Витауте Жилинскайте - Робот и бабочка
— Вот тебе и на! Собственного отца не признал?!… Взгляни — я только что кончил строить дом, в котором мы будем жить. И маму сюда привезем, когда она вернется с вечерней смены. Так прыгай же вниз, чего тянешь?
— Но… — снова бормочет растерянный мальчик… — Но… вы… ты… не оставишь меня тут больше одного?…
— Что ты, сынок, — смеется папа, и в его глазах столько доброты и любви, что в горле у мальчика встает комок.
— А скажи, папа, — он хочет спросить об одной важной, самой важной вещи, но очень смущается, — скажи, ты больше никогда не будешь водку…
— Не поминай мне этого слова! — с упреком говорит папа. — На оранжевой планете никогда не было и не будет этой гадости! Да и кого она может здесь интересовать, если всех ждет столько увлекательных дел. Ну-ка, смотри!
Он подходит к одному из домиков и приподнимает крышу. Внутри Ауримас видит столярную мастерскую: рубанки, пилы, молотки, разные станки — большие и маленькие. Тут можно не только выпиливать, но и какие угодно вещи делать: на полках лежат ящики с деталями автомобильчиков, самолетов, ракет, дирижаблей, а сколько всяких реек и планочек, сколько кирпичиков и кубиков… Захочешь — можно настоящий дворец построить!
— А здесь — корабли, — подходит папа ко второму домику. — Отсюда мы будем отправляться в дальние плаванья.
Только теперь Ауримас замечает неподалеку океан. По нему скользят белые паруса, над волнами парят чайки. А домик, около которого стоит сейчас папа, полон заготовками для строительства новых кораблей: и моторных яхт, и легких каноэ, и даже плота из папируса… В свободное время они с папой будут уходить в океан, доплывут до далеких островов, посетят другие материки и других мальчиков…
— До чего же здорово! — У Ауримаса даже дух захватывает.
— Так прыгай вниз, чего ты медлишь? Ведь здесь твой дом! — Папа протягивает руки, чтобы поймать сына в воздухе.
— Но, — не решается покинуть ракету Ауримас, — это точно, что мама сюда прилетит?
— А как же иначе? — уверяет папа. — Поспеши, сынок, мы еще должны вырастить куст роз, чтобы встретить маму с цветами.
«А на Земле, — думает мальчик, — папа никогда не дарил маме цветов…» И, откинув прочь сомнения, он открывает дверцу ракеты, приседает для прыжка, тянется к поднятым папиным ладоням, летит по воздуху и уже чувствует…
… Уже чувствует, что его обнимают теплые руки. Дверца ракеты распахнута, над ним склонилась мама. Она плачет и смеется, смеется и плачет.
— Ну и перепугал же ты меня, — говорит она. — Искала тебя, искала, все вокруг избегала, хорошо, догадалась сюда заглянуть. Ты почему спрятался? Что делал до полуночи?
Мальчик молчит, он не может прийти в себя: неужели, неужели все это было только сном?
— Мама, — говорит он, — зачем ты так скоро пришла? Разве не могла подождать еще немножко? Мы с папой уже начали выращивать для тебя розу…
Мама молчит. Потом глухо спрашивает:
— Где же это вы ее выращивали?
— Там, — показывает мальчик в небо. — На оранжевой планете…
ВПЕЧАТЛЕНИЯ МЫШКИ МАШКИ
Под полом старого дома, на самом бойком месте, где скрещиваются все мышиные дорожки, вывешен обгрызенный клочок бумаги. На нем яркими красными буквами начертано:
ВНИМАНИЕ!
КЛУБ ИНТЕРЕСНЫХ ВСТРЕЧ ПРИГЛАШАЕТ НА ВЕЧЕР.
МЫШКА МАШКА ПОДЕЛИТСЯ СВОИМИ ВПЕЧАТЛЕНИЯМИ О ПУТЕШЕСТВИИ В ТАИНСТВЕННУЮ СТРАНУ ПЫЛЕСОСИЮ.
ПОСЛЕ ВПЕЧАТЛЕНИЙ БУДЕМ РАЗУЧИВАТЬ НОВЫЙ ТАНЕЦ «ЧИКУ-РИКУ».
ВЕЧЕР СОСТОИТСЯ В НОРЕ КРЫСЫ БЕАТРИСЫ.
ПРАВЛЕНИЕ.
Конечно, собралось столько мышей, что не осталось местечка даже для блохи, хотя нора была огромна — на этот вечер правление Клуба интересных встреч за целую горсть гороха арендовало ее у крысы Беатрисы. Хозяйка норы, уже успевшая затолкать за щеки полученный горох, сидела тут же, у самой сцены: а вдруг эти дурочки мышки и впрямь что-нибудь интересное расскажут? Штук сто мышей, ожидая начала, нетерпеливо попискивали, перешучивались, хихикали, так что в норе было шумно и весело.
Наконец председатель Клуба Мудрый Мыш погремел сухой головкой мака и сказал:
— Прошу тишины.
