Роальд Даль - Чарли и Шоколадная фабрика
— В Соковыжимальный Цех? — закричала миссис Борегард. — Что они собираются там с ней делать?
— Ее нужно сейчас же отжать, — сказал мистер Уонка. — Выжать из нее весь сок, а там посмотрим, что получится. Не стоит беспокоиться, дорогая миссис Борегард! Как бы то ни было, мы приведем в порядок вашу дочь! Честное слово, мне очень жаль, что так вышло…
Десять симпатимпасов, как бочку, покатили огромную ягоду по полу через весь Цех Изобретений к двери, выходящей на шоколадную реку, где ждала розовая шлюпка, и мистер и миссис Борегард поспешили за ними. Все остальные (и в том числе Чарли Баккет и дедушка Джо) молча смотрели им вслед.
— Ты слышишь, дедушка? — прошептал Чарли, — Симпатимпасы там в шлюпке что-то поют!
И действительно, снаружи раздавался стройный многоголосый хор. Слова были слышны вполне отчетливо:
— Не может быть сомненья даже,
Что в мире нет явленья гаже,
Чем юная особа та,
Что месяцами изо рта
Не вынимает жвачки (это
Сравниться может в мненье света
Лишь с ковырянием в носу,
Что губит девичью красу
Под корень). Нам известно точно:
Все, кто привержен сей порочной
Привычке, будут в некий срок
Наказаны за свой порок.
Как не пошла она во благо
Известной всем мадам Жеваго,
Что набивала жвачкой рот
Буквально сутки напролет.
Она жевала дома в ванной,
В гостях на вечеринке званой,
В такси и даже — стыд и срам! —
Входила с жвачкой в Божий храм.
А если у нее в заначке
Не оставалось больше жвачки,
Она жевала все, что под
Руку ей только попадет
(Причем с отменным аппетитом):
Куски линолеума, битум,
Чужое нижнее белье
(Но почему-то не свое),
Покрышки от автомашины
И нос любимого мужчины.
На протяженье многих лет
Тянулся этот жвачный бред,
Пока не завершился самой
Что ни на есть кровавой драмой:
Уже сгустилась ночи мгла,
Когда в постель свою легла
Мадам Жеваго. Для начала
Она немного почитала,
Жуя в кровати (даже там!),
Как заводной гиппопотам.
Потом, сжевав четыре пачки
И выплюнув остаток жвачки
На позолоченный поднос,
Она, уткнув в подушку нос
И отсчитав два-три десятка
Овец, уснула сладко-сладко.
Но что за чудо! Спит мадам,
А тренированным зубам
Ее не спится ни в какую —
Они молотят вхолостую!
Остановиться им невмочь.
Представьте лишь: глухая ночь,
И с жутким звуком плотоядным
В кромешном мраке непроглядном
Жует невидимая пасть:
«Хрясть-хрясть-хрясть-хрясть!
Хрясть-хрясть-хрясть-хрясть!»
И вдруг, застыв на миг короткий,
Огромная раскрылась глотка
И, лязгнув как стальная дверь,
Язык свой собственный на две
Перекусила половинки!..
Вот так из-за любви к резинке
Осталась навсегда немой
(Благодаря себе самой)
Мадам Жеваго и отныне
Была помещена родными
В приют для потерявших речь.
Вот почему предостеречь
Хотели б мы мисс Виолетту,
Чтоб не пришлось ей участь эту
Же разделить. Ведь, ей-же-ей,
Еще совсем не поздно ей
Решиться жизнь начать сначала!
Хотя надежд на это мало.
22. ПО КОРИДОРУ
— Ну что ж, — вздохнул мистер Уонка, — на двух непослушных детей стало меньше. Будем надеяться, что осталось трое послушных. Но я все-таки думаю, что нам стоит от греха подальше уйти из этого цеха, а то мы потеряем кого-нибудь еще.
— Но мистер Уонка, — с тревогой спросил Чарли Баккет, — что же будет с Виолеттой Борегард? Неужели она навсегда останется черникой?
— Ее выжмут в два счета! — торжественно заявил мистер Уонка. — Закатят в соковыжималку, и все будет в лучшем виде!
— Но она по-прежнему останется синей с головы до пят? — спросил Чарли.
— Не синей, а фиолетовой! — воскликнул мистер Уонка. — Прекрасный, густой фиолетовый цвет! Ничего не поделаешь — так бывает с теми скверными детьми, что жуют жвачку целыми днями!
— Если вы считаете, что жевать резинку так плохо, то почему вы сами делаете ее на своей фабрике? — спросил Майк Телик.
— Что ты там бормочешь себе под нос? — проговорил мистер Уонка. — Ни слова не могу разобрать! Но пора идти! У нас мало времени. За мной!
