Туве Янссон - Мемуары папы Муми-тролля
Подумав, я все-таки решил, что это, казалось бы, не очень-то приятное чувство, на самом деле косвенно свидетельствует о моем скрытом таланте. И еще я заметил: если я впадаю в меланхолию, если начинаю вздыхать, уставясь в морскую даль, это мне явно доставляет некоторое удовольствие. Мне становится жалко себя, а это так приятно.
Пребывая в столь нехорошем настроении, я с помощью инструментов Фредриксона рассеянно начал кое-что переделывать в навигационной каюте, используя выброшенные на берег обломки реек. Мне казалось, что для дома она слишком тесная.
Это была печальная, но важная для моего развития неделя. Я забивал гвозди и размышлял, пилил и размышлял, но ни одной гениальной идеи не родилось в моей голове.
Ночь со среды на четверг выдалась тихая и светлая. На небе сияла полная луна. Все замерло. Даже подданным Самодержца надоело кричать «ура!» и пускать фейерверки. Я достроил лестницу, ведущую на верхний этаж, и сидел у окна, положив мордочку на лапы. Стояла такая тишина, что было слышно, как мохнатые ночные бабочки чистят свои крылышки.
И тут я увидел на песчаном берегу маленькое белое существо. При первом взгляде я решил, что это хатифнатт. Но когда, скользя, оно приблизилось, шерсть у меня на затылке встала дыбом. Существо было прозрачное. Сквозь него я отчетливо различал камни, потому что оно просвечивало насквозь и не имело тени! Если добавить, что это нечто было закутано во что-то похожее на тончайшую белую занавеску, то каждому станет яснее ясного, что это было привидение.
Я взволнованно поднялся. Заперта ли входная дверь? Может быть, привидение захочет пройти сквозь нее… Куда же мне спрятаться? Заскрипела наружная дверь. Холодный ветерок взметнулся и подул мне в затылок.
Теперь, вспоминая об этом, я не уверен, что так уж испугался, наверное, просто решил быть как можно осторожнее. Поэтому я заполз под кровать и стал ждать. Чуть погодя заскрипела лестница. Один раз скрипнула, второй… Я знал, что у лестницы девять ступенек (эту лестницу было ужасно тяжело делать, она была винтовая). Я сосчитал до девяти. Потом стало совсем тихо, и я подумал: «Теперь Оно стоит за дверью…»
* * *На этом Муми-папа сделал эффектную паузу.
– Снифф, – сказал он, – подкрути-ка фитиль керосиновой лампы. Подумать только, когда я читаю про ночь с привидениями, лапы у меня становятся совершенно мокрыми!
– Кто-то что-то сказал? – пробормотал Снифф, проснувшись.
Папа Муми-тролля осуждающе взглянул на Сниффа:
– Да нет, ничего. Просто я читал свои мемуары.
– Про привидение – это хорошо, – одобрил Муми-тролль. Он лежал, натянув одеяло до ушей. – А про печальное настроение, по-моему, лишнее. Получается слишком длинно.
– Длинно? – обиделся папа. – Что ты называешь длинным? В мемуарах должно быть описание печальных чувств. Во всех мемуарах это есть. Я пережил кризис.
– Что пережил? – не понял Снифф.
– Мне было ужасно плохо, – немного сердясь, объяснял папа. – Я был так несчастлив, что даже не заметил, как построил двухэтажный дом!
– А были яблоки на яблоне Юксаре? – спросил Снусмумрик.
– Нет, – отрезал папа и, поднявшись, захлопнул тетрадь в клеенчатой обложке.
– Послушай, папа, – сказал Муми-тролль, – про привидение действительно ужасно интересно.
Но папа уже спустился в гостиную – бывшую навигационную каюту – и уставился на барометр-анероид, который по-прежнему висел над комодом.
«Что же тогда сказал Фредриксон, увидев мой дом? „Надо же, что ты смастерил! Надежная защита“. Но другие-то и не заметили, что дом стал выше! Может, и вправду надо сократить главу о чувствах? Может, она и впрямь глупая и вовсе не занимательная? Может, и вся книга глупая?»
– Никак ты сидишь в темноте? – удивилась Муми-мама, открывая кухонную дверь.
– Мне кажется, глава о переживаниях моей юности нелепая, – сказал папа.
– Ты говоришь про начало шестой главы? – уточнила мама.
Папа что-то пробормотал.
– Это одно из лучших мест во всей книге, – твердо сказала Муми-мама. – У тебя получается гораздо правдивее, когда ты перестаешь хвастаться. Детишки слишком малы, чтобы понять это. Я принесла тебе бутерброды на ночь. Ну, пока.
Она пошла наверх. Лестница проскрипела точно, как тогда, – девять раз. Но эта лестница была сделана гораздо прочнее, чем старая…
Папа съел один бутерброд. Потом еще один. Потом тоже поднялся наверх, чтобы читать продолжение Муми-троллю, Снусмумрику и Сниффу.
* * *Щель в дверях чуть расширилась, и маленький белый дымок влетел в комнату. Свернувшись в кольцо, он таращил два белых мигающих глаза – из своего укрытия под кроватью я это видел совершенно отчетливо.
«Это и в самом деле привидение», – сказал я себе. (Во всяком случае, смотреть на него было не так страшно, как слушать скрип на лестнице.) В комнате стало холодно, как во всех рассказах о привидениях, из всех углов дуло, и привидение вдруг чихнуло.
Дорогие читатели, не знаю, как бы вы к этому чиху отнеслись, но я из-за чихания начал относиться к привидению с меньшим уважением; я выполз из-под кровати (между прочим, привидение уже и так заметило меня) и сказал, впрочем, очень вежливо:
– Будьте здоровы!
– Сам будь здоров, – сердито буркнуло привидение. – Призраки ущелий скулят, как бродячие псы, в такую мрачную злосчастную ночь!
– Не могу ли я вам чем-нибудь помочь? – спросил я.
– В такую злосчастную ночь, – угрюмо продолжало привидение, – скрипят забытые кости на морском берегу.
– Чьи кости?
– Забытые кости, – отвечало привидение. – Бледно-желтый ужас скалит зубы над заклятым островом. Берегитесь, смертные, я вернусь в пятницу, тринадцатого, сего месяца.
Тут привидение распрямилось и, бросив на меня устрашающий взгляд, улетело через полураскрытую дверь, но прежде ударилось макушкой о притолоку и крикнуло: «Ой! Гоп-ля-ля!» Потом скользнуло вниз по лестнице, вылетело на лунный свет и трижды издало вой, будто гиена. Но все это уже не произвело на меня сильного впечатления.
Увидев, как привидение растворилось в вечерней мгле, я расхохотался. Теперь-то у меня есть сюрприз для колонистов! Теперь я могу совершить такое, на что никто не осмелится!
В пятницу, тринадцатого, незадолго до полуночи я повел колонистов на берег моря. Их ждал там приготовленный мной скромный ужин: суп, хрустящие хлебцы и апельсиновый сок (на всех перекрестках стояли бочки с соком, и каждый мог наливать себе сколько хочет). На фарфоровой посуде я нарисовал черным велосипедным лаком скрещенные кости.
– Ты мог бы взять у меня немножко красной краски, – сказал Шнырек, – или желтой и голубой. Извини, конечно, но так было бы веселее.
– Но я не собирался делать веселее, – сдержанно отвечал я. – Сегодня ночью вы увидите здесь такие страшные вещи, что и представить себе нельзя. Будьте готовы ко всему.
Юксаре сказал, глядя в тарелку:
– По вкусу напоминает уху. Какая это рыба? Плотва?
– Морковь, – отрезал я. – Ешь! Ты считаешь, что привидения – это что-то совсем обыкновенное?
– А… Так вот оно что. Ты будешь рассказывать истории про привидения?
– Я обожаю про привидения, – заахала Мюмла. – Мама по вечерам всегда рассказывает нам страшные истории и под конец сама так пугается, что мы пол-ночи ее успокаиваем. А с моим дядей по материнской линии бывает еще хуже. Один раз…
– Я говорю совершенно серьезно, – перебил я ее сердито. – Рассказывать про привидения?.. Клянусь своим хвостом! Я покажу вам привидение! Настоящее! Интересно, что вы тогда скажете? – И я победоносно посмотрел на них.
Мюмла захлопала, а Шнырек со слезами на глазах прошептал:
– Миленький тролль, не надо!
– Ну ради тебя вызову очень маленькое привидение, – успокоил я его.
Юксаре перестал есть и уставился на меня с удивлением, я бы даже сказал, с восхищением! Я достиг цели: спас свою репутацию и свой авторитет! Но, дорогие читатели, вы можете представить себе волнение, охватившее меня перед тем, как часы пробили двенадцать? Вернется ли привидение? Будет ли оно достаточно устрашающим? А вдруг начнет чихать, болтать всякую чепуху и испортит всю затею?
Типичная черта моего характера – любой ценой произвести впечатление на окружающих: вызвать восторг, сострадание, страх или любые другие сильные чувства. Возможно, это происходит оттого, что в детстве меня никто не понимал.
Когда полночь приблизилась, я вскарабкался на утес, поднял мордочку к луне и принялся делать магические жесты лапами и издавать такой вой, который должен был пронять всех до мозга костей. Иными словами – я вызывал привидение.
Колонисты сидели как зачарованные, лишь в ясных глазах Юксаре я увидел иронию и искорку недоверия. Я и сегодня чувствую глубокое удовлетворение от того, что произвел-таки впечатление на Юксаре. Привидение явилось! Оно и в самом деле было прозрачное, без тени, и тут же начало завывать о забытых костях и ужасах из ущелья.
