Диана Джонс - Воздушный замок
— Друг мой, — сказал ему Абдулла, — возможно ли, чтобы тебе снился я и то, как я отдал тебе львиную долю моего завтрака?
Пёс услышал его во сне. Он громко всхрапнул и пробудился. Как и подобает псу, он не стал тратить время на то, чтобы выяснить, как же он попал в эту странную темницу. Пёс повёл носом и учуял Абдуллу. Он с восторженным взвизгом вскочил, поставил лапы на оковы на груди Абдуллы и радостно вылизал ему лицо.
Абдулла рассмеялся и завертел головой, уворачиваясь от кальмарного дыхания пса. Он тоже был страшно рад встрече со старым другом.
— Так ты действительно видел меня во сне! — воскликнул он. — Друг мой, я устрою так, что тебе каждый день будут давать ведро кальмаров! Ты спас мне жизнь — и не только мне, но, вероятно, и Цветку-в-Ночи!
Когда собачьи восторги немного поутихли, Абдулла принялся ёрзать в оковах и кататься по полу, пока ему не удалось лечь на ковёр, опершись на локоть. Он глубоко вздохнул. Спасён!
— Иди сюда, — позвал он пса. — Полезай ко мне на ковёр.
Однако пёс обнаружил в углу темницы запах, неоспоримо свидетельствовавший о присутствии крысы. Он с взволнованным сопеньем побежал по следу. При каждом звуке этого сопенья ковёр под Абдуллой вздрагивал. Тут Абдулла и получил ответ на свой вопрос.
— Иди сюда, — снова позвал он пса. — Если я оставлю тебя здесь, тебя найдут, когда придут меня допрашивать, и решат, будто я превратился в собаку. Тогда тебя ждёт моя горестная судьба. А ведь ты пригнал мне ковёр и открыл тайну — не могу же я допустить, чтобы тебя посадили на сорокафутовый кол!
Пёс уткнулся носом в угол. Абдуллу он не слушал. Тут Абдулла уловил топот ног и звон ключей — он распознал их даже сквозь толстые стены темницы. Он бросил уговаривать пса и лёг на ковёр плашмя.
— Давай, малыш! — сказал он. — Лизни-ка меня в лицо!
Это пёс понял. Он выскочил из угла, прыгнул Абдулле на грудь и принялся выполнять просьбу.
— Ковёр, — прошептал Абдулла, уворачиваясь от проворного языка. — На Базар, только не приземляйся. Остановись в воздухе у жаровни Джамала.
Ковёр поднялся, метнулся в сторону — и вовремя. В двери темницы заскрежетали ключи. Абдулла так и не узнал, как же ковру удалось покинуть подземелье, потому что пёс всё лизал ему лицо и пришлось держать глаза закрытыми. Он почувствовал, как по нему пробежала влажная тень — наверное, это было, когда они пролетали сквозь стену — а потом увидел яркий солнечный свет. От света пёс удивлённо поднял морду. Абдулла покосился вбок, поверх цепей, и увидел высившуюся прямо перед ними неприступную стену, которая плавно ушла вниз, когда ковёр её перелетел. Затем последовала череда башен и крыш, прекрасно Абдулле знакомых, хотя видел он их лишь однажды и ночью. А после этого ковёр спланировал вниз к самому краю Базара. Ведь дворец Султана находился всего в пяти минутах ходьбы от палатки Абдуллы.
Показалась жаровня Джамала, а рядом — покосившаяся палатка Абдуллы, вокруг которой прямо на земле валялись ковры. Солдаты явно искали здесь Цветок-в-Ночи. Джамал, уронив голову на руки, дремал между большим булькающим котлом кальмаров и дымящимся мангалом с шашлыками. Он поднял голову и остолбенел при виде ковра, висевшего в воздухе прямо перед ним.
— Вниз, малыш! — скомандовал Абдулла. — Джамал, позови пса!
Джамал, очевидно, был крепко напуган. Ещё бы — если твоя жаровня оказалась по соседству с палаткой человека, которого Султан намерен посадить на кол, ничего хорошего это не сулит. Джамал онемел. Поскольку пёс не обращал на них обоих никакого внимания, Абдулле пришлось собраться с силами и усесться, брякая, звякая и обливаясь потом. При этом он спихнул пса. Пёс спрыгнул прямо на прилавок Джамала и тот рассеянно взял его на руки.
— Что же мне делать? — спросил он, не сводя глаз с цепей. — Привести тебе кузнеца?
Такое проявление дружбы со стороны Джамала Абдуллу очень тронуло. Однако, усевшись, он увидел, что делается между палатками. Он разглядел подошвы улепётывающих ног и развевающиеся одежды. Судя по всему, какой-то торговец спешил позвать Стражу — хотя в бегущей фигуре было нечто, сильно напоминавшее Абдулле Ассифа.
— Нет, — сказал Абдулла. — Некогда. — И со звоном вытянул левую ногу поближе к краю ковра. — Сделай лучше вот что. Положи руку на вышивку у меня над левой щиколоткой.
Джамал послушно вытянул смуглую руку и очень осторожно потрогал вышивку.
