Памела Трэверс - Мэри Поппинс открывает дверь
Вот и Вишнёвый переулок. Уже виден знакомый флюгер в виде подзорной трубы, вертящийся над домом адмирала Бума.
— Эх, летал бы и летал без конца! — восторженно выкрикнул Майкл.
— Ну хотя бы до конца дня! — осторожно пожелала Джейн.
— Напоминаю, что мы должны быть дома не позже часа дня! — одёрнула их Мэри Поппинс. — Не отставайте, сделайте одолжение!
И она направила нос зонтичного попугая в сторону Дома Номер Семнадцать. Дети покорно вздохнули. Ласково потрепав своих мятных лошадок по шее, они пошли на снижение.
Ровно подстриженная садовая лужайка стала медленно приближаться. Разгорячённые быстрой ездой леденцовые тросточки, как настоящие лошадки, вставали на дыбы и упирались. Робертсон Эй приземлился первым. Его трость была воткнута в клумбу анютиных глазок. Робертсон Эй встрепенулся, открыл глаза, удивлённо потряс головой и протяжно зевнул. Потом собрал разлетевшиеся по земле пакеты и свёртки и заплетающимися ногами потащился к дому. А невдалеке, у вишнёвых деревьев, всё ниже и ниже опускались дети. Вот их ноги коснулись зелёной травы газона, а леденцовые тросточки послушно замерли посреди лужайки.
В этот же момент зонтик с ручкой в виде головы попугая распустил чёрные шёлковые крылья и мягко спланировал на цветочную клумбу. Мэри Поппинс грациозно ступила на землю, сложила зонтик и сунула его под мышку. Судя по её надменной походке, по изящно садящей на голове шляпке, по аккуратно уложенным волосам и опрятной одежде, никто и предположить бы не мог, что только что эта великолепная дама носилась над парком верхом на зонтике.
— Здорово полетали! — воскликнул Майкл. — Какое счастье, что у вас оказались булавки, милая Мэри Поппинс!
Он кинулся к ней, обнял за талию и принялся скакать в порыве восторга.
— Разве это Сад Для Глупых Скачек? — подняла брови Мэри Поповне. — Сию же минуту отпустите меня, Майкл Бэнкс!
— Теперь я всегда буду в отличном настроении! — выкрикивала Джейн. — И никто-никто на свете не назовёт меня бесхребетным нытиком!
— Очень сомнительно, — недоверчиво хмыкнула Мэри Поппинс и принялась собирать леденцовые тросточки.
— Отдайте, пожалуйста, мою! — попросил Майкл, протягивая руку к мятной лошадке.
Но она подняла пучок леденцов над головой и направилась к дому.
— Я не буду есть её, Мэри Поппинс! — канючил Майкл. — Ни кусочка не откушу!
В ответ ни звука. В полном молчании Мэри Поппинс проследовала вверх по лестнице с летающими тросточками в руке.
— Но ведь они наши! — не унимался Майкл, ища поддержки у Джейн. — Мисс Калико нам велела хранить их!
— Ничего подобного, — покачала головой Джейн. — Она сказала: «Если получится!»
— Конечно, получится! — настаивал Майкл. — Мы сохраним их и будем иногда кататься верхом!
Но пока тросточки преспокойно стояли в углу, и вряд ли кто-нибудь посмел бы к ним прикоснуться без разрешения Мэри Поппинс. Да и кто, рассуждали дети, может позариться на обыкновенные леденцы? Вскоре они привыкли к бело-розовым тросточкам, как к любым вещам, стоявшим в детской: шкафу, тумбочке или кроватям. А неподвижные мятные лошадки, казалось, затаились и только и ждут, когда их оседлают и они отправятся на новую прогулку…
* * *День угас, пора было умываться и ложиться спать. По детской разливался сладкий аромат сахарных леденцов. Майкл вышел из ванной и не преминул глянуть на мятных лошадок.
— Стоят — и хоть бы что! — шепнул он Джейн. — Но мне кажется, сегодня нам спать не стоит. Вдруг ночью что-нибудь произойдёт!
Джейн кивнула. Она была уверена, что волшебные тросточки не могли так просто снова превратиться в обычные сласти.
Мэри Поппинс пожелала им спокойной ночи, погасила свет и вышла. Оставшись одни, дети затаились и, не отрываясь, поглядывали в угол, где рисовались тёмные силуэты леденцовых тросточек.
— Куда отправимся завтра? — шёпотом спросил Майкл. — Может, поскачем к тётушке Флосси и спросим, как ей понравилась вчерашняя езда?
Он широко зевнул, и правый глаз его закрылся сам собой. «Смотреть можно и одним, — подумал Майкл, — а другой пока отдохнёт».
— А я бы с удовольствием слетала в Тимбукту, — тихо проговорила Джейн. — Вот было бы отличное путешествие!
Последовала долгая пауза…
— Майкл! — окликнула его Джейн. — А ты хочешь увидеть Тимбукту?
Но Майкл не ответил. Он всего-то на секунду закрыл второй глаз и тут же уснул.
