Джордж Макдональд - Страна Северного Ветра
Но и это ещё не всё. Среди пассажиров судна находился жених мисс Коулман, и когда пришло известие о гибели судна и всех, кто был на борту, читатели могут не сомневаться, что потеря чудесного дома, и сада, и всей красивой мебели отступила для неё на второй план.
Конечно, неприятности коснулись не только семьи Коулманов. Люди не умеют страдать в одиночестве. Если человек старается скрыть причину своих страданий глубоко в сердце, чтобы никто ни о чём не знал, кроме него самого, — некоторым знакомы такие люди, — это поистине заслуживает уважения, потому что его боль не делает невыносимой жизнь близких. Но когда человек в погоне за богатством навлекает на себя денежные невзгоды, окружающим волей-неволей приходится делить с ним все тяготы. Подобно тому, как поваленный в ту же ночь старый вяз — мелкие неприятности словно решили дополнить крупные — сломал изящную беседку мисс Коулман, разорение мистера Коулмана разрушило спокойную жизнь небольшого семейства, обитавшего над конюшней. Алмаз ещё не настолько окреп, чтобы вернуться домой, а дома уже не стало. Мистер Коулман или его заимодавцы — я не уточнял детали — продали и дом, и экипажи, и лошадей, и мебель и всё остальное. Сам он с женой, дочерью и миссис Крамп перебрался жить в маленький домик в Хокстоне, где его никто не знал, и он мог спокойно ходить на службу в Сити. Ведь он был ещё не так стар, и надеялся вернуть утраченное богатство. Будем надеяться, что ему удастся вернуть ещё и честность, которая чуть было не улетучилась меж пальцев.
Вот так отец Алмаза остался без работы. Однако он гораздо легче мисс Коулман справился с бездельем. Он написал жене, что будет очень признателен её сестре, если они с Алмазом смогут у неё остаться, пока он не подыщет новое место. А джентльмен, купивший дом Коулманов, любезно позволил отцу Алмаза на время оставить у него их мебель.
Тётя Алмаза с радостью разрешила им с мамой пожить у неё какое-то время. Ведь мальчик и в самом деле был слишком слаб для переезда.
Когда Алмаз поправился настолько, что смог выходить на улицу, мама попросила мужа своей сестры — у него была маленькая повозка и свой пони — отвезти их погулять на пару часов к морю. Он всё равно отправлялся по делам в Рамсгейт и мог забрать их на обратном пути. Морской воздух пойдёт на пользу им обоим, сказала она, к тому же ей будет легче рассказать Алмазу о случившемся, если они останутся наедине.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
На побережье
лмаз с мамой устроились на жесткой траве, окаймлявшей песчаный берег. Солнце чуть клонилось к западу и больше не слепило глаза, если смотреть на восток. Легкий нежный ветер утешил и ободрил маму Алмаза, хоть она и не догадывалась, откуда пришло утешение. Впереди искрилось море, и каждая волна словно отвечала ослепительной радостью солнцу, чей величественный лик взирал из тишины голубого дома на своих играющих внизу детей. Берега по обе стороны закруглялись вовнутрь, образуя небольшую бухту. Здесь не было белых скал, что высились дальше к югу и к северу, и место выглядело довольно уныло, зато ничто не закрывало неба от Алмаза и его мамы. Вокруг не было ни домов, ни людей. Лишь сухой песок под ногами, да редкая жёсткая трава, которой с трудом удалось пробиться сквозь скудную почву.
— Ох-ох-ох! — вздохнула мама Алмаза. — Как печален этот мир!
— Разве? — отозвался мальчик. — Я не знал.
— Откуда тебе было знать, детка? О тебе всегда заботились с большой любовью.
— Ах да, — ответил Алмаз. — Прости! Я думал, о тебе тоже есть кому заботиться. Я думал, о тебе заботится папа. Обязательно его спрошу! Наверно, он просто позабыл.
— Ты мой славный мальчик! — сказала мама. — Твой отец — самый лучший человек на свете.
— А я что говорил! — торжествующе заявил Алмаз. — Я так и думал! Разве он плохо о тебе заботится?
— Нет, нет, что ты, — тут его мама расплакалась. — Только вот о нём-то кто позаботится? И как он станет заботиться о нас, когда ему самому нечего есть.
— Не может быть! — воскликнул мальчик. — У него нечего есть? Тогда мне нужно вернуться к нему.
— Нет, сынок, не волнуйся. Пока всё не так плохо. Но что с нами будет дальше, не знаю.
— Ты очень хочешь кушать, мамочка? Вон корзинка. Я думал, ты взяла с собой еду.
— Глупенький ты мой! Я не говорила, что хочу есть, — сквозь слёзы улыбнулась мама.
— Теперь я совсем ничего не понимаю, — произнёс мальчик. — Расскажи, что случилось.
— Алмаз, в этом мире иногда случается так, что людям приходится голодать.