С этими словами мистер Уонка прошмыгнул в дальний угол Цеха Изобретений и юркнул в маленькую потайную дверцу, упрятанную за печами и трубами. Трое оставшихся детей — Верука Солт, Майк Телик и Чарли Баккет — и пятеро оставшихся взрослых поспешили за ним.
Чарли увидел, что они снова оказались в одном из прежних розовых коридоров, от которого ответвлялись во все стороны другие такие же розовые коридоры. Мистер Уонка быстро шагал впереди всех, поворачивая то направо, то налево.
— Держись крепче за руку, Чарли! — сказал дедушка Джо. — Не дай Бог здесь потеряться!
— У нас нет больше времени валять дурака, — говорил на ходу мистер Уонка. — Такими темпами мы ничего не успеем!
Он еще быстрей устремился по бесконечным розовым коридорам. Его лоснящийся черный цилиндр сверкал впереди, как маяк, а фалды его бархатного фрака развевались на ветру, словно знамя.
Они миновали какую-то дверь в стене.
— Дальше! — прокричал мистер Уонка. — Шире шаг! Шире шаг!
Компания миновала еще одну дверь, потом еще и еще. Теперь двери в коридоре попадались уже буквально через каждые двадцать шагов и на каждой из них была своя надпись. Вдобавок из-за некоторых дверей раздавались какие-то непонятные звуки, из-за других через замочные скважины доносились изысканные запахи, а из-под третьих сквозь щели внизу вырывались облачки дыма.
Хотя дедушке Джо и Чарли Баккету приходилось чуть ли не бежать, чтобы не отстать от мистера Уонка, они успевали прочесть надписи на дверях. На одной было написано: СЪЕДОБНЫЕ ЗЕФИРНЫЕ ПОДУШКИ.
— Съедобные подушки просто великолепны! — кричал на ходу мистер Уонка. — Когда я пущу их в продажу, их будут с руками отрывать! Но некогда останавливаться! Нет времени!
ЛИЖУЩИЕСЯ ОБОИ ДЛЯ ДЕТСКИХ КОМНАТ — гласила надпись над следующей дверью.
— Отличная штука эти лижущиеся обои! — воскликнул мистер Уонка, пробегая мимо. — На них нарисованы разные фрукты: бананы, яблоки, апельсины, виноград, клубника, улыбника…
— Улыбника? — удивился Майк Телик.
— Не перебивай меня! — заявил мистер Уонка. — Так вот, на обоях нарисованы все эти фрукты, и если полизать изображение банана, то почувствуешь вкус банана, а если полизать изображение клубники, то почувствуешь вкус клубники. А если полизать изображение улыбники, то почувствуешь вкус самой настоящей улыбники…
— А какой у нее вкус? — спросил Майк Телик.
— У тебя опять каша во рту, — сказал мистер Уонка. — Следующий раз спрашивай разборчивей. Но идем дальше! Мы опаздываем!
ГОРЯЧЕЕ МОРОЖЕНОЕ ДЛЯ ХОЛОДНОЙ ПОГОДЫ — было написано над следующей дверью.
— Чрезвычайно полезная вещь в зимних условиях, — проговорил мистер Уонка, не сбавляя шага. — Очень согревает в холода! Кроме того, я делаю из этого мороженого специальные кубики, чтобы класть их в горячие напитки. От горячего мороженого горячие напитки становятся еще горячей.
КОРОВЫ, ДАЮЩИЕ ШОКОЛАДНОЕ МОЛОКО — гласила следующая надпись.
— Ах, мои миленькие коровки! — умильно воскликнул мистер Уонка. — Как же я их люблю!
— Но почему нам нельзя на них посмотреть? — спросила Верука Солт.
— Почему мы должны бежать сломя голову и не останавливаемся в таких интересных комнатах?
— Мы остановимся там, где нужно! — выкрикнул мистер Уонка. — Имей хоть каплю терпения!
ОКРЫЛЯЮЩИЕ ГАЗИРОВАННЫЕ НАПИТКИ — значилось над очередной дверью.
— Это просто чудо! — воскликнул мистер Уонка. — В пузырьках этих напитков содержится специальный газ, который обладает такой зверской подъемной силой, что, когда он наполняет ваш желудок, вы начинаете подниматься вверх, как воздушный шарик, пока не упретесь головой в потолок — и остаетесь висеть там.
— А как же после этого спуститься вниз? — спросил Чарли.
— Естественно, надо рыгнуть, — ответил мистер Уонка — Грубо, вульгарно, от души рыгнуть. Газ выйдет наружу, а вы опуститесь вниз. Только ни в коем случае не пейте этих напитков на улице! Неизвестно, как высоко вы тогда улетите. Один раз я на заднем дворе дал этот напиток одному престарелому симпатимпасу, так он начал подниматься, и поднимался, пока не скрылся из виду. Увы, с, тех пор я больше его не видел.
— Ему надо было рыгнуть, — сказал Чарли.