— Это что, колдовство? — нервно спросил он.
— Нет, — отвечал Абдулла. — Потайной карман. Сунь туда руку и достань деньги.
Джамал ничего не понял, однако его пальцы как-то сами собой ощупали щиколотку Абдуллы, забрались в карман и вытащили оттуда полный кулак денег.
— Да тут целое состояние, — прошептал он. — А что, на это можно купить тебе свободу?
— Нет, не мне, — возразил Абдулла. — Тебе! За тобой и твоим псом обязательно придут — вы же мне помогали. Забирай золото и пса и уходи. Уезжай из Занзиба. Отправляйся к варварам, на север — там можно скрыться.
— На север! — охнул Джамал. — Да что же мне там делать, на этом севере?
— Купи всё, что нужно, и открой ресторан с рашпухтской кухней, — посоветовал Абдулла. — Золота на это хватит, а повар ты превосходный. Состояние себе сделаешь!
— Правда? — усомнился Джамал, переводя взгляд с Абдуллы на горсть золота. — Ты серьёзно так думаешь?
Абдулла не сводил беспокойных глаз с прохода между палатками. Теперь там было полно народу — не стражников, а наёмников-северян, и бежали они со всех ног.
— Только уходи прямо сейчас, — сказал он.
Джамал услышал клацанье ног бегущих солдат. Он вытянул шею, чтобы удостовериться во всём своими глазами. Затем он свистнул псу и исчез — так проворно и тихо, что Абдулле осталось лишь дивиться. Джамалу хватило времени даже на то, чтобы снять шашлык с мангала и не дать ему подгореть. Наёмникам остался лишь котёл недоваренных кальмаров.
— В пустыню, быстро! — шепнул Абдулла ковру.
Ковёр тут же взвился в воздух, как обычно, вильнув в сторону. Абдулла подумал, что неминуемо свалится с него, однако тяжесть оков продавила ковёр посередине, сделав из него нечто вроде гамака. А скорость пришлась кстати. Солдаты кричали Абдулле вслед. Раздались какие-то громкие удары. Через несколько мгновений синее небо рядом с ковром пересекли две пули и арбалетная стрела — пересекли и упали вниз. Ковёр метался из стороны в сторону — над крышами, через стены, мимо башен, а потом заскользил по самым вершинам пальм и стал стелиться над огородами. И наконец, он вылетел в горячую серую пустоту, под огромным куполом небес отливавшую белым и жёлтым, и оковы Абдуллы стали неприятно нагреваться.
Свист ветра утих. Абдулла поднял голову и обнаружил, что Занзиб уже успел превратиться в крошечную кучку башенок на горизонте. Ковёр неспешно миновал всадника на верблюде, который удивлённо повернул ему вслед закутанное покрывалом лицо. Он начал снижаться. Тогда всадник повернул верблюда и пустил его рысью по направлению к ковру. Абдулла прямо-таки видел, как он радостно думает о том, что сейчас разживётся настоящим, действующим ковром-самолётом, владелец которого весь в цепях и сопротивления не окажет.
— Выше, выше! — чуть ли не завизжал Абдулла. — На север!
Ковёр тяжко набрал высоту. От каждой его ниточки веяло раздражением и неохотой. Он неуклюже заложил вираж и прогулочным шагом двинулся на север. Всадник на верблюде бросился наперерез, перейдя на галоп. Поскольку летел ковёр невысоко, достать его с галопирующего верблюда ничего не стоило.
Абдулла понял, что настало время решительных формулировок.
— Берегись! — крикнул он всаднику. — Занзибские власти выслали меня из города в оковах, чтобы я не распространил ужасную заразу!
Однако заставить всадника поверить оказалось не так-то просто. Он осадил верблюда и последовал за ковром аллюром помедленнее, вытягивая из поклажи палаточный шест. Этим шестом всадник явно намеревался скинуть Абдуллу наземь. Абдулла поспешно переключился на ковёр.
О превосходнейший из ковров, — зашептал он, — о многоцветнейший из паласов, о нежнейшее произведение ткаческого искусства, в прелестный ворс которого вплетены могущественные чары, боюсь, доселе я относился к тебе без должного почтения. Я отдавал тебе грубые приказы и даже кричал на тебя, а ведь теперь мне понятно, что твоя ранимая натура нуждается лишь в мягчайших из просьб. Прости меня, о, прости!
Ковру это понравилось. Он натянулся потуже и прибавил ходу.
— А я, я — презренный пёс, — продолжал Абдулла, — я заставлял тебя, ужаснейшим образом обременённого моими оковами, трудиться в знойной пустыне! О славнейший и элегантнейший из ковров, теперь я думаю только о тебе — и о том, как бы побыстрее избавить тебя от этой чудовищной тяжести. Если бы ты только согласился не спеша — скажем, чуть быстрее верблюжьего галопа — полететь к ближайшему пустынному поселению на севере, где я бы нашёл кого-нибудь, кто расклепал бы цепи, — так вот, не вступит ли это в противоречие с твоим кротким и утончённым нравом?
