Сергей Голицын - Страшный Крокозавр и его дети
Выступила Светлана.
– Вы знаете, что все отряды уже давно потихоньку готовят свою самодеятельность? Чей номер будет самый лучший? Кто займет первое место в интернате?
– Мы тоже будем искать это первое место! – подчеркивая слово «искать», воскликнул Петр Владимирович. – А кто из вас уже нашел свои номера?
Нина Вьюшина, кокетливо улыбнувшись, встала, ни гинула свою длинную шею и, склонив голову набок, рассказала, что в паре с Васей Крутовым готовит венгерский танец и соло – танец румынский. Не без гордости она добавила, что костюмы шьются прямо-таки чудесные.
– Ключик, а ты какой номер приготовил? – спросила Мишу Галя Крайнева.
– Я не хочу выступать, – не поднимая головы, буркнул Миша.
– Почему? – удивилась Галя. – А юмористические рассказы?
– Не хочу, и все.
– Галя, не настаивай, – вмешался Петр Владимирович. – В концертах самодеятельности выступают только добровольно. Между прочим, я могу помочь тем, кто хочет читать стихи или рассказы.
Галя Крышечкина тут же откинулась, быстро и оживленно зашепталась с Аллой Анохиной, сидевшей сзади нее. Обе девочки одновременно подняли руки.
– Пожалуйста, принесите нам стихи и чтобы очень хорошие, – также одновременно сказали Алла и Галя.
Потом перешли к «разному». И вдруг вскочил Вова Драчев.
– А как же Ключарев и Крутов? А их когда будем прорабатывать?
Со всех сторон на него полетели негодующие взгляды, послышались презрительные шепотки: «Тюфяк!»
– Мне кажется, сбор отряда не должен рассматривать поступок Миши и Васи, – убежденно сказал Петр Владимирович, не вставая с места. – Я уверен, у нас такие случаи больше не повторятся.
– Что, получил? – Вася Крутов показал Вове не то кулак, не то кукиш.
Галя Крайнова уже хотела было объявить, что сбор отряда окончен, но Петр Владимирович ей шепотом напомнил:
– Галя, еще о том, как пересаживаться.
– Задержитесь на две минуты, – скомандовала Галя Крайнова. – У нас неправильно размещены ребята за партами: слабые ученики сидят со слабыми, а сильные – рядом с сильными. А надо по-пионерски, чтобы сильный сидел на одной парте со слабым и помогал ему. – Она повернулась к Петру Владимировичу, который в это время перелистывал классный журнал, и спросила его: – Вы как бы хотели рассадить?
Тот с трудом вылез из-за парты, даже крышка затрещала, встал рядом с Галей Крайновой и, пробегая глазами фамилии в журнале, начал говорить:
– Вот, например, два хороших ученика, которых я предлагаю рассадить, – Игорь Ершов и Алла Анохина. Этим самым…
Что случилось? Будто электрический ток проскочил по рядам. Кто сидел наклонившись, тотчас же выпрямился, многие спрятали головы в плечи. Все будто оцепенели. Иные глядели явно враждебно. Галя Крышечкина покраснела и сердито сверкнула своими большущими глазами. Игорь Ершов и его соседка Алла Анохина совсем растерялись. Светлана переменилась в лице. Она то прижимала пальцы к виску, то отпускала их, одновременно отрицательно мотая головой, посылала какие-то тайные знаки Петру Владимировичу.
Что случилось? Он ничего не понял, но почувствовал, что сделал какую-то грубую ошибку.
Галя Крайнова встала из-за учительского стола.
– Я – председатель совета отряда, – мужественно отчеканила она, – я категорически против. Ершова и Анохину рассаживать нельзя!
Все заволновались, несомненно одобряя Галю Крайнову.
Встала и Светлана.
– Петр Владимирович, вы у них не все порядки успели узнать. Галя Крайнова права. Игоря и Аллу рассаживать нельзя, – сказала она.
Петр Владимирович пристально оглядел всех. Почему между учительским столом и первым рядом парт словно встала стеклянная стена? Он почувствовал одно – сейчас никак нельзя выяснять это «почему?».
– Ну хорошо, отложим этот вопрос до понедельника, – сказал он и посмотрел на часы. – А сейчас на ужин…
Хоть бы кто-нибудь подошел к нему с самым пустяковым вопросом или попросил его прийти в спальню с новым рассказом! Все разошлись молча, явно избегая его.
Он остался вдвоем со Светланой в опустевшем и тихом классе.
– Сбор начался на пять с плюсом, а кончился из-за вас хуже чем на единицу, – горько упрекнула его Светлана. – Вы историю Игоря и Аллы не таете, а я ее узнать успела, да еще во всех подробностях.
Они договорились, что после отбоя отправятся домой вместе. По дороге она ему все расскажет.
ЧТО ЭТО-ДРУЖБА ИЛИ?..
За ужином Петр Владимирович сел за отдельный столик. Ему хотелось собраться с мыслями.
