Диана Джонс - Воздушный замок
Разбойники, открывшие бутылку, в мгновение ока исчезли без следа. Пробка и бутылка упали наземь, отчего джинна отнесло в сторону. Из синего тумана выползли две большие жабы и принялись оглядываться, словно бы в изумлении. Джинн медленно и туманно выпрямился и воспарил над бутылкой, сложив дымные руки на груди, и на туманном лице у него застыло выражение истовой ненависти.
К этому времени все уже убежали, кроме Кабула Акбы и Абдуллы: Абдулла остался на месте потому, что в оковах не мог пошевелиться, а Кабул Акба — потому, что неожиданно оказался человеком бесспорно отважным. Джинн сердито уставился на них.
— Я раб бутылки, — объявил он. — И хотя вся эта затея вызывает у меня глубочайшее отвращение, вынужден сообщить, что владелец бутылки имеет право на одно желание ежедневно, и я обязан его удовлетворять. — И грозно добавил: — Каково будет ваше желание?
— Я… — начал Абдулла. Кабул Акба мгновенно закрыл ему рот ладонью.
— Желаю здесь я, — сказал он. — И прошу это твёрдо усвоить, о джинн!
— Слышу, — отозвался джинн. — Что за желание?
— Минуточку, — ответил Кабул Акба. Он прижал губы к уху Абдуллы. Дух у него изо рта был даже хуже, чем дух от его ладони, хотя ни то ни другое не шло ни в какое сравнение с псом Джамала. — Что ж, Волшебник, — зашептал бандит, — ты доказал, что знаешь, о чём говоришь. Посоветуй мне, чего пожелать, и я верну тебе свободу и сделаю почётным членом нашей банды. Но если попробуешь пожелать чего-нибудь сам — я тебя убью. Понятно? — Он приставил дуло пистолета к голове Абдуллы и отнял руку от его рта. — Чего же мне пожелать?
— Что ж, — сказал Абдулла, — самым мудрым и добросердечным было бы пожелать, чтобы двое твоих подчинённых превратились обратно в людей.
Кабул Акба удивлённо глянул на жаб. Они растерянно ползали по илистому берегу озерца, раздумывая, по всей видимости, умеют ли они плавать.
— Пустая трата желания, — заявил он. — Подумай ещё.
Абдулла рылся в памяти в поисках того, что больше всего понравится главарю шайки разбойников.
— Само собой, ты вправе потребовать безбрежных богатств, — протянул он, — но тогда тебе нужно будет возить деньги за собой, так что сначала, вероятно, стоит пожелать табун крепких верблюдов. И эти сокровища надо будет охранять. В таком случае первым твоим желанием может стать партия прославленного северного оружия, однако…
— Так чего мне желать? — настаивал Кабул Акба. — Скорее. Джинн теряет терпение.
Это была правда. Конечно, ногами джинн не топал, поскольку ног у него не было и топать было нечем, но в туманном тёмно-синем лице появился явный намёк на то, что стоит ему подождать ещё немного — и в озерце станет двумя жабами больше.
Необычайно кратких размышлений оказалось довольно, чтобы убедить Абдуллу: оковы оковами, но если он станет жабой, жизнь его изрядно ухудшится.
— Почему бы не пожелать пиршества? — запинаясь, предположил он.
— Так-то лучше! — пробурчал Кабул Акба. Он хлопнул Абдуллу по плечу и живо вскочил на ноги. — Хочу роскошный пир, — объявил он.
Джинн поклонился — словно пламя свечи на сквозняке.
— Исполнено, — кисло ответил он. — И пусть эта пища пойдёт вам на пользу. — А сам осторожно влился обратно в бутылку.
Пир был роскошнее некуда. Яства появились едва ли не в тот же миг: они с глуховатым хлопаньем возникли на длинном столе под полосатым навесом от солнца, а вместе с ними возникли и ливрейные рабы — прислуживать пирующим. Прочие разбойники довольно быстро преодолели страх и примчались назад, чтобы расположиться на подушках, вкусить изысканных блюд с золотых тарелок и орать на рабов: «Ещё, ещё, ещё!». Когда Абдулле представилась возможность перемолвиться словечком с кем-то из прислужников, оказалось, что это рабы самого Султана Занзибского и блюда тоже предназначались Султану.
При этом известии Абдулле стало пусть чуточку, но легче. Во время пира он оставался в оковах, привязанный к оказавшейся поблизости пальме. Хотя ничего другого от Кабула Акбы ожидать не стоило, всё равно Абдулле приходилось тяжко. Одна радость — иногда Кабул Акба вспоминал о нём и царственным мановением руки посылал к нему раба с золотым блюдом или кувшином вина.