— Тогда, наверно, эти люди долго в нём не остаются. Они… они — как это называется — они умирают, да?
— Да, умирают. Что ты на это скажешь?
— Не знаю. Я не пробовал. Но ведь там, куда они отправляются, им больше не придётся голодать.
— Вряд ли там кому-то вообще захочется есть, — с горечью заметила мама.
— Тогда всё в порядке, — отозвался Алмаз. Он не решился сказать вслух всё, о чём подумал в ту минуту.
— Да где ж в порядке? Бедняжка! Как мало ты знаешь о жизни. Мистер Коулман разорился, у твоего отца теперь нет работы, и нам скоро станет нечего есть.
— Ты точно это знаешь?
— Что именно?
— Что нам нечего будет есть.
— Нет, слава Богу! Надеюсь, до этого не дойдёт.
— Опять я тебя не понимаю, мамочка. В корзинке есть имбирный пряник.
— Пташка ты моя! Ты беззаботный, словно воробей, который клюёт зернышки и не думает о зиме, морозах и снеге.
— А, кажется, понимаю! Но птицы ведь как-то зимуют, правда?
— Не все. Некоторые погибают.
— Они бы всё равно когда-нибудь умерли. Всегда быть птицей неинтересно. Ты бы, мамочка, разве хотела?
«Ну что мне с ним делать!» — подумала мама, но промолчала.
— Да вот ещё, вспомнил, — продолжал Алмаз. — Папа рассказывал, когда мы с ним ходили в Эппинский лес, что шиповник, боярышник, остролист, — всё это птичьи амбары, где на зиму для них припасены ягоды.
— Конечно. Видишь, о птицах позаботились. Но для нас с тобой, сынок, таких амбаров не бывает.
— Совсем не бывает?
— Нет. Нам нужно зарабатывать на хлеб.
— Хорошо, пойдём зарабатывать, — произнёс мальчик, поднимаясь.
— Нам некуда идти. У нас нет работы.
— Тогда давай подождём.
— А так мы умрём с голоду.
— Нет. У нас же есть корзинка. Знаешь, мам, я думаю, наш амбар — это корзинка.
— Она слишком маленькая. И куда нам податься, когда она опустеет?
— К тётиному буфету, — тут же сообразил Алмаз.
— Нельзя же нам съесть все тётины припасы и оставить её умирать с голоду?
— Конечно, нет. Мы ещё раньше вернемся к папе. К тому времени он обязательно отыщет другой буфет.
— Откуда ты знаешь?
— А я и не знаю. Но у меня вот даже буфета не было, а еды было всегда вдоволь. Ты даже иногда говорила, что я чересчур много ем.
— Так это потому, что у меня был буфет для тебя, сынок.
— А когда в твоём еда закончилась, настало время тётиного.
— Так не может продолжаться всё время.
— Почему? Знаешь, мамочка, я думаю, где-то стоит большой-пребольшой буфет, а из него наполняются маленькие буфеты.
— Хорошо бы найти, где он стоит, — произнесла мама и надолго замолчала. Вряд ли Алмаз понял, о чём она думала, зато я знаю наверняка. Ей вспомнились слова, которые она услышала вчера в проповеди: не заботьтесь о том, что вам есть завтра, ибо чего не желаешь, того и потерять нельзя. Вот почему, не говоря больше ни слова, она достала из корзинки еду, и они с Алмазом пообедали.
Алмаз ел с большим аппетитом. Он сильно проголодался на свежем воздухе. К тому же он не тревожился, как мама, о том, что будет через неделю. После того, как мальчик провёл столько времени в Стране Северного Ветра безо всякой еды, он твёрдо понял, что еда не так уж важна в жизни, иногда люди могут прекрасно без неё обходиться.
Мама за обедом не произнесла почти ни слова. Потом они немного прогулялись, но Алмаз ещё не до конца окреп и быстро устал. Однако он и не думал капризничать. Он слишком радовался ветру и солнышку, чтобы жалеть о том, что не может порезвиться всласть. Мальчик лёг на песок, мама укутала его шалью, села подле сына и достала рукоделие. Но Алмаза клонило в сон, он отвернулся и сонно посмотрел на песчаный берег. Невдалеке что-то шевелилось на ветру.
— Что там такое, мамочка? — спросил мальчик.
— Какой-то обрывок бумаги, — ответила та.
— Он вроде больше обрывка, — заметил Алмаз.
— Хочешь, схожу посмотрю? — предложила мама. — Глаза-то у меня уже не те, что раньше.
Она поднялась, подошла поближе и увидела, что оба они отчасти были правы — в песке лежала тоненькая книжка. Её почти засыпало, но несколько страниц ещё шелестели на ветру. Мама подняла книгу и принесла Алмазу.
— Что там, мама? — спросил мальчик.
— Кажется, детские стихи, — ответила та.