Мыши замерли, повернули мордочки к сцене и навострили ушки.
— Сегодня, — начал председатель, — у нас в гостях известная путешественница мышка Машка, только что возвратившаяся из необычайного странствия в неизученную страну Пылесосию, о которой мы знаем лишь понаслышке, по сказкам и преданиям, зачастую, увы, далеким от действительности. И вот сейчас нам выпало счастье впервые узнать об этой стране от живой исследовательницы ее. Прошу вас на сцену, уважаемая путешественница, мы с нетерпением ждем вашего рассказа!
На сцену — это была коробка из-под макарон — важно забралась знаменитая мышка Машка с корзинкой сувениров, вывезенных ею из таинственной страны. Все сто мышей привстали на задние лапки, пытаясь рассмотреть хотя бы ручку этой корзинки, потому что огромная спина Беатрисы, устроившейся впереди всех, загораживала полсцены.
Мышка Машка подошла к стоящему посреди сцены круглому столику — катушке от ниток — и водрузила на него корзинку. Всем очень хотелось узнать, что же там, в этой корзинке, находится. Даже у крысы Беатрисы от любопытства отвисла челюсть и из зубастой пасти выкатилась дюжина еще неразжеванных горошин.
Однако больше всего поразил присутствующих сувенир, украшавший саму путешественницу. Нет, такой необыкновенной вещицы никто в жизни не видывал! Это была щеточка искусственных ресниц, приклеенная к веку правого Машкиного глаза. Второй такой щеточки у Машки, к сожалению, не было, поэтому спереди ее мордочка выглядела довольно смешно: один круглый черный глаз торчал, как у всех мышей, а другой будто прятался под густым опахалом. Однако когда мышка Машка поворачивалась к зрителям правым профилем, она становилась просто неотразимой. Крыса Беатриса даже зажмурилась, представив себе эту роскошь над своим безбровым, безресничным черным глазом — ох, ох, приятельницы крысы все коготки себе от зависти изгрызли бы!
— Ждем ваших впечатлений, — повторил Мудрый Мыш.
Мышка Машка кивнула, скрестила на груди лапки и скромно потупилась. Теперь ресницы, как веер, прикрыли ее правую щеку, и когда она захотела вновь глянуть в зал, веко оказалось не в силах поднять такую тяжесть, и мышке Машке пришлось открывать правый глаз лапкой.
— Итак, мои впечатления… — задумчиво начала она. — Скажу честно, впечатления мои… просто невозможно выразить!… Ах! — Она прищелкнула язычком. — Впечатлений так много, что я не нахожу слов… не знаю, с чего и начать…
— Коли не знаешь, так чего ж лезешь выступать? — хмыкнула Беатриса.
Мышки просто обомлели от ее грубости. Председатель Клуба совсем уж было собрался попросить грубиянку выйти вон, но как выгонишь, если она — хозяйка норы? Поэтому он промолчал, а щеточка ресниц над правым глазом мышки Машки задрожала от обиды, как крыло раненой птицы.
Наконец, после продолжительного неловкого молчания, нарушаемого лишь хрустом разгрызаемых Беатрисой горошин, мышка Машка взяла себя в руки, выпрямилась и грациозным жестом вновь подняла опустившуюся щеточку ресниц.
— Что ж, буду рассказывать по порядку, — кротким голоском, в котором еще слышались нотки обиды, проговорила она. — Мои впечатления начались поздним утром. В то памятное утро я и не предполагала, что меня ждет трудное и опасное путешествие. Я даже не успела еще сгрызть свою утреннюю шкварку, почистить шубку, помыть лапки, ничего не успела: все случилось так нелепо и так неожиданно, что у меня не хватает слов… то есть хватает, — спохватилась Машка, с опаской покосившись на крысу. — Началось это, когда я преспокойно дремала в гостиной за сервантом. И вдруг на меня со страшным ревом надвинулась огромная щетинистая пасть. Я и пискнуть не успела, как уже вниз головой неслась по длинному, узкому туннелю. Меня засосал ураганный ветер, который, сколько я знаю, участники дальних плаваний именуют не меньше, чем девятибалльным… Не помню, сколько времени продолжался этот мой ужасный полет — может, минуту, а может, целую неделю, однако в конце концов меня швырнуло на что-то твердое и я лишилась чувств. Когда очнулась, рев уже прекратился, вокруг царила жуткая звенящая тишина. Я поднялась, ощупала себя — все ли косточки целы, помассировала затекшие лапки и огляделась. Передо мной расстилались просторы неисследованной, таинственной страны Пылесосии, говоря по-научному, белое пятно на нашей мышиной карте… С дрожью в сердце подумала я, что до сих пор сюда не ступала еще ни одна мышиная нога, а если и ступала, то ее владелица не возвращалась обратно и ни с кем не делилась своими впечатлениями. При мысли об этом меня охватила торжественная дрожь и одновременно неутолимая и непреоборимая жажда приключений…
