Уильям Николсон - Последнее пророчество
– Как несправедливо, – пожаловалась принцесса, – что мне приходится класть голову на подушку во время сна. Если ночью я ворочаюсь, то на лице образуются морщины. Смотри, милочка! Вот этой линии вчера не было.
– Разгладь ее, моя сладкая. Ланки поможет своей детке.
Казалось, Ланки не меньше госпожи волнуется о поддержании безупречной внешности принцессы, словно красота Сирей принадлежала им обеим. Хотя, конечно, в более широком смысле красота принцессы была собственностью всего государства Гэнг, как следовало из ее титула Жемчужины Совершенства, Сияния Востока и Услады Миллионов Глаз.
– Моя шея стала толще. Я уверена.
– Да нет же, сладкая. Это просто тень. – Ланки втирала нежное масло в кожу своей госпожи. – Почему бы моей девочке не выпить крошечный стаканчик молока?
– Не дразни меня, милочка. Я чувствую, что сегодня потолстею.
Йодилла была столь тонка и изящна, что Кестрель с трудом верилось, что принцесса – дочь своих родителей. Сирей уверила подругу, что до замужества ее мать была столь же совершенна.
– Женитьба делает нас толстыми. А еще дети. Не думаю, что когда-нибудь у меня будут дети. Ланки справится с этим за меня. Правда, Ланки, милочка?
– Тебе не следует тревожиться об этом, бесценная моя. Сначала нужно выйти замуж.
– Знаю.
– А за кого ты выходишь замуж? – спросила Кесс, желая выяснить, что известно Йодилле.
– А, за того или за другого… – Мысли Сирей приняли другое направление. – Так что на самом деле делают замужние женщины, Ланки?
– Делают, дорогая? Что ты имеешь в виду?
– Ну, они же делают что-то такое, что заставляет их толстеть.
– Ах, детка, не то чтобы они что-то делают. Скорее они кое-чего не делают. Вот смотри, сколько забот нужно, чтобы сохранить твою красоту. А когда ты выйдешь замуж, тебе она больше не понадобится, не так ли?
– Вероятно, нет.
– Ну вот, ты и перестанешь о ней заботиться. Не успеешь оглянуться, а уже растолстела, как барсук.
– А каково это – быть толстой?
– Не так уж плохо, когда-нибудь сама поймешь. Например, не холодно. К тому же ты удивишься, сколько свободного времени у тебя появится.
Тщательный утренний туалет наконец-то был завершен, длинные волосы Сирей заплели в косы и уложили в узел. Ланки и Йодилла бросили последний взгляд на совместное творение, восхищенно вздохнули, и на лицо принцессы пала вуаль. Все это время экипаж вместе с прочим караваном медленно двигался вперед. Как только Йодилла оделась, Ланки дернула за веревку с колокольчиком, и колонна повозок с грохотом остановилась. Пришло время танцевального урока Сирей.
Палатку для танцев установили рядом с дорогой. Учитель танцев Лазарим почтительно постучал в дверь экипажа принцессы. Йодилла появилась с головы до пят закутанная в голубые и серебряные шелка тончайшей работы, которые таинственно струились вокруг нее, словно дымок. Кестрель пошла с ней, выступая в роли служанки и неофициальной подружки. Лазарим сопроводил их в палатку для танцев. В палатке не было окон, но сверху она была открыта полуденному солнцу. Здесь под мелодию, которую тихонько наигрывали на свирели и барабане музыканты с завязанными глазами, Лазарим стал учить Йодиллу танцу, называемому тантарацца.
Кестрель сразу же поняла, что Сирей не была прирожденной танцовщицей. Тантарацца оказалась танцем сложным. Требовалось сосредоточиться, чтобы запомнить замысловатую последовательность движений, а затем перейти от механического повторения к летящему ритму. Сирей никогда в жизни не приходилось сосредотачиваться на чем-либо, а если что-нибудь не получалось у принцессы с первого раза, она начинала скучать и вешала нос.
Лазариму страшно хотелось отшлепать королевскую дочь или хотя бы ущипнуть так, чтобы Йодилла запищала, заплакала или издала какой-нибудь другой звук – что угодно, кроме этого непрекращающегося вялого нытья.
– Почему я должна-а-а-а это делать? Сегодня я та-а-а-к устала. Будь лапочкой, отста-а-а-а-а-а-нь от меня!
– Вы должны научиться танцевать, сиятельная. Ваш отец хочет, чтобы вы вышли замуж, а когда вы будете выходить замуж, вам придется танцевать.
– Я знаю, дорогуша. Не приставай ко мне. Только я ведь не должна танцевать много, верно? Достаточно одного танца, разве нет?
– Достаточно, моя госпожа. Но этот танец должен быть совершенен. Знатные господа и дамы Домината должны говорить, что на свете нет никого прекрасной и грациозной принцессы Йодиллы из Гэнга.