Джейн уже тоже клевала носом. Последним усилием она ещё попыталась следить за неподвижными леденцами, но голова её склонилась на подушку и закружилась в приятной дрёме.
— Тимбукту-у… — засыпая, пробормотала Джейн и погрузилась в глубокий сон…
Внизу дедушкины часы пробили десять, но Джейн ничего не слышала. Она не услышала, как Мэри Поппинс прокралась в детскую и стала раздеваться под ситцевой ночной рубашкой. Она не слышала, как мистер Бэнкс обошёл дом и запер все двери. Наконец весь дом погрузился в сон. А Джейн снились лёгкие лошадки, которых почему-то звали так же, как и её…
— Джейн! Джейн! Джейн! — звучал в её ушах настойчивый шёпот.
Она подняла голову и убрала с глаз рассыпавшиеся волосы. Позади спокойно спавшей на своей раскладушке Мэри Поппинс сидел на краю своей кровати Майкл и таинственно прижимал палец к губам.
— Я слышал странный шум, — прошептал он.
Джейн замерла. Да! До её ушей тоже донёсся неясный шорох. Затаив дыхание, она прислушивалась к непонятным отдалённым звукам, похожим на тихий свист:
«Фыо-фью! Фью-ю-ю-ю!»
Свист приближался. Вдруг снаружи в ночной темноте послышался тоненький голосок:
— Ко мне, Сахарок! Пойдём, Быстроножка! Сюда, Леденец! Быстрей, Мятное Ушко! Пора!
И тут же в углу что-то задвигалось, зашуршало, зацокало.
Тук! Дзынь! Шур-рр!
Все четыре леденцовые трости разом поднялись в воздух и одна за другой вылетели в окно. Детей как сдуло с постели. Они на цыпочках кинулись к окну и перегнулись через подоконник. Темень — хоть глаз выколи! На небе ни одной звёздочки! Но сквозь ветви вишневых деревьев что-то светило, сверкало, переливалось, играло металлическим блеском.
Это была мисс Калико. В своём странном платье, утыканном булавками, будто ежиными иголками, она гарцевала в небе на мятной лошадке. Хлыст в её руке легонько пощёлкивал, а тонкие переливы свистка пронизывали ночь, словно соловьиные трели.
— Живее, коняшки-черепашки! — подгоняла мисс Калико летящие на её зов леденцовые палочки. — Плясун, неслух ты эдакий! Ко мне!
И откуда-то из подвала прилетела к ней ещё одна тросточка.
— Это, наверное, лошадка Робертсона Эй, — предположила Джейн.
— А ты куда запропастилась, Лакомка? Скачи ко мне, девочка! — Мисс Калико слегка щёлкнула хлыстиком.
Тут же из окна мисс Ларк выскользнула ещё одна тросточка и принялась весело скакать вокруг мисс Калико.
— Идём, Полосатик! Скорее, Конфетка! Яблочко! Рысачок!
Со всех сторон к ней слетались леденцовые трости, и мисс Калико сверкающей звёздочкой вилась среди них.
— Перебирай копытцами, Цветочек! Не отставай, Медок! Кто скачет резвее, тот и дома скорее!
Она посвистывала, пощёлкивала хлыстом и весело смеялась, а леденцовые лошадки гурьбой устремлялись за нею. Всё небо уже было усеяно летящими сахарными тросточками. Оно, казалось, подрагивало от их звонкого топота и радостного ржания. Вначале мятные лошадки выглядели тёмными, бесцветными тенями. Но вот над парком показался краешек луны. Она просвечивала сквозь ветви деревьев, и сахарные лошадки сразу же заиграли яркими красками. Они сверкали и мерцали, их розовые копытца искрились в лунном свете.
— За мной, мои красотки! Вперёд, мои сахарные! — не унималась мисс Калико, призывая своих лошадок.
Хлыст её щёлкал. Свисток нежно свиристел. И весёлый табунок цветным облачком нёсся за нею следом.
А тем временем луна взошла над деревьями парка, полная и ясная. Джейн вдруг схватила брата за руку.
— Ой, Майкл! — прошептала она. — Смотри, луна синяя!
Луна и впрямь казалась синей-синей. Она медленно плыла по небу над парком, над Вишнёвым переулком, и от её лучей всё вокруг мерцало голубоватым светом. Луна поднялась на самую середину небесного купола и, словно громадный синий ночник, висела над спящим городом.
А в её свете, будто стая летучих мышей, высоко-высоко роились около мисс Калико игривые мятные лошадки. Их силуэты на миг чётко вырисовались на фоне синего диска луны и пропали, уносясь прочь. Звонкое щёлканье хлыста раздавалось всё тише и тише. Растаял в безмолвии ночи и тонкий голосок мисс Калико. Леденцовые лошадки пропали, словно и не было их никогда.
— Из самого лучшего сахара! — донеслось издалека слабым эхом.
Ещё несколько мгновений дети стояли у окна, прислушиваясь к тишине. Потом Майкл грустно промолвил:
