой сыр? — удивился Одноухий.
Харчо подскочил к нему и, за непонятливость, укусил.
— В конце слов добавляй, дубина! Если ты говоришь: «Это он убил», то добавляй — «сыр». Понял?
— Понял! — Одноухий вытянул хвост стрункой. — А почему надо «сыр» добавлять?
— Дурак, так надо! Так всегда вожаку говорят, из уважения. Ясно?
— Ясно, сыр!
— Вот, теперь правильно. — Харчо довольно осклабился.
— А что с этим делать? — спросила Брынза, махнув хвостом на зверька. Заметив недовольство нового вожака, она с вызовом бросила: — Я никогда не буду говорить тебе «сыр», даже если ты загрызёшь меня до смерти. Я твоя жена!
Харчо щёлкнул зубами, но не стал с ней спорить.
— Его надо бросить в Красную Яму, — сказал он и укусил зверька за кончик хвоста.
Странный зверёк жалобно пискнул.
— Этот зверёныш сидел на бревне и лупил по воде вот этой своей лопатой, — сказал Харчо. — Поэтому бревно и неслось, как торпеда!