– Но ведь так оно и есть, дорогой Лазарим. Поэтому какая разница, умею я танцевать или нет!
– Если вы не хотите танцевать, моя госпожа, я не буду спорить. А если хотите – вы должны научиться танцевать хорошо.
– Ну, так и быть. Разучим еще несколько движений. Только не запутывай меня.
Пока Кестрель сидела в сторонке и с растущим интересом наблюдала за зрелищем, Лазарим вновь начал повторять движения танца с Йодиллой: шаги в сторону, поклон, три поворота, остановка, призывный перестук с пятки на мысок, столкновение и вращение. Тантарацца – танец возвышенный. Для Лазарима тантарацца была искусством и страстью, любовью и религией, жизнью и смертью. Этот крошечный, но изысканный человечек оказался настоящим мастером танца. Поэтому он страстно хотел, чтобы его освободили от муки преподавания и позволили улететь в экстазе танца. Вместо этого Лазариму приходилось тупо повторять одно движение за другим, как какому-нибудь калеке.
– Нет, сиятельная, не так! Поворот делается быстрее, очень быстро; вы должны вертеться, словно юла, запоминаете? А останавливаться следует внезапно. Вот так! Смотрите, как взлетают мои юбки!
– Юбки, Лазарим? – Принцесса хихикнула. – Не смеши меня, лапочка. Каждая улыбка оставляет на лице морщинку.
– Еще раз, пожалуйста.
Когда танцевальный урок завершился, Сирей вместе с Кестрель направилась к королевскому экипажу на второй завтрак с отцом и матерью принцессы.
– Повезло же тебе, Кесс, – тебя не заставляют танцевать.
– А по-моему, танцевать – очень весело.
– Весело? Почему ты так говоришь? Это тяжело, нудно и совсем не весело.
Королевский экипаж охранялся гвардией Йохьян. Подойдя к балдахину, защищавшему ступеньки от солнца, Кестрель увидела, что сегодня сам Зохон, командир гвардейцев, находится среди солдат. Зохон оглянулся, и на мгновение их глаза встретились. Взгляд воина говорил Кесс: «Мы с тобой понимаем друг друга». Затем Зохон бросил взор на Йодиллу, лицо которой скрывала вуаль. Командир что-то сказал одному из своих людей, хлопнул его по плечу, громко и беззаботно рассмеялся и неторопливо направился восвояси. Слишком громкий смех и преувеличенно небрежная походка поведали Кестрель о многом. Всем своим видом Зохон хотел показать, будто его ничто не волнует.
Девушки забрались в королевский экипаж. Второй завтрак уже был подан, и Йоханна с трудом удерживался от того, чтобы не приступить к нему немедленно. Никто не обратил на Кестрель никакого внимания. Йоханна с супругой не одобряли ее присутствия – они оба считали, что Кесс выглядит странно, и к тому же считали, что принцессе ни к чему заводить друзей. Когда они высказали свои сомнения дочери, Сирей резко ответила: «Кестрель – моя подруга и будет со мной везде».
Сошлись на том, что Кесс не позволят сидеть за общим столом – для нее накрывали отдельный маленький столик. Кестрель это вполне устраивало – очень скоро все забыли о ее присутствии и разговаривали между собой так, словно девушки здесь и не было.
– Как себя чувствует сегодня моя драгоценная дочь? – спросил Йоханна, поднимая вуаль и с гордостью разглядывая лицо Йодиллы.
– Ах, папа, – отвечала Сирей. – Я хочу домой.
Йоханна вздохнул. Правитель Гэнга ненавидел путешествия.
Больше всего на свете ему хотелось сейчас очутиться в родном городе Обагэнге, в своем дворце, со своими собаками и лошадьми, чтобы уснуть в собственной постели, вдыхая ее такой привычный и приятный запах.
– Таков наш долг, бесценная моя. – И правитель меланхолично потянулся за пирогом.
– Не понимаю, почему ты должен делать то, чего не хочешь, папа.
– Кушай, Сирей, – сказала мать. – Ты чахнешь на глазах.
– Это мой долг перед подданными… – начал Йоханна, однако осекся и принялся поедать пирог.
Да, не так-то просто все объяснить. В былые времена далекая страна Доминат могла только ловить отблески сияния могущественного Гэнга. Однако со временем Гэнг, словно стареющий великан, становился все слабее, а Доминат наращивал свою мощь и захватывал земли, в старину находившиеся под влиянием Гэнга.
Раздался стук в дверь. Йоханна нахмурился и знаком велел дочери опустить вуаль.
– Войдите!
В комнату с поклоном вошел великий визирь. Из всех подданных Йоханны только Барзану разрешалось прерывать королевскую трапезу. Вторжения великого визиря были частыми, внезапными, и он всегда приносил дурные вести, сообщая их почтительным замогильным голосом.
