Ольга Озаровская - Старины и сказки в записях О. Э. Озаровской

Было у нас во Царе-гради
Наехало проклятоë чюдишшо.
Да сам ведь как он семи аршын,
Галова у его да как пивной котел,
А ножишша как-быть лыжишша,
Да ручишша да как-быть граблишша,
Да глазишша да как-быть чашишша.
У царя Костянтина Атаульевичя
Сковали у его да ноги резвые
Тема жа залезами немецькима,
А свезали его да руки белые
Тема же опутьеми шолковыма,
Кнегину Опраксею в палон взели.
Во ту-то пору да во то времечько
Перепахнула веска за реку Москву,
Во тот же как ведь Киев град
К тому же ведь да к Ильи Муровичю:
«Да ой еси ты, Илья Муровичь!
Уж ты знаёшь ле, про то ведаёшь?
Помёркло у нас да соньцо красное
Потухла звезда да поднебесная:
И ныньче у нас во Царе-граде
Наехало проклятое чудишшо;
А сам как он из семи аршын,
Голова его да как пивной котел,
А ножишша как-быть лыжишша,
А ручишша как-быть граблишша;
А глазишша как-быть чашишша.
У царя Костянтина Атаульевичя
Сковали у его да ноги резвы же
Тема же залезами немецькима,
Свезали его руки белые
Тема же опутьями шолковыма,
Кнегину Опраксею в полон взели».
Да тут же ведь да Илья Муровичь
Надеваёт он тут платье цветное
Выходит на середу кирпицнею
Молитьсе Спасу Пречистому.
Да Божьей Матери, Богородици.
Пошел Илья на конюшон двор
И берет как своего добра коня,
Добра коня со семи цепей;
Накладыват уздицю тасмянною,
Уздат во уздилиця булатные,
Накладыват тут ведь войлучек,
На войлучек он седелышко;
Подпрегал он двенадцать подпруженёк,
Ишша две подпружки подпрягаютси
Не ради басы, да ради крепости,
Не шшиб бы богатыря доброй конь,
Не оставил бы богатыря в чистом поли.
Да скоро он скачёт на добра коня;
У ворот приворотников не спрашивал, —
(Они думали, поедет воротами.)
Да он машот через стену городову жа.
Едёт он по чисту полю, —
Во чистом-то поли да курева стоят,
В куревы-то богатыря не видети.
Да ехал он день до вечера,
А темну-то ночь до бела свету,
Не пиваючи он, да не едаючи,
Добру коню отдоху не даваючи.
Конь-от под им как потпинатьсе стал.
Бьет он коня и по тучьним ребрам:
«А волчья сыть,[52] травяной мешок!
А што тако подпинаисьсе,
Надо мной над богатырём надсмехаисьсе?»
А конь скочил, — за реку перескочил.
А прошло три дороги широких — е
А не знат Илья, да куда ехати.
А во ту пору, во то времечько
Идет как калика да перехожая,
Перехожа калика безымянная.
Говорит как тут да Илья Муровичь:
«Уж ты здравсвуёшь, калика перехожая,
Перехожа калика безымянная!
А где ты был да ты куда пошёл?»
Отвечает калика да перехожая,
Перехожа калика да безымянная:
«Я иду ведь тут из Царя-града,
Я пошёл ведь тут во Киёв град».
Говорил как тут да Илья Муровичь:
«Уж ты ой еси, калика перехожая,
Перехожа калика безымянная!
А што у вас да во Царе-гради?
Ишша всё ле у вас там по старому,
Ишша все ле у вас там по прежному?»
Говорит как калика перехожая,
Перехожа калика безымянная:
«Уж ты ой еси, да Илья Муровичь!
А у нас ведь нынь во Царе-гради
Не по старому, не по прежному.
А потухло у нас соньцë красноë,
А помёркла звезда поднебесная:
Как наехало проклятоë чюдишшо;
Ишша сам как он семи аршин,
Голова его как пивной котёл,
А и ножишша, как-быть лыжишша,
А и ручишша, как-быть граблишша,
А и глазишша как-быть чяшишша.
У царя Костянтина Атаульевичя
Ишша скованы ноги резвые
А тема жа залезами немецькима,
Ишша связаны руки белые
А-й тема опутьями шолковыма».
Говорит как тут Илья Муровичь:
«Уж ты ой еси, калика перехожая,
Перехожа калика безымянная!
Ишша платьем с тобой мы поминямьсе:
Ты возьми у мня платье богатырскоë,
А отдай мине платье калицькоë».
Говорит как калика перехожая:
«Я бы не взял платья богатырьскаго,
Я бы не отдал платья калицького,
А едно у нас солнышко на неби,
А един у нас могут богатырь
А старо казак да Илья Муровичь;
А с тобой с Ильей дак и слова нет».
Они платьём тут да поминялисе.
Ишше тут же ведь Илья Муровичь
Он ведь скинул платьё богатырскоë,
А одел собе платьё калицькоë
И оставил калики добра коня.
Он ведь сам пошел тут каликою;
Ишша клюцькой[53] идё потпираитьсе, —
Ишша клюцька под им изгибаитьсе:
Говорит тут Илья Муровичь:
«Не по мне ета клюцька и кована,
Ишша мало залеза ей складено;
Ишша сорок пуд во единой фунт».
(Не худой видно сам был.)
А идет как калика да по Царю-граду;
А скрыцял как он да по калицькому,
Засвистел как он по богатырьскаму, —
А проклятоë тут чюдишшо
Оно чуть сидит на лавици.
А та же калика перехожая,
А идет ведь к чюдишшу в светлу гридню.
Он ведь молитьсе Спасу Пречистому,
Он ведь Божьей Матери, Богородици.
А сидит проклятоë чюдишшо,
А сидит оно ведь на лавици;
Ишша сам как он семи аршын,
Голова его как пивной котел,
Ишша ножишша, как-быть лыжишша,
Ишша ручишша, как-быть граблишша,
Ишша глазишша, как-быть чашишша.
Говорит как проклятое чудишшо:
«Уж ты ой еси, калика перехожая!
Уж ты где ты был, куды ходил?» —
«Уж я был во городи во Киеви
У стара казака да Ильи Муровичя».
Говорит как тут ведь ишше чюдишшо:
«А каков у вас и могут богатырь,
Ишша стар казак да Илья Муровичь?»
Говорит калика перехожая,
Перехожа калика безымянная:
«А таков у нас могут богатырь,
Ишша стар казак да Илья Муровичь:
А в один мы день с им родилисе,
А в одной мы школы грамоты училисе,
А и ростом он такой, как я».
Говорит проклятоë чюдишшо:
«Ишша много ле он хлеба к выти[54] съес?»
Говорит калика перехожая:
«От ковриги краюшецку отрушаёт,
А и той краюшкой трое сутки живет».
Говорит проклятое чюдишщо:
«По сторублевому быку да я ведь к выти ем!»
Говорит как калика перехожая,
Перехожа калика да безымянная;
«У нас, у попа была коровушка обжориста
Да много жорила, ей и розорвало!»
Говорит проклятое чюдишшо:
«Я и буду в городи въ Киеви, —
Ишше буду я как баран тусён,
Как баран тусён, как сокол есён;
Стару казака да Илью Муровичя
На долонь посажу, другой росхлопну, —
У его только и мокро пойдë».
Стоит как калика перехожая,
Он смыаë шляпоцьку воскрыньцату,
Он и взгрел чюдишша по буйной главы.
Покатилась голова, как пивной котел.
Тут ведь павелы и юлавелы.
Ишше та его сила неверна жа
И схватали тут да Илью Муровичя,
А сковали его ноги резвы жа
А-й тема залезами немецькима,
А свезали его руки белы жа
Тема же опутьями шолковыма.
Говорит как тут да Илья Муровичь:
«Уж ты Спас, уж ты Спас Многомилослив,
Уж ты, Божья Мать, Богородиця!
Уж вы што на миня да ек прогневались?»
Приломал все залеза немецкие,
Он прирвал опутьни шолковые;
Он ведь стал по силы тут похажывать,
Он ведь стал ту силу поколачивать,
Он прибил их всех до единого.
Ишша ихны те ведь тулова
Он выкидыват окошечьком на улоцьку,
Ишша сам он им приговариват:
«А пушшай ваши те ведь тулова
А-й серым волкам на розрываньё,
А черным воронам на росклеванье,
Ишша малым робятам на изрыганьё».
У царя Констянтина Атаульевичя
Росковал у его да ноги резвые,
Розвезал у его руки белые;
А кнегину Опраксею назад ведь взял;
Посадил он их тут на царство жа.
А пошел как тут да Илья Муровичь,
А приходит он ко меньшой реки
Ко тому калики перехожое.
Ишша тут калика перехожая,
Перехожа калика безымянная
И не можот он его конем владать,
А его коня в поводу водит.
Они платьём тут розминялисе:
Ишша тот ведь да Илья Муровичь.
Он ведь скинул платье калицькоë,
Он одел ведь платье богатырское.
Ишша тут они розъезжжалисе,
Ишша они тут роспрошшалисе;
А Илья поехал домой ведь тут,
А калика пошел, куды надомно.