Ибо яств было много. То и дело снова раздавалось приглушённое «оп» и появлялась следующая перемена, которую приносила очередная партия ошарашенных рабов, а иногда прибывали потрясённые музыканты или отборные вина из султанских погребов на изукрашенных самоцветами передвижных столиках. Когда Кабул Акба посылал к Абдулле рабов, всякий раз оказывалось, что они весьма словоохотливы.
— По правде говоря, о благородный пленник царя пустыни, — сказал один из них, — когда первая и вторая перемены исчезли столь таинственным образом, Султан был очень недоволен. Перед третьей переменой, в которую входил и этот жареный павлин, что у меня на блюде, Султан приказал приставить к нам по дороге с кухни стражу из наёмников-северян, но у самой двери пиршественного зала мы были похищены прямо у них из-под носа и тут же оказались в этом оазисе, а не во дворце.
Наверное, подумал Абдулла, Султану хочется есть всё сильнее и сильнее.
Затем появилась стайка девушек-танцовщиц — их тоже похитили. Что наверняка разъярило Султана ещё больше. Танцовщицы навеяли на Абдуллу меланхолию. Он подумал о Цветке-в-Ночи — она была вдвое красивей любой из этих девушек — и на глаза ему навернулись слёзы. Веселье вокруг стола разгоралось, а две жабы сидели на мелководье у бережка и скорбно квакали. Всё происходящее нравилось им едва ли больше, чем Абдулле.
Когда спустилась ночь, рабы, музыканты и танцовщицы разом исчезли, однако остатки еды и вина никуда не делись. Разбойники к тому времени наелись до отвала и набили себе брюхо ещё раз. По большей части они уснули, где сидели. Но Кабул Акба, к большой досаде Абдуллы, поднялся — несколько нетвёрдо — и прибрал бутылку с джинном, вытащив её из-под стола. Он проверил, заткнута ли она. Затем он, пошатываясь, побрёл к ковру-самолёту и улёгся на него с бутылкой в руке. Заснул он почти сразу.
Абдулла сидел, прислонясь к пальме, и тревожился всё сильнее. Если джинн вернул похищенных рабов в Занзибский дворец — а, судя по всему, так оно и было — то сейчас кто-то задаёт им гневные вопросы. Все они расскажут одну и ту же историю о том, как прислуживали шайке грабителей, а прекрасно одетый молодой человек в цепях сидел у пальмы и наблюдал за ними. Султан сложит два и два. Он же не дурак. И может статься, уже сейчас отряд солдат на беговых верблюдах отправился прочёсывать пустыню в поисках некоего маленького оазиса.
Но больше всего Абдуллу тревожило даже не это. На спящего Кабула Акбу он смотрел с ещё большим беспокойством. Абдулла понимал, что вот-вот лишится ковра-самолёта, а заодно и необычайно полезного джинна.
И в самом деле, полчаса спустя Кабул Акба перекатился на спину и рот у него открылся. И, как и пёс Джамала, как и сам Абдулла (только не может же быть, чтобы у Абдуллы получалось так громко!), Кабул Акба издал оглушительный скрежещущий храп. Ковёр дрогнул. В свете восходящей луны Абдулла ясно видел, как ковёр поднялся примерно на фут от земли и завис, выжидая. Абдулла сделал заключение, что ковёр занят расшифровкой сна, который сейчас видит Кабул Акба. Что может сниться главарю разбойников, Абдулла не имел представления, однако ковёр, судя по всему, это знал. Он взмыл в воздух и полетел.
Абдулла проводил взглядом ковёр, плавно скользящий над верхушками пальм, и предпринял последнюю попытку вразумить его.
— О несчастнейший ковёр! — тихонько окликнул он. — Я бы обращался с тобой куда как любезней!
Возможно, ковёр его услышал. А возможно, так вышло случайно. Только вдруг что-то округлое, слабо поблёскивая, перекатилось через край ковра и с негромким «тум» упало на песок в нескольких футах от Абдуллы. Это была бутылка с джинном. Абдулла поспешно потянулся к ней, стараясь при этом не слишком брякать и звякать цепями, и утащил бутылку в укромное местечко между собственной спиной и пальмовым стволом. И стал сидеть и ждать утра, чувствуя, что надежды у него изрядно прибавилось.
Глава восьмая,
в которой мечты Абдуллы продолжают сбываться
Едва солнце окрасило песчаные дюны бело-розовым светом, Абдулла вытащил пробку из бутылки с джинном.
Из горлышка заструился пар, забил струёй и взмыл вверх, приняв сине-лиловые очертания джинна, вид у которого был ещё более сердитый, чем раньше, если это вообще было возможно.
— Я сказал — одно желание в день! — провозгласил голос, подобный вою ветра.
— Да-да, но настал новый день, о сине-сиреневое сиятельство, а я твой новый владелец, — сказал Абдулла. — И желание у меня очень простое. Хочу, чтобы эти оковы исчезли.
— Стоило тратить желание на подобные пустяки! — презрительно бросил джинн и быстренько скрылся в бутылке.