Он решил до встречи со Светланой ничего серьезного не предпринимать, поменьше разговаривать с ребятами. Сейчас он вызовет Мишу Ключарева и передаст ему записку с вопросами Вячеслава Александровича для матери. А потом подольше, до самого отбоя, займется с Вовой Драчевым.
Он встал и позвал Мишу.
И они пошли через всю столовую: впереди – высокий, плечистый, нахмуренный атлет, сзади – тщедушный, сутулый мальчик.
– Смотрите, Ключика прорабатывать повели! – послышался тревожно-сочувствующий возглас Васи Крутова.
– Ну, Ключик теперь пропал! – раздалось испуганное восклицание Наташи Ситовой.
На каждом этаже обоих спальных корпусов на противоположных концах коридоров есть по маленькой комнатке. Это «воспитательские», где ночуют дежурные воспитатели; туда же они вызывают озорников для неприятных разговоров.
В такую комнатку и привел Петр Владимирович Мишу. Только он закрыл дверь и хотел передать мальчику записку, как послышался осторожный стук.
– Войдите, – недовольно отозвался Петр Владимирович.
На пороге стоял Вася Крутов.
– Ты чего?
– Я тоже пришел.
– А я тебя звал?
Вася сконфузился, захмыкал своим горбатым носом.
– Ну ладно, заходи. – Петр Владимирович улыбнулся, поняв, почему пришел Вася: уверен, что Мише предстоит головомойка за избиение Драчева, и явился разделить участь своего верного дружка.
– Мальчики, по-моему, мы на сборе договорились, что не будем поднимать вопроса о драке, – сказал Петр Владимирович.
– Правда, не будете? – недоверчиво переспросил Вася.
– Вы же, кажется, захотели стать изыскателями.
– Вроде бы захотели, – нерешительно подтвердил Вася.
Миша Ключарев промолчал. Петр Владимирович встал.
– А теперь, Вася, мне с Мишей надо еще об одном дельце потолковать.
– Это о Мишкином мяуканье? – встревожился Вася.
Петр Владимирович ничего не ответил, легонько подтолкнул его в плечо и закрыл за ним дверь.
Миша, словно защищаясь, отодвинул стул и прислонился к стене.
– Сегодня утром я был у твоей матери, – начал Петр Владимирович. – Мне нужно, чтобы ты ей передал записку…
Петр Владимирович оборвал речь. Узкие черные глаза Миши смотрели на него с какой-то непонятной злобой и тоской. Это были глаза пойманного и связанного волчонка.
– Значит, приходили жаловаться на меня? – с недетской горечью выдавил мальчик.
– Нет, нет, – ответил Петр Владимирович и встал. «Надо кончать разговор, – подумал он. – Все равно волчонок не поверит мне. Но матери он поверит». – В понедельник мне принесешь ответ. – Петр Владимирович открыл дверь, выпустил Мишу и сам пошел следом за ним.
Миша двинулся по коридору, не оглядываясь.
Петр Владимирович вызвал теперь Вову Драчева и сел с ним заниматься. С трудом преодолели они одну теорему, принялись за другую. Вдруг Вова поднял свою белую кудлатую голову и буркнул:
– Знаете, как все ребята на вас злы!
– Почему злы?
– А потому, что вы захотели рассадить Игоря и Аллу.
– Ну и что ж тут такого?
– Да ведь Игорь и Алла все равно как Ромео и Джульетта.
– Ты читал Шекспира?
– Нет. Наши девчонки читали.
Петр Владимирович не знал, что говорить.
– Вот что: хватит отвлекаться. Какая там следующая теорема?
Пока Вова бормотал, мысли педагога беспорядочно метались.
«В шестом классе – и такие отношения! Тем более их надо рассадить!.. Однако как просто и как серьезно объявил об этом Вова…»
После диктанта, перед самым отбоем, Петр Владимирович на минуту заглянул к девочкам в спальню. Там уже легли. Он сказал:
– Спокойной ночи.
Только с двух или трех кроватей отозвалось невнятное «спасибо».
Петр Владимирович закрыл дверь и поднялся к мальчикам. И в их спальне было темно. На его «спокойной ночи» никто не ответил.
Он спустился в нижний этаж и доложил Валерии Михайловне, что все в порядке.
– Мне приходится вторично вам заметить, – холодно сказала она, – вы с ними чересчур мягки, и вот результат – ваш класс опять на последнем месте.
Петр Владимирович стоял и молчал. О, он многое мог бы возразить Валерии Михайловне! Ведь ничего же не случилось за вечер. Чем занимались ребята? Разошлись по кружкам, читали, играли в домино, дежурные мыли полы, убирали спальни. Возможно, громко разговаривали. Возможно, бегали. А эти, с голубыми повязками, их записали. Ну и что ж тут такого? О, он мог бы много рассказать Валерии Михайловне о сегодняшнем дне – и хорошего, и плохого! Но предпочел промолчать.